Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Двойное соблазнение
Шрифт:

Выгибается, стонет, царапает мои руки, сосет пальцы. Отдается по полной, а я никак дилершу из башки выбросить не могу. Бесит она меня. И уважение вызывает. Не сдается же: карабкается, насколько фантазия богата, чтобы ни жертвой, ни козлом отпущения, ни разменной монетой не стать.

Мила кончает, громко вскрикнув и задрожав всем влажным телом. Соски, как камни. Острые, твердые. Коснись – порежешься. Умеет она оргазм получать: красиво, страстно. Пульсирует стенками, всасывая в себя член и краснея от этого действа.

– В рот возьми! – Стягиваю ее со стола, запускаю пальцы в растрепанные

волосы и вонзаюсь в ее глотку. Глубоко. Свирепо.

Запрокинув голову, закрываю глаза, а вижу дилершу. То, как наивно ресницами хлопает, слезы утирает, трясется, но язвит. Ведьма.

Мотаю башкой, избавляясь от этого наваждения, и разряжаюсь на язык докторши. Шлюшка все до капли слизывает, до блеска отполировывает и благодарно сглатывает, с покорностью глядя мне в глаза.

Нет, мало мне. Дилершу хочу. Прямо сейчас. Пусть начинает отрабатывать! А плохо вести себя будет – групповушку устрою: будет с другими сосками соревноваться на лучший минет.

– Одевайся! – велю Миле, упаковывая своего дружка в брюки.

– Тебе не понравилось? – улыбается она уголком губ, надевая халат и поправляя волосы. – Ты как будто не со мной был. Отстойно как-то.

– В другой раз обещаю крышесносные салюты, а сейчас отопри мой товар. Дело у меня. Неотложное.

Хмыкнув, подкрашивает губы и дефилирует на выход.

Какое-то поганое предчувствие, вместо послевкусия оргазма, тошнотой подкатывает к горлу, когда мы подходим к двери кабинета. Пока Мила ключом возится в замочной скважине, дергаю ногой. И не зря.

Кабинет пустой.

Дилерша сбежала.

И судя по открытому окну, не через дверь.

Бросаюсь к нему, перегибаюсь через подоконник и охреневаю. Вот не дура ли драпать со второго этажа?!

– Больная, – констатирует Мила, тоже высунувшись из окна.

– Телефон дай, – рычу, злясь на себя за этот дебильный промах. – Позвонить надо.

Глава 12. Карим

Кулак с треском врезается в окно черного Мерседеса. С диким рыком вкладываю в него всю силу, продавливая стекло, которое идет трещинами а потом взрывается осколками и падает в салон.

– Бляха! – припечатываю с рыком, – твою мать, Заур!

– Какого хрена творишь? – взвивается брат, кулаком ударяя мне в плечо и отшвыривая от своей тачки, – твою налево! А! Твою налево, Карим!

– Ты… – я хмыкаю, прикусив язык, потому что хочется сказать названному брату многое. Но тогда дойдет до мордобоя. Мы друг друга вскроем на адреналине. Такое уже было, – Заур, ты какого вообще потащил ее куда-то? Ясен хрен, она попыталась бы свалить.

– На целкость проверить.

– Чего? – выпадаю в осадок, – какую, нахрен, целкость? Она беременная.

Заур ухмыляется.

– Да ты че? А отрицательный тест в раковине?

Вот дерьмо. Спалил.

– И нахрен ты мне врешь, Карим?

– Чтобы не запрыгнул на нее, – сухо отвечаю, солгав, – черт знает, что тебе в голову придет, а это остановит. И что там по результатам?

Заур смотрит на меня слишком долго, прежде чем ответить.

– Девка. Целая. Реально не стоит ее трогать.

Мои губы кривит усмешка. Брат не отводит взгляд, выдав эту ложь, смотрит прямо в глаза.

Какого дьявола? Эта дрянь

мелкая решила нас двоих опрокинуть, подлизавшись к обоим, попросив у обоих помощи? Паскуда. Я найду ее. Вытряхну так, что все кости перепутаются. Но водить за нос двоих она не будет. С Зауром заставлю покончить. Сам дожму.

– Ладно, – выдыхаю, – Эта сбежала. Что с курьером тем? Дожали?

– Ага, – сплевывает мрачно на землю брат, – отъехал он на тот свет. В камере умудрился повеситься. Хрен его знает, что теперь делать.

Охренеть. Да, действительно.

– Откопаю я ее, – цежу я, глядя на осколки стекла. Дрянь. Сбежала, свалила, улизнула, махнув хвостом, переворошив всё, а за полдня до этого покорно, со страхом заглядывала в глаза и кайфовала подо мной, умоляя о помощи. Так и не сбросила с себя маску невинной овечки. Даже когда я ее жестко взял, думая, что она раскроется, начнет показывать свою продажную натуру.

Даже не знаю, что хочу сделать больше, как только ее поймаю. Дожать, допросить, развязать язык, поговорив с ней предельно жестко и запугав? Или отыметь предельно жестко, накрутив волосы на кулак, чтобы шея хрустела? Провести ее через все круги ада, на весь день оприходовать, выбить из нее всю эту фальшивую невинность. Увидеть истинное лицо и выжать досуха. Чтобы в ногах потом ползала, умоляя остановиться.

– А если не найдешь? – слышу усмешку Заура, – спрячут ее хорошо. Ты даже не в курсе сейчас, кто в этом всем замешан. Видео, которое тебе кинули, снято профессионально. Ни к чему не прикопаться, никаких зацепок. Даже черт знает, в каком направлении рыть.

– Обращусь к отцу, – припечатываю я, – ладно. Садись в машину. И поехали.

Глава 13. Влада

Две недели спустя.

Сознание возвращается вместе с болью. Когда я разлепляю глаза, свет неприятно режет их. Руки за спиной связаны. Меня покачивает, словно я плыву в лодке посреди океана.

Что со мной случилось? Последнее, что я помню – как в очередной раз готовила еду на эту ораву ублюдков, похитивших меня. А потом комнату резко заполнило едким газом. Я услышала крики, грохот и сознание померкло.

Господи. Только бы это было спасение, а не люди похуже. Я уже две недели живу в аду из тяжелой работы, пинков и унижений.

Зрение начинает фокусироваться. Передо мной сидит мужчина в возрасте. Темноволосый, восточной внешности, с густой, кудрявой бородой. Черты его лица неуловимо напоминают мне о кошмарном человеке из прошлого, от которого я и бежала. Но это бред. Просто он мне снится каждую ночь, отчего я просыпаюсь в холодном поту.

– С возвращением, Влада. Как самочувствие?

– Плохо, – шепчу я, – кто вы такие? Я пить хочу.

Язык больно царапает небо, как наждачка. Мужчина щелкает пальцами, подзывая кого-то.

– Воды притащи.

Мне приносят бутылку с прохладной, чистой водой и помогают выпить, приподняв за подбородок. Становится легче жить.

– Обращались с тобой плохо, судя по твоему виду, – продолжает мужчина твердым голосом. Несмотря на то, что он констатирует такие вещи, я не слышу в нем ни тени жалости, – ноги-руки в синяках. Не берегут своих людей. Это им боком и вышло.

Поделиться с друзьями: