Двойной генерал

23 июня, понедельник, время 16:25

Склад боеприпасов близь Белостока.

Генерал Павлов.

— Закончите с минами, грузите бомбы. АО-2,5, — команда для майора Дмитрука, который тут же уносится распоряжаться.

Мы уходим дальше по длинному широкому коридору. Этим я заливаю своё генеральское сердце широким потоком елея. Радуют меня длиннейшие стеллажи и просто трёхметровой высоты штабеля ящиков с оружием и боеприпасами. Это ж сколько мы всего в моей истории немцам подарили! Или профукали в лучшем случае. Зато теперь вся эта смертоносная благодать щедро посыпется на их головы. Мне, чтобы эти склады опорожнить, надо их круглые сутки машинами выгружать в течение месяца.

— Дмитрий Григорич, а зачем нам такое разнообразие? — по глазам вижу, что смутно Копец догадывается, зачем. Но желает удостовериться. Мне не жалко.

— Там же леса, Иван Иванович. Мины будут от столкновения с деревьями взрываться вверху и поражать пехоту. А бомбы долетят до земли и достанут до техники и укрытий.

Задумываюсь. Если бомбить ночью, то будут ли мины эффективны? Решаю, что будут. Концентрация войск такова, что жилья на всех не хватит. Многие спят в палатках. И к обороне они не готовились, блиндажей, по-крайней мере сильноукреплённых, не строили. А дома и лёгкие укрытия разобьют бомбы. Но рождается идея, потом её Копцу скажу.

— Тебе сколько времени надо для подготовки налёта?

— Какими силами?

— Самое малое — три волны. Две дуплетом, с разрывом по времени минут двадцать. Третья, скажем, через час после второй. Потом можно бомбить в течение дня меньшими силами, в пределах одной-двух эскадрилий.

— А в начале какими силами?

— Первая и вторая волна самолётов по пятьдесят, третья — сотней машин.

— Ого! — Копец смотрит с уважением к моим масштабным запросам.

Выходим со склада в долгий, яркий, жаркий летний вечер. По дороге продолжаем обсуждать.

— Такими силами надо дня два-три готовиться…

— Долго. У тебя самое большее, сутки. Завтра надо. А то ведь разбегуться, как тараканы, лови их потом.

— Тогда по одной эскадрилье в каждой волне…

За этими разговорами садимся в броневик. Обсуждать детали придётся долго, но мы время не тратим. Бомбы завозятся на аэродром, туда же стягиваются «пешки», дело идёт полным ходом. И репетировать, как в прошлый раз не будем. Лётчики опытные, налёт будет в светлое время суток.

— Нет у тебя ощущения, Иван Иваныч, что этот понедельник в нашей жизни случился самый хлопотный? — спрашиваю главкома уже в гудящем самолёте. Копец задумывается и пожимает плечами.

— Знаешь, почему нет у тебя такого чувства? — дождавшись повторения жеста, продолжаю, — потому что наш понедельник начался вчера. И воскресенья у нас теперь долго не будет.

Выходного дня нам долго ждать. Но передышку мы можем получить. После массированного удара по южной группе немецких войск продвижение их ударных авангардов остановилось. И южнее и севернее Бреста. Брест спокойно и без особой суеты эвакуируется. Электростанцию я к Минску поближе к авиазаводу вывожу. Поставим её там. А в Бресте, когда отвоюем его, смонтируем новую. Уезжают гражданские, бросив громоздкое имущество. Разрешено только то, что могут унести в руках.

Задумка моя была настолько подлой, что до сих пор при мысли об этом улыбаюсь. Во-первых, мы начали на рассвете, подражая люфтваффе сутки назад. После этого сходство заканчивается, но не в пользу немцев.

Во-вторых, для затравки накрыли огромную площадь РРАБами, заполненными зажигательными бомбами. Побудка для немцев похлеще советского будильника из моего детства. Тут надо вдуматься, чтобы понять. Лето. Леса. Жара. Дождей нет вторую неделю. И тут на густые заросли высыпаются тысячи зажигательных бомб. Больше десяти тысяч! Потушить их быстро невозможно. Лес горит. Сам видел, как яростно он полыхал, внушительное, подавляющее психику зрелище.

Весь день немцы занимаются собственным спасением и по возможности пожаротушением. И тут на них, суетящихся в огне и дыму, сыпятся, причём одновременно с дюжины самолётов, мелкие бомбы. Зенитки, те, что уцелели, стрелять в дымное небо могут, но только на звук. Ковровая бомбёжка наносит им дополнительный ущерб. Разгромлено в пыль два аэродрома с сотней самолётов. Ещё пара под подозрением, слишком хорошо замаскированы. И в одном месте валил чёрный дым, характерный для горящего топлива. Ударив вслепую, по площадям, зацепили склад ГСМ.

В-третьих, весь день их неторопливо и обстоятельно утюжили уже тяжёлыми бомбами. Железные дороги, мосты, скопления техники, любое подозрительное шевеление. Сопротивления почти не было. Зацепили всего две пешки, и то мессерами, которых сразу отогнали. А пешки ушли на нашу сторону своим ходом.

Этот день прошёл не зря. Давай, вермахт, покажи, на что ты способен в таких условиях, когда тебе не подыгрывает наша дурость космических масштабов. Игры в поддавки, как в моей истории тебе не будет. Разговор сразу пойдёт серьёзный.

23 июня, понедельник, время 19:40

Минский радиоцентр.

— Показывайте, куда говорить, — осматриваю средних размеров комнату, набитую аппаратурой.

Меня усаживают за стол со стационарным микрофоном, рядом садятся двое: шеф радиоцентра и уполномоченный Главлитбела (Главного управление по делам литературы и издательств — главный контролирующий орган, око партии, так сказать). Первым делом я непроизвольно ему нагрубил, каюсь, что-то меня заносит.

— Товарищ Старосельцев, не пошли бы вы в жопу? — учить он меня будет, что говорить, что нет. Цензор сраный. В глазах главреда радиоцентра что-то вспыхнуло и быстренько погасло.

Беру себя в руки. Не стоит плодить даже мелких врагов на пустом месте. Извиняюсь.

— Поймите меня правильно, товарищ Старосельцев. Да, надо сообщить гражданам актуальные новости, мобилизовать их на ударный труд, подбодрить. Это всё понятно. Но я генерал, командующий округом, и у меня могут быть свои стратегические замыслы. Именно в плане обороны. И тут, простите, вы мне не советчик, а посвящать вас в планы мои и моего штаба я не могу. У вас, извините, допуска нет. Вы меня понимаете?

Цензор кивает. Ну, и слава ВКП(б). Приступаем к составлению текста. В какой-то момент цензор напрягается.

— Товарищ Павлов, а разве это не военная тайна?

— Товарищ Старосельцев, во-первых, мне решать, что тайна, что нет. Во-вторых, я вам уже говорил о наличии у меня стратегических замыслов с целью лучшей обороны округа. В-третьих, с чего вы взяли, что это правда?

— А… это правда? — в глазах уполномоченного ока партии смятение и недоумение.

— О потерях немцев — абсолютная правда. О наших тоже правда, но… кое о чём я умалчиваю, вы меня понимаете?