Двойная западня

С тех пор их покой ничто не нарушало. Даже алкоголь, ставший лет шесть назад для Виктора врагом посильнее, чем все плохие парни мира, вот уже три года не представлял для них опасности. Правда, в этот промежуток времени Хижняк все-таки позволил себе один раз сорваться: тогда, пятнадцать месяцев назад, Марина впервые забеременела по их обоюдному согласию и потеряла ребенка — не смогла выносить. Виктор не явился забирать ее из больницы, Марина почуяла недоброе, сама приехала домой и застала его упившимся в хлам: за те три дня, что она лежала в палате, Хижняк отпустил тормоза настолько, что даже не сразу узнал ее. Но познакомились они при похожих обстоятельствах, поэтому Марина испугалась только в первый момент. Потом шок прошел — клин клином вышибают. Депрессия предыдущих дней сменилась агрессией и борьбой за выживание того, кого она любила, о чем, также по обоюдному договору, они друг другу старались не говорить. Несколько телефонных звонков, деньги, благо, сезон только закончился, финансов было достаточно, — и она, погрузив Виктора в машину, села за руль и увезла его по адресу, известному только очень ограниченному кругу людей. Через две недели она привезла его обратно, погруженного в себя и готового если не навсегда, то во всяком случае на долгие-долгие годы отказаться от спиртного.

Хижняк умел держать слово. Более того, после второй неудачной попытки обзавестись ребенком он, не слушая намеков врачей на возраст Марины (не каждой сегодня удается удачно забеременеть в тридцать восемь — экология, питание, стрессы), начал периодически искать и находить в окрестностях разных народных целительниц, якобы способных помочь их несчастьям. Сначала Марина упиралась, но потом втянулась и регулярно пила отвары, настойки, посещала сеансы непонятной ей терапии, будучи в полной уверенности: хуже от всего этого не будет.

Вот и сегодня Виктор возил ее в район Бахчисарая, где пришлось несколько часов прождать у дома очередной бабки, что-то такое делающей по древним татарским обрядам.

— Что там? — спросил он, хотя и сам знал — Тамара Сорокина все же пригласила их на свадьбу своей дочери и хочешь не хочешь, но придется ехать в Донбасс.

— Гуляем, — ответила Марина.

— Мне обязательно ехать? — Хижняк заранее знал ответ.

— А почему бы тебе и не поехать? Ты отпустишь меня на свадьбу одну?

— Ты и так свободная женщина, — коряво отшутился Виктор. — Тебе нечего и некого бояться.

— Вить, мы уже говорили на эту тему: я ничего не боюсь, а вот ты, по-моему, мандражируешь совершенно зря.

— Когда-то в Донбассе меня хорошо знали. И не с лучшей стороны. Светиться там опасно. В моем-то положении…

— Не нагнетай. — Марина обмахнулась конвертом, как веером. — Нормальное у тебя положение. Сам же меня успокаивал. Хочешь, я побью тебя твоим же оружием?

— Ну-ну…

— Тех, кто мог тебя знать или кто может узнать, благополучно постреляли лет десять назад. Там уже новые люди, причем более серьезные, чем бандиты твоей молодости. Я права?

— Именно это я и собирался тебе сказать. Виктор присел рядом с ней на скамейку, легко обнял за плечи, и Марина тут же прижалась к нему, потом удобно устроила голову на его коленях, а сама прилегла, спустив с края скамейки стройные ноги, до половины бедер скрытые просторными шортами.

— Мы давно никуда не ездили вместе, — проговорила она.

— Давно? Куда и когда в последний раз? Марина промолчала. За то время, что они жили здесь, в Ливадии, дальше Симферополя вдвоем не выезжали ни разу. Даже в Никитском ботаническом саду, казалось бы, вот он, рядом, гуляли всего-то раза три. Порознь тоже отправлялись куда-нибудь редко. Дважды Марина по каким-то неотложным делам наведывалась в Киев, и то Виктор настоял, чтобы не связывалась с поездами, летела самолетом, так быстрее. И один раз Хижняк отпустил ее в Турцию на неделю. Причина крылась не только в том, что, несмотря на свое бахвальство, Виктор все-таки не решался высунуть нос из надежного ливадийского убежища, чтобы не допустить риска наткнуться на старых знакомых. И не столько в том, что его не отпускала работа. Наоборот, трудясь исключительно на себя, Хижняк мог позволить не работать тогда, когда ему не хотелось, — вот в чем прелесть. Однако же парадокс: отдыхать он не хотел и не любил. Если Виктор решал отдохнуть, вокруг образовывалась пустота, которую нечем было заполнить. Это не касалось личной жизни. Наоборот, с Мариной, понимающей его с полуслова, Виктору было очень хорошо, надежно и спокойно.

Но именно это — состояние покоя— он ненавидел больше всего.

Однажды, когда три дня пришлось разбираться с бандитским наездом, Хижняк поймал себя на мысли, что ему хочется продолжения, затяжной войны, из которой он обязательно выйдет победителем, только повоевать бы подольше. Те дни пролетели как один, и осадила его, как ни странно, Марина. Увидев знакомый блеск в глазах, напряглась, задала несколько прямых вопросов, Виктор ответил на них машинально, говорил, что думал. И только потом, услышав себя, понял, какой наркотик попробовал после долгих месяцев воздержания.

Кажется, после той истории они впервые серьезно заговорили о ребенке: должно появиться важное обстоятельство, которое будет сдерживать пагубные для Хижняка желания снова и снова ввинчиваться в какую-нибудь переделку, искать приключений на свою пятую точку, рисковать, подпитывать себя адреналином…

— Так что там у Тамарки с будущим зятем? — спросил он, меняя тему.

— С будущим зятем у нее все шоколадно. — Марина расслабленно покачала ногой. — Тамарка молодец вообще. Сама не знает, от кого у нее девчонка, но прокрутилась грамотно: женила на себе кооперативщика, да еще имеющего крюкив киевском горкоме партии. Взяла его фамилию, а потом развелась под видом того, что не желает связывать свою жизнь и жизнь девочки с коммунистом. Тогда это было очень модно, помнишь?

— Ну да.

— Вот и отступного она с папика содрала еще до павловской реформы [2] . Быстренько вложила эти рубли в недвижимость — квартирные биржи тогда только-только начали появляться, помнишь?

— Угу.

— Короче, в ней экономист умер. Образования никакого, кроме высшего эротического. Зато денежки так грамотно считала, что в девяностые, когда все кругом лапу сосали, на ровном месте поднялась, бюро недвижимости открыла. Влезла в криминал, не без того…

2

Денежная реформа 1991 года в СССР. Название получила по фамилии премьер-министра СССР Валентина Павлова. Предполагала обмен крупных денежных купюр в январе — апреле 1991 г. Преследовала цель избавиться от избыточной денежной массы, находившейся в наличном обращении, и хотя бы частично решить проблему дефицита на товарном рынке СССР. Формальной причиной для проведения реформы была объявлена борьба с фальшивыми рублями, якобы завозимыми в СССР из-за рубежа. Реформой предусматривалось, что 50– и 100-рублевые купюры образца 1961 г. подлежат обмену на более мелкие купюры образца того же 1961 года. Всего обмену подлежало 51,5 млрд рублей из 133 млрд наличных, или около 39 % всей наличной денежной массы. Одновременно была ограничена сумма наличных денег, доступных для снятия в Сберегательном банке СССР, — не более 500 рублей. Планы правительства реализовались лишь частично: конфискационная процедура позволила изъять из обращения 14 млрд наличных рублей — приблизительно 10,5 % от всей массы или чуть менее 17,1 % от запланированных к изъятию 81,5 миллиарда.

— Глубоко?

— Не очень. Но в девяносто пятом прижали. Выхода не было, девочка на руках, поэтому по дешевке уступила бизнес и свинтила в Донецк. Почему туда и кем устроилась — понятия не имею. Краем уха слышала только, что там стреляли в те времена много. Потому затеряться оказалось легче, хотя и жить опаснее. Года через три вышла на связь, вся цветущая такая — опять недвижимостью занялась. Мы созванивались, я даже была у нее пару раз… Потом, сам знаешь, я потерялась…

— Ладно. Я тебя про зятя, а ты мне про тещу.

— Так я же о чем: Сорокина свою Лилю сначала по спецшколам и спецкурсам тягала, потом отправила в университет, на экономический. Но девочка вдруг захотела выучиться на юриста. Думаю, видела, что маме с ее образом жизни нужна грамотная юридическая поддержка. Перевелась и там познакомилась с молодым человеком, тоже будущим юристом. И тут не главное, Вить, кто юноша, а вопрос, кто у него дядя.

— Ну и кто у нас дядя? Волшебник?

— Почти. Аркадий Борисович Поляк. Мэр города Новошахтерска!