Двойная жизнь

– Как бархат, – шепнула Вивьен, вполне отчетливо шевельнув губами. Она так близко придвинулась к Ивонн, что было видно, как дрожат маленькие, словно гниды, частички пудры, лежавшие на пушке ее подбородка.

– Бархат, – вторил ей мужчина.

Ивонн смущенно кивнула.

– На цветной картинке он выглядел именно так. Очень красивый, но как только мы начали красить… – женщина собралась с духом и отчетливо произнесла каждое слово в отдельности, – он оказался совершенно другим! Но было уже поздно.

– Нет, совсем не поздно, – грустно заметил мужчина. – Мы вполне могли остановиться.

– Но ведь нам необходимо было посмотреть, как он будет смотреться на большей площади, получить общее впечатление, – пробормотала Вивьен, которая уже была не в состоянии членораздельно говорить. – И тогда Хассе сказал, что теперь мы уже ничего не можем исправить, ведь уже так много покрашено. Мы арендовали леса только на одну неделю. А мастера берут за работу чертовски дорого. Было поздно.

– Совсем нет. Если бы мы вовремя сказали бы им об этом, Вивьен, – монотонно возразил мужчина, словно от чего-то отрекаясь.

– А откуда нам знать, что значит вовремя, а что – уже поздно! – выкрикнула Вивьен, и слезы покатились у нее по щекам.

– Ко всему привыкаешь, – заметил мужчина. Он натянуто улыбнулся Ивонн и мягко, но весьма уверенно потянул к себе жену.

– Мы перекрасим дом, но пока у нас нет на это денег, – прохрипела женщина из усмиряющих объятий мужа, а карликовый спаниель ревниво прыгал у ее ног.

– Ко всему привыкаешь, – повторил мужчина и провел рукой по ее спине. – Придется привыкать к своим ошибкам.

– Дом не так уж и плохо выглядит, – осторожно заметила Ивонн. – Немного фиолетового очень оживляет здешнюю идиллию.

– Это – не фиолетовый! – завопила Вивьен.

– Это – темно-лиловый, – быстро добавил мужчина. – Темно-лиловый.

Ивонн кивнула и стремительно зашагала прочь.

Да, и как узнаешь, где она, эта грань, когда еще можно остановиться, а когда уже – совсем поздно? – думала она. Какова должна быть площадь этой поверхности, чтобы суметь увидеть ее целиком?

Вполне очевидно, что для Вивьен и Хассе было уже поздно. Им перевалило за шестьдесят, и остаток жизни так и придется провести в этом ядовито – фиолетовом доме, внушая себе, что это – темно-лиловый, что Вивьен прекратит пить и что все отнюдь не так уж плохо.

А для нее и Йоргена? Если для них уже поздно, то с каких пор?

Они поверили в то, что будет лучше, если они заведут ребенка, что от этого их отношения станут крепче. Потом они полагали, что было бы хорошо, чтобы Симон подрос и у них оставалось бы больше времени друг для друга. А еще было бы здорово, если бы у них оказалось достаточно денег и больше не пришлось бы много работать. А что теперь? Чего теперь они ждут?

Ивонн могла вполне определенно сказать, когда возникла ее любовь к Йоргену, но она не заметила, когда эта любовь прошла. Это не было связано с каким-то определенным происшествием, не было ничего особенного, что бы сказал или сделал ее муж… Любовь была, а потом ее не стало. Она прошла совсем незаметно, как проходит время года. Вдруг наступает осознание того, что лето кончилось. Но если хорошенько вдуматься, то это не произошло внезапно. Ты понимаешь, что лето уходит уже давно, хотя не обращал на это внимания.

Благодаря встрече с Вивьен и Хассе Ивонн получила о предместье дополнительную информацию. И ей бы радоваться этому обстоятельству, но вдруг это стало ей совершенно безразлично.

Ивонн почувствовала, что предместье понемногу ей наскучивает. И как такое могло случиться? Пригород продолжал оставаться таким, каким был в разные моменты ее жизни. Он воодушевлял ее, когда она чувствовала усталость и внутреннее опустошение. Успокаивал, когда она была раздражена или подавлена. Когда садилась в машину после очередной прогулки и уезжала прочь, она всегда ощущала прилив сил. Именно так – прилив сил, прохладный душ для ее души.

Но теперь все стало по-другому. Ивонн обнаружила, что из раза в раз все с незначительными отклонениями повторяется. Ей приелся даже тот мужчина с Ливневой улицы, его нагота и пунктуальность больше не впечатляли ее.

Возможно, все это было поиском, но поиск уже завершился и пришло время сконцентрироваться на чем-то одном, переходя от общего к частному? Регулярные, один-два раза в неделю, посещения улицы Орхидей, заметно расширили ее перспективы. Ей ничего не стоило не пойти утром в свое агентство. К тому же она не имела ничего против уборки. А если эти походы перестанут приносить ей удовлетворение, она может прекратить их. Ведь для этого достаточно бросить ключ в почтовый ящик и уйти прочь.

Ох уж это предместье! Маленькие проблески сладострастия, возникавшие при этой мысли, сразу же фиксировались ее крайне чувствительной системой тревожной сигнализации.

«Неужели этот пригород и есть мой способ избегать скуки?» – думала Ивонн. Точно так же, как Вивьен благодаря алкоголю избегает своей, а Йорген с помощью измен и физических тренировок – своей? Но что это, небольшая отсрочка, свободное пространство, защищающее от длинных когтей пресыщения?..

Но ведь скука коварна, как вирус. В один прекрасный день можно почувствовать ее даже в этом свободном пространстве и больше не получить наслаждения. Потребуется увеличить дозу или принять более сильный препарат. А за этим последуют крайности, извращения.

Ивонн помнила, как чувствовала себя, когда, стоя на кухне господина Экберга, мыла посуду. Она прекрасно помнила свою приправленную эйфорией уверенность в том, что это самое лучшее место на всем белом свете. Точно такое же чувство охватило ее тогда, когда она впервые очутилась в предместье, где только что зазеленели груши, а ежик обнюхивал ее ноги. С тех пор она охотилась за этими ощущениями, но так никогда больше и не испытала их в полной мере. Вплоть до прошлого понедельника.

Ну и что? Когда же произошло это пресловутое привыкание и увеличение дозы? Она выполняла вполне благопристойную работу, отмывая посуду и вычищая пылесосом комнаты, с открытыми и абсолютно чистыми намерениями, которые в сравнении с наркотиками и сексуальным рабством казались совершенно безобидным.

И тогда она приняла решение: пора положить конец этим прогулкам по улице Флоксов и переулку Гортензий, пора прекратить заглядывать в окна домов, разгадывая секреты их обитателей. Она вполне уже была к этому готова. Остается только заострить свое орудие и направить его в одно-единственное место этого пригорода, пробиваясь сквозь кирпич и штукатурку его стен.

Часть вторая Сахарный мужчина

Глава 12

Сады в это время были очень чувственными. Они выглядели уже несколько потрепанно, но вместе с тем роскошно. Все, что отцвело, высохло и опало, вкупе с яркими красками приняло некие разбухшие формы. В саду Счастливого семейства облетели лепестки ярких роз, а зыбкие, как пена для ванны, шапки гортензий грозил, того и гляди, развеять ветер.

Но интересовало ли все это ее, Нору Брик? Привычной дорогой она шла на работу по этому кварталу с увядающими садами. Уверенно шагала вперед в удобных туфлях, называемых мокасинами, в свободных холщовых брюках, теплом свитере и чудесном пальто. Ее ненакрашенные глаза слезились на ветру, поэтому она придерживала воротник пальто левой рукой без обручального кольца. Как она оказалась здесь? Нет, нет, почти новая белая «мазда», припаркованная на Боярышниковой улице, принадлежала не ей. Разве она, обычная домработница, может позволить себе нечто подобное? Она приехала на автобусе; ей пришлось долго добираться, сделав три пересадки, пока она не преодолела длинный путь от своей маленькой однокомнатной квартирки до одного из удаленных городских пригородов.