Двойной генерал

Неуверенно цензор кивает. Признаваться, что ни фига не понимает, не хочет. Никто не любит показывать себя тормозилой. Иду навстречу этому лысенькому человеку с требовательными глазами. Тем более требовательность куда-то испарилась. Вместе с уверенностью.

— Я открываю только то, что мне выгодно открыть немцам. Они ведь меня тоже услышат. Пусть слышат. Пусть проверяют. Пусть убеждаются, что я не солгал, когда сказал, что мы их одолеваем. Это заставит их сомневаться в собственных силах. Теперь понимаете?

Соглашается с явным облегчением.

— У нас есть узкие места, без них никогда не обходится. Но о них я говорить не буду никому, кроме своего начальства.

Подготовительная работа заканчивается, текст составлен, я откашливаюсь и, по видимости, смело, а на самом деле, преодолевая внутренний иррациональный страх перед невидимой многомиллионной аудиторией, слегка наклоняюсь к микрофону.

— Дорогие товарищи! Друзья! Я обращаюсь ко всем вам. Не только к своим бойцам и командирам, но всем советским гражданам, жителям Белоруссии и Смоленщины…

Мой голос зазвучал из всех радиостанций и репродукторов. Мне потом рассказывали, что народ в Минске и других городах бежал к репродукторам бегом. Стучали руками и ногами в квартиры тех, у кого были радиоприёмники и заставляли включать их на полную громкость и выставлять в окно.

Сообщение о том, что немцы потеряли до полутысячи самолётов только в нашем округе, вызвало всенародное ликование. Которое слегка спало на следующих словах.

— Войн без потерь не бывает. Мы тоже потеряли до сотни самолётов. Спешу вас успокоить, товарищи. Самолётов мне не жалко, немцы потеряли больше. Вместе с вами скорблю о геройски погибших в бою лётчиках. Но число их не велико, товарищи. Всего около сорока человек убитыми и тяжело раненными.

— Полевые потери в пехоте, танках и артиллерии сопоставимы. Наши потери до полка пехоты, включая танкистов и артиллеристов, полтора десятка танков, четыре миномётные и артиллерийские батареи. У немцев дюжина танков, более полка пехоты, две артбатареи.

В число своих потерянных артиллерийских батарей я причислил канонерскую лодку «Трудовой».

— Мы нанесли по немцам мощные бомбовые удары, результат которых точно оценить не можем. Знаем, что уничтожено два аэродрома, на которых базировалось до полутора сотен самолётов. Каковы немецкие потери в технике и личном составе оценить трудно, но полагаю, что не меньше полка со всем вооружением и техникой. Итого немцы потеряли не меньше двух полков всего за два дня боёв.

— Дорогие товарищи! Наша армия сильна и мы даём врагу жестокий отпор. Но воевать можно не только оружием, но и ударным трудом. Наши колхозы по мобилизации лишаются большей части автомобилей и тракторов, поэтому вам всем, и колхозникам и горожанам, придётся приложить все силы, чтобы собрать урожай через несколько недель. Мы, армия, постараемся изо всех сил, чтобы обеспечить вашу безопасность.

— Что происходит на фронте? Докладываю. Немцы прорвались через первую линию обороны в трёх местах. Мои части их остановили и ведут с ними бои за 15–25 километров от границы. Под Сопоцкиным, севернее и южнее Бреста.

— Прошу сильно не радоваться нашим успехам. Враг силён и может доставить нам множество неприятностей. Всем надо переходить на военное положение. В городах и посёлках тщательно соблюдать светомаскировку и комендантский час. Знать, где находятся бомбоубежища и укрытия, к которым вы приписаны. Помогать их строить. Заклейте окна прочной лентой или простой бумагой по периметру и крест-накрест. При близких взрывах бомб такие меры спасут вас от ранения осколками стекла. Да, бомбёжки могут случиться. В Минске и по всему округу у нас сильная авиация и ПВО, но прорывы вражеских самолётов всегда возможны. Отнеситесь сознательно и ответственно к будущим учениям по линии гражданской обороны. Немедленно выполняйте все требования нарядов НКВД и военных патрулей. Если заметите подозрительных лиц, сеящих панику и нелепые слухи, примите меры к задержанию. Если не можете сами, обращайтесь к военнослужащим и работникам НКВД.

23 июня, понедельник, время 22:15

Минск, квартира генерала Павлова.

— Папочка! — на кухню, где мы с женой и Борькой тихонько попиваем чай, врывается Адочка в длинной ночной сорочке и бросается на меня.

Шура ничего не говорит. Вроде и спать ребёнку пора и отца давно не видела.

— Почему тебя так долго не было? — невольно улыбаюсь, пофигу ребёнку, что война идёт. Подай ей папочку немедленно. Но она сама понимает, что сморозила не то и переключается.

— А мы слышали тебя по радио. И уже два окна заклеили. Пойдём покажу…

Пришлось идти. И оценить труды Адочки. И дать ценные указания.

— С обратной стороны тоже надо оклеить. И внешнее стекло, но его снаружи не надо. Там дожди, ветер, снег. Быстро отвалится. А здесь надо вот так…

Адочка внимательно слушает, сидя у меня на руках. Всё тяжелее становится. Растёт. Но пока легко удерживаю.

Уже на кухне засыпает у меня на руках. Мы потихоньку общаемся.

— Пап, а это правда, что мы полтысячи немецких самолётов сбили?

— Ничего себе! — возмущаюсь шёпотом, — ты что, думаешь, я двенадцать миллионов человек обманывать буду? Конечно, правда. Но не только сбили, какие-то на аэродромах уничтожили бомбёжками.

— Здорово! — Борька расплывается в улыбке, — а почему артиллерии больше потеряли?

— Помнишь, я тебе говорил о хороших артиллеристах? Надо признать, немцы пока более искусные артиллеристы, чем мы. Но на самом деле неизвестно, кто больше потерял. Я ж говорю, когда мы обстреливаем и бомбим тот берег, мы не всегда можем оценить немецкие потери.

— Дим, нам к эвакуации готовиться? — жена задаёт практический и актуальный вопрос.

— Шура, я пока опасности для Минска не вижу. Но к экстренной эвакуации ты должна быть готова всегда. Так что пакуй на всякий случай тревожный чемоданчик. Документы, ценности, деньги, сухой паёк. Сама всё знаешь, ты ж у меня жена генерала.

24 июня, вторник, время 07:30.

Минск, квартира генерала Павлова.

Утром целую Адочку перед уходом. Она почти просыпается и пытается не отпускать.

— А ну, смир-на! — командую я, и девочка дисциплинированно вытягивается в струнку, — молодец! Настоящая дочь генерала.

23 июня, понедельник, время 21:05.

Сувалки, штаб группы армий «Центр».

— Фюрер очень недоволен нашим топтанием на месте, — генерал-фельдмаршал фон Бок оглядывает своих штабных и присутствующих здесь генерал-полковников Германа Гота и Хайнца Гудериана, — нам надо что-то предпринимать. Срочно. Что скажете, Хайнц?

Гот успешнее, продвинулся почти на сто километров, к нему нет вопросов.

— Русские применили незнакомую тактику. Они не впадают в панику, спокойно разворачивают оборону в сторону прорыва, с виду равнодушно пропускают нас вглубь своих территорий…

— С виду?

— Да. Быстро мы продвигаться не можем. То и дело натыкаемся на заминированные участки, приходится пускать вперёд сапёров, что тоже вызывает трудности. Они гибнут от снайперского огня. За день невозможно преодолеть больше десяти километров при отсутствии видимого сопротивления.