Двойной грех. Игрушка для сводных
Шрифт:
Даже сейчас от этих воспоминаний мышцы влагалища девушки сжимались, грудь тяжелела, соски твердели, низ живота тянуло спазмами боли. Родионова простонала, но тут же прикусила губу, чтоб не привлекать к себе внимания.
Когда Ярослав кончил, сливая свою сперму на ее живот, вновь стал целовать в губы, оттягивая волосы, а Диана сокращалась, испытывая – даже не понимая уже, какой по счету оргазм.
– Вы на Новый год в Москву? – соседка решила поговорить, хотя весь полет молчала, спала, как и Диана.
– Домой.
– М-м-м, везет, Москва хороший город.
– Самый лучший.
–
– Переезжайте.
– Ой, что вы, это невозможно.
А вот с этим Диана поспорила бы, в этой жизни, кажется, возможно все.
– А я к подруге, давно звала, вот решилась на праздник. А вы чем занимаетесь?
– Я журналист.
Да, теперь-то из нее никакой журналист, провалила Родионова задание, не видать в следующем году места в штате журнала. Так и будет бесплатно делать обзоры на всякую ерунду и бегать на побегушках у шеф-редактора. Если только Королева не уйдет в декрет.
Королева Каролина – триггер Родионовой, этакая звезда «Стиля жизни», но Диана считала ее своей личной язвой и занозой. Королева вела самую популярную рубрику о знаменитостях и популярных людях во всех сферах. Общается с ними лично, была, как говорится, на короткой ноге с шеф-редактором.
Ходили слухи, что место ей досталось через постель главного редактора, а кто-то говорил, что и самого генерального директора. Но это уже и неважно, Королева писала хорошо, вышла в том году замуж – очень удачно, за какого-то крупного бизнесмена.
И было бы шикарно, если она уйдет в декретный отпуск, ей пора, самое время рожать. Но Королева, судя по далеко идущим планам, не собиралась. И это именно она подлила еще больше масла в огонь Дианиного самолюбия, что у нее ничего не получится, и что Прохоровы на дух не переносили журналистов.
Зараза, а не Королева.
Соседка что-то рассказывала, Родионова слушала невнимательно, кивала, улыбалась, думая о своем. Она ведь совсем забыла и потеряла счет времени с Прохоровыми. Они шутили, говорили пошлости, особенно Кирилл, но это больше возбуждало, потому что каждое откровение касалось девушки, она, как дебютантка на балу, таяла от каждого слова.
Поерзала на сиденье, в теле Дианы болела каждая мышца, губы припухли от поцелуев, на шее засосы, она долго рассматривала их в туалете самолета.
– Вы давно живете в Москве?
– С трех лет.
– Как интересно. Родители переехали?
– Да, мама, после того как ее бросил отец.
– Извините.
– Ничего, я его не помню.
Разговор отвлекал, Диана достала из кармана телефон, во время ожидания посадки в самолет успела зарядить. Но так никому за это время не ответила, не позвонила, не написала ни одного сообщения.
Он изменила Александру. Да, это так и называется – изменой. Яркой, порочной, даже красивой. Но почему нет чувства угрызения, почему совесть Родионовой не корчится в муках? Внутри вообще ничего нет.
Может, этим она пошла в отца, о котором мать рассказывала мало, но самым ярким его определением было то, что мужчина оказался обыкновенным бабником, который не смог пропустить мимо очередную молоденькую профурсетку.
Когда Диана впервые услышала это слово, ей было десять лет и ей казалось, что профурсетка – это что-то легкое, воздушное, как безе
или зефир, а может, пирожное.И сделала таким образом вывод, что ее отец очень любил сладкое. Это уже позже Родионова поняла, что профурсетка – это женщина легкого поведения, а еще страшнее звучало определение на уголовном сленге – проститутка.
Вот и она сейчас была той самой профурсеткой, а никак не пироженкой.
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в городе Москва. Температура за бортом минус пять градусов Цельсия, идет слабый снег, время тринадцать часов. Командир корабля и экипаж прощаются с вами…
Потом все очень медленно и долго выходили, после пяти часов полета тело затекло, голова была тяжелая. Диане хотелось приехать домой, забраться в ванну, нет, можно сразу лечь спать, задернув все шторы и выпив цитрамона.
Суета раздражала, а еще вся эта яркость, мишура, новогодний декор, елки, реклама. Девушка перекинув дорожную сумку через плечо, не пошла ждать аэроэкспресс, а сразу на стоянку такси, и неважно, что дорого, хотелось быстрее домой. Телефон ожил, посыпались уведомления о звонках и сообщениях.
Малиновский звонил семь раз, всего семь за два с половиной дня. Интересно, будь Родионова его женой, он бы так же «волновался»? Не стала перезванивать, а вот как села в такси, позвонила мать. Теперь не ответить было преступлением, карающим казнью.
– Здравствуй, мама.
– Диана, что случилось?
– Что?– девушка поморщилась, начала разглядывать свои ногти.
– Я волновалась, обзвонила больницы и морги.
– Мама, не переигрывай.
– Александр говорил о Горном Алтае, куда ты полетела без него. Это правда? Что ты там делала?
– Это была рабочая командировка, все хорошо, я уже в Москве.
– Да? – в голосе мамы было стопроцентное недоверие.
Диана так и представила, как она стоит с ровной спиной, платиновая блондинка с идеально уложенными в тугой пучок волосами и прямой спиной, какая и должна быть у балерины хоть и бывшей. Она наверняка сейчас в танцевальном классе, смотрит на своих учениц, а отчитывает ее.
– Вы поругались?
– Мы расстались.
Пауза.
Слишком долгая.
Диана ждала очередной тирады о своей недальновидности, о том, что Александр прекрасный вариант, перспективный, амбициозный, надежный. А она, как всегда, ничего не понимает, хотя должна бы уже, скоро двадцать пять. И что если из нее не вышло профессиональной балерины, то она должна хотя бы найти себе хорошего мужчину.
– Мама?
– Да, да, я здесь.
– У тебя все хорошо?
А вот тут была очередь Дианы насторожиться, короткие ответы и длинные паузы были нехарактерны для Елизаветы Дмитриевны.
– Хотела тебе кое-что сказать и не по телефону.
– Что? – за три секунды Диана передумала все варианты новостей.
– Я выхожу замуж.
Глава 8
– Яр, будь осторожен, после бури не видно границ трассы. Слышишь меня?
Тренер кричал, Прохоров-старший махнул рукой в знак того, что услышал, хотя все мысли и он сам были не здесь. И как так получилось, что девушка сбежала от них? Исчезла, испарилась, как утренний туман.