Двойная шутка

Слуга бесшумно и оперативно поставил перед ним тарелку с говяжьим языком и черносмородиновым муссом. Филипп кивнул с признательностью – он целый день почти не ел – и взглянул на своих родителей и сестру Селесту как будто со стороны, как посмотрел бы человек с улицы.

У мамы были темно-каштановые волосы, убранные сегодня, как и обычно, в высокую аккуратную прическу, и создавалось ощущение, что из всей косметики она пользовалась только белилами и карандашами для губ и бровей – и при этом выглядела еще довольно свежо. У отца до сих пор была светлая густая шевелюра, в которой, может, и пробивались серебряные нити, но на общем белесом фоне это было незаметно. Его лицо было привычно загорелым – ведь большую часть года он проводил на свежем воздухе, в их поместье Мастерфилде. Он бы тоже выглядел моложе своих лет, если б не глубокие морщины на лбу. Селеста пошла в маму цветом волос и привычкой строго поджимать тонкие губы, а вот ее курносый нос и веснушки, которые она тщетно пыталась замазать, были неизвестно в кого.

Отец, Кристофер и Перси были одеты в костюмы без галстуков, а на Филиппе красовались синие джинсы и оранжевый свитер с оленями, который связала бабуля. Заметив на нем свое творение, бабуля чуть заметно наклонила голову.

– Всем привет, – сказал он, – надеюсь, вы хорошо съездили.

– Добрый вечер, Филипп, – суховато отозвалась мама, – да, нам повезло с погодой. Надеюсь, в следующий раз ты составишь компанию. А Персиваль пригласил на ужин своего знакомого из управления – знакомься, мастер 39 Александер. Мастер Александер, это наш старший сын Филипп. – По ее светскому тону никак нельзя было бы догадаться о том, что она не очень-то одобряет службу Персиваля. Да и в целом подвижный живчик Перси смотрелся как-то чужеродно в кругу неторопливой жениной родни.

39

Английское почетное обращение к юношам, раньше использовалось для обращения к тем, кто ниже по статусу джентльменов, священников и ученых, например, к мастерам трудовой гильдии.

– Скажите, Александер, – вступил в разговор отец Фила, – как в вашем управлении смотрят на проблему бездомных?

– С беспокойством, – ответил Алекс. Подумал и уточнил, хотя и так же кратко: – Мы наблюдаем.

– Я не просто так спросил. Видите ли, у нас под носом есть проблема, которую никто не хочет решать. В Лондоне растет число бездомных, – сообщил отец, – за последние пять лет оно выросло уже на сорок процентов. И если в связи с этим ничего не предпринимать, я могу поручиться, что… – Он оседлал любимого конька и явно не собирался сворачивать речь слишком быстро, поэтому Персиваль решил вмешаться:

– Этой проблемой у нас занимаются другие люди.

Однако отец не желал так просто оставлять волнующую тему:

– Некоторые бездомные взяли моду будить по утрам громкими звуками, и боюсь, однажды мы проснемся и узнаем, что город уже в их руках. Или даже узнаем не сразу.

– Почему не сразу? – уточнил Персиваль.

И тут Алекс слегка вышел из роли, пробормотав вполголоса:

– Потому что мы ленивы и не любопытны 40 .

Мадлен его услышала и слегка возмутилась:

40

«Путешествие в Арзрум», А.С. Пушкин.

– Говорите за себя, – слегка возмущенно сказала она, не поднимая верхней губы. Сегодня на ней было платье в пол с традиционным якобинским принтом, и она, как обычно, собрала свои каштановые волосы в высокий гладкий пучок.

– Это цитата, – сказал ей Филипп. По крайней мере он это предполагал.

– Филипп, откуда ты знаешь нашего гостя? – немедленно поинтересовалась мама.

– Это мой коллега по сериалу, – ответил ей Филипп (врать маме на прямой вопрос он никак не мог).

Тема сериала для собравшихся была своего рода табу, наравне с политикой, религией и деньгами, поэтому все вмиг поскучнели. Мама же перевела взгляд на Алекса и с обманчивой благожелательностью спросила:

– Зачем же понадобилось это представление? – От актеров она была еще в меньшем восторге, чем от полицейских.

Перси в дурашливо-покаянном жесте вздернул руки:

– Это была моя идея, я просто хотел немного вас разыграть. Что бы вы, так сказать, прочувствовали, услышали в красках, как непроста наша работа.

– Мы и так безмерно уважаем ваш труд, – произнесла мама с едва заметной иронией.

– Значит, вы не из Большого яблока? – с ощутимым разочарованием спросила Роза.

– Нет, я из Москвы, – отозвался Алекс уже на чистом английском. Собравшиеся поскучнели еще больше. Только миссис Сноудон постаралась сохранить любезный тон:

– Как бы то ни было, мы стараемся ко всем относиться без предубеждения, несмотря ни на какую политическую ситуацию.

– По-моему, эту ситуацию раскачивают специально, – вступил в разговор Кристофер.

Алекс глянул на него и спросил:

– Откуда у вас ссадина на щеке?

Мама Фила иронично подняла бровь. Как-то не принято было обсуждать за столом подобные вещи.

– Ниоткуда, – после неловкой паузы ответил Кристофер. – Я неудачно упал.

– Похоже на след ногтей. Будь я психологом, заподозрил бы в вашей с невестой паре классический тоннель, – заметил Алекс, – в данный момент на этапе манипуляций.

– Что, пардон? – переспросила Роза.

– Это прием, который заключается в том, что человека постепенно вводят в жесткий сценарий и постоянно добавляют ограничения. Закрепляют за ним роль, принуждают отказаться от части интересов, пытаются стереть некоторые его черты, манипулируют им, чтобы продлить игру, и все это в итоге приводит к полному параличу воли.

– И во всем этом вы обвиняете моего жениха? – холодно уточнила Роза.

– Что вы, – возразил Александер, – как я могу обвинять вашего жениха? Я вас имел в виду. В гипотетическом смысле, конечно, ведь я же не психолог, – с безмятежной улыбкой добавил он. И поднялся из-за стола: – Я, пожалуй, пойду. Хотя вы и отличная публика, но у меня сегодня еще пара мероприятий.

– Постойте, а песня? – вдруг громко спросила Селеста. Ей недавно исполнился двадцать один год, и она вовсю запудривала свои веснушки и старалась держаться солидно, хотя не всегда получалось. На ней, как и на Мадлен, было платье макси, но с цветочной вышивкой. – Перси сказал, что вы споете под гитару «Отель Калифорния», потому что вы американец и потому что Роза любит кантри-рок…

– Тихо ты, – шепнул ей Перси, но было поздно.

– Точно, – Алекс хлопнул себя по лбу, – а я чувствую – что-то забыл.

Он внимательно осмотрелся, как будто запоминая детали сцены для создания нужной атмосферы, и Филипп тоже машинально огляделся, хотя знал тут буквально каждый дюйм.

Стены были белыми, а карниз декорирован изображением сцен охоты. На окнах висели светлые занавески с желтыми цветочками, на полу раскинулся персидский ковер. Стулья и диван были покрыты тоже цветочным ситцем, а на викторианских креслах красовались алые плюшевые сиденья. У газового камина между креслами девятнадцатого века выглядывал мягкий столик. На стене рядом с черно-белыми картинами висело круглое винтажное зеркало. Да и вообще в целом в гостиной – никакой недорогой новой мебели, только старина, передаваемая по наследству.

Конечно, никакую «Калифорнию» Александр петь не стал, а затянул куплеты из какого-то иностранного романса. В процессе он откупорил бутылку выдержанного красного вина из бара Перси, налил себе в хрустальный бокал, выпил, проникновенно обращаясь к Филиппу и фамильярно хлопнув его по плечу, исполнил с Селестой элементы танца, хоть и не вприсядку: несколько раз закрутил ее и выполнил поддержку, а потом, усадив ее на место, бросил бокал через плечо, к вящему удовольствию бабули. Несколько красных капель при этом сорвалось на его белую рубашку.