Двойной генерал

После компота повторил то, что как-то объяснял руководству моторостроительного завода. Если кратко, то пыль, попадающая в цилиндры и другие трущиеся места, те же подшипники и прочие карбюраторы, заметно снижает моторесурс, приводит к ускоренному износу.

— Где-то я раз услышал, и мы у себя провели эксперимент. Взяли Як-1 и тщательно замазали все неровности мастикой. Где-то заполировали поверхность. Почти на десять километров максимальная скорость возросла.

Петляков ничего не сказал, но смотреть на меня стал с ещё большим уважением.

В Москву улетел только на следующий день. Техзадание надо утверждать в Москве. И не только по самолёту. Заказ на кинооборудование тоже без кремлёвской визы не действителен.

22 марта, суббота, время 19:35

ТБ-7 на подлёте к Минску.

Кирилл Арсеньевич.

Пробивать всё затребованное, кинооборудование для самолётов, партию У-2, модификацию ТБ-7 пришлось почти два дня. С киноаппаратурой хватило авторитета генерала, сотню самолётов У-2 растянули на месяц, но тут я сам уступил. Всё равно за месяц могу не успеть переварить, и так придётся бегать, как озабоченному мартовскому коту.

Насчёт ТБ-7 пришлось идти к Сталину.

— Зачэм вам ТБ-7, таварищ Павлов? Англию бомбить рэшили? — слегка брюзгливо начинает Иосиф Виссарионович. И набивает трубку, делаясь до удивления похожим на своё воплощение в советских фильмах.

— Англию? — искренне удивляюсь я, — кстати, товарищ Сталин, а почему бы и нет?

— Англия наш будущий саюзник, — веско припечатывает вождь.

— Это меня не касается, товарищ Сталин, — протестующе упираюсь ладонями в воздух перед собой, — вы — политик, вы и решайте, кто у нас там союзник, а кто — нет. Я — военный, генерал, и как военачальник должен быть готов ко всему. А вдруг возникнет нужда бомбить Лондон, а средств для этого нет? И не обязательно воевать с Англией, чтобы бомбить её территорию. А вдруг немцы крупный десант неожиданно высадят? Чем тогда мы своему союзнику поможем? Ободряющими телеграммами?

— Именно так, — подтверждает Сталин, — если Германия начнёт крупные боевые действия против Англии, мы в стороне постоим.

— По Берлину неплохо будет авиаудары нанести, — парирую я, — тактическая авиация не достанет, а дальняя запросто.

— Есть у тэбя дальняя авиация…

— Плохо защищённая, их истребители достанут. Не долетят. Но не только в этом дело, товарищ Сталин. Понимаете… мечта у меня, — готовлюсь выкладывать главные козыри, — воздушный командный пункт, товарищ Сталин. Вы только представьте, я — на высоте двенадцать километров, ни зенитки, ни истребители меня не достанут, а я вижу всё.

На последних словах прорываются интонации почти детского восторга. Вождя пронимает. Вытаскивает трубку, пышет дымом, смотрит внимательно.

— Одновременно работает корректировщик огня дивизионной и корпусной артиллерии. Немцы, как на ладони, их огневые позиции быстро подавляются. Подход вражеской авиации мгновенно засекается и навстречу тут же выводятся наши эскадрильи. По возможности, с численным перевесом. Подходящие к передовой резервы подвергаются бомбёжке или ударам дальнобойной артиллерии.

Сам чувствую, как светятся мои глаза. Сталин слегка улыбается, выпыхивает последние клубы дыма.

— Ви сказали «немцы». Считаете, что всё-таки нападут?

— Да мне всё равно, товарищ Сталин, нападут они или нет, — огорошиваю его своим ответом. — Вермахт — сильнейшая армия в Европе и, наверное, в мире. Мы должны уметь им противостоять, а ещё лучше — побеждать.

— Ви сомневаетесь, что эр-кэ-ка победит вэрмахт?

— Почему сомневаюсь? — удивляюсь я, — ни на секунду не сомневаюсь, что если немцы нападут, они нам всыпят по первое число.

— Паникёрские настроения, товарищ Павлов, — вождь опасно мрачнеет.

— Никак нет, товарищ Сталин, — бодро протестую я, — всегда лучше переоценить противника, чем недооценить. Вермахт в чистом времени за три месяца всю Европу захватил. Боюсь, что переоценить их невозможно.

— Харашо, — соглашается вождь, — пусть у вас будэт летающий командный пункт. Но смотрите, товарищ Павлов, чтобы не было всё впустую, — грозит пальцем, жёлтым от табака.

— На Казанском заводе не успели разукомплектовать три ТБ-7, — докладываю с прежней бодростью, — так что никаких особых расходов страна не понесёт. Если эти три самолёта хорошо себя покажут, тогда можно ещё с десяток сделать. А там видно будет.

И вот возвращаюсь в Минск. Сегодня вечер, суббота. Если никаких ЧП не будет, — тьфу-тьфу-тьфу! — проведу время с семьёй генерала. Мирной жизни осталось чуть-чуть, надо хоть иногда пользоваться. Генерал насладится общением с близкими, а я поразмышляю. Подумать всегда есть над чем.

Как там Самуил Яковлевич писал, вернее, переводил?

Враг вступает в город,

Пленных не щадя,

Оттого, что в кузне

Не было гвоздя.

Подробно не помню, а заканчивалось так. Подкова слетела — лошадь захромала — командир убит — войско разбито и вот результат: пленных не щадят. Нет на войне мелочей, но многие это понимают только на словах.

Уже многое мне становится понятно, когда вижу всё своими глазами. Сталин сказал, что Гитлер нападёт не раньше 42-го года и начинается какая-то хрень. Кто-то расслабляется, а как же? Вождь уверен, что год у нас есть, можно не рвать жилы. Кто-то с фанатичным блеском в суженых подозрительно глазах ищет вокруг сомневающихся в словах Вождя. Замечал и на себе такие взгляды в Москве. В моём округе я — полномочный пророк Великого, никто не осмелится во мне усомниться. К тому же непробиваемый щит мной изобретён. Пусть кто-нибудь попробует его на прочность. Очень мне будет интересно на такого ухаря посмотреть. Кто это осмелится спорить против тезиса, что армия в любой момент должна быть готова вступить в сражение какого угодно масштаба? На все сто обязана быть готова. Кто додумается до крамольной мысли, что сам Вождь думает иначе?

Есть у меня кое-какие подозрения на роль компартии. Нет, в целом замечательная организация, но чувствуется, что растёт в ней нечто чужеродное идее коммунизма. Зачем они так вцепились в давно устаревший и вредный институт комиссарства? Никак не могу отделаться от ощущения вони самого банального и пещерного шкурного интереса. Не работать, не проливать пот и кровь, но получать льготный паёк, хорошие перспективы карьерного роста прямым ходом туда, на самый верх, сердцевину власти. Карьера того же Брежнева — замечательная иллюстрация. Тоже ведь комиссаром начинал.

Надо проверить эту версию. Полной уверенности у меня нет.

Конец главы 4.

Глава 5. Непустые хлопоты

22 марта, суббота, время 19:55

Аэропорт Минск-1, дальняя площадка.

Кирилл Арсеньевич.

— Здравия желаю, товарищ генерал армии! — мне, вернее, моему генералу ловко козыряет майор Рукавишников, замначальника разведотдела. Бравый у Блохина заместитель. Сегодня он помощник дежурного по штабу. Лениво, но не без шика, делаю ответную отмашку. Сам-то я не умею, но генеральские рефлексы не подводят.