Двойной стандарт
Шрифт:
– Тем самым лишает его счастья и блаженства, заставляя хмуриться и плакать, если что не по его. Делить и ревновать, путаться в местах и опять хныкать, не понимая, что происходит, потому как сердце подсказывает: «Не то, не то!!!»
– А что не то?
– Должны объяснить взрослые или ещё кто-то, но уже в голове.
– Лучше бы не объясняли…
– А они объясняют, обкрадывают счастьем, лишают постоянного блаженства.
– А потом? – требовал продолжения логической цепочки второй.
– Потом… суп с котом: всю жизнь можешь прожить честно, достойно, но объединить в себе целый мир, ощутить миг
– Господи! Так кто не даст-то, те или эти?
– И наши не дадут, и те постараются.
– Так кто же они, способные делить наше сознание, заставляя мозг не слушать и игнорировать сердце, и подчиняться зову то одних, то других?
– Никто не знает, разве только «блаженные», но их изолируют, изучают и лечат, возвращают в лоно двойного стандарта, иначе…
– Ты меня пугаешь! Что иначе?
– Иначе всё рухнет, впадём в детство, и начинай с истока, нам-то уже без разницы, а кому-то подобное не в жилу.
– Так кому?!
– Тем, без кого мы начнём по-другому, минуя двойные стандарты!
– Им без нас нельзя, мы вместилище их стандартов…
– Ну да, а нам без них?..
– А мы в плену иллюзий и обмана, что наша земная цивилизация движется в правильном направлении.
– Э-э! Как повернул! – удивился первый, и создалось впечатление, что они поменялись местами.
– Материальный прогресс очевиден, но его назначение вселяет тревогу.
– Нет, ты меня просто пугаешь!
– Его предназначение не объединяет людей, а разобщает, воспитывает у одних превосходство над ближним, у других – ненависть и протест.
– И сейчас ты скажешь: людское сознание всё больше раскалывается на своё и чужоё, а одно из них всегда оказывается близким и родным.
– И скажу: в конце концов, в этом противостояние останется лишь один человек (если повезёт). Он почувствует себя Господом во главе машин, ибо живые люди вселяют в него ужас повиновения, и такой опыт заложит двойной стандарт.
– Или как говорили древние: «Стереть и начать заново».
– Где ты нахватался такой архаичности? Так давно не говорят.
– Как по-твоему говорят?
– «Господи, перегрузи этот мир!»
– Возможно так и в ногу с прогрессом, но наше сознание несёт цивилизации гибель.
– Открыл Америку! Об этот все знают…
– Знать-то, знают, но уступить друг другу не могут, тогда это уже добровольная гибель, суицид.
– Тихо! Тихо…
– Что такое?
– Наш нас подслушивает…
– И что?
– Что-что! Побежит жене расскажет или врачам, а то и хуже…
– Что хуже?
– Выйдет на улицу через окно или балкон, или с моста прыгнет…
– Не-е! Наш не такой, сейчас записывать побежит.
– И точно, вон уже искры летят: «Где блокнот, где ручка?»
– Всё! Сейчас работой завалит, прощевай!
– Покедова!»
Книга первая.
Адепт и гадалка.
Часть первая.
Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди,
так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки.
Евангелие от Матфея, 7:12.
Глава 1
На исходе июльского дня, когда солнце, касаясь городских крыш, ещё не потускнело
в своем блеске, но длинные тени уже зацепились за дома, подавая надежду, что пеклу вот-вот и конец, с работы домой, утомившись зноем и запахом плавленого асфальта, возвращались горожане; сдвигались жалюзи и гардины, распахивались окна и выходы на лоджии и балконы, чтобы застоялый воздух выплеснулся на улицу из помещений и оставил место надвигающейся прохладе.Для многих не имеющих кондиционеры эта привычная процедура – обыкновенная дань лету без лишних затрат на электричество, парадоксального насморка и прочих кризисных последствий, и только для Андрея Хрусталёва безвредный оброк в тот ранний вечер обернулся стрессом и головной болью.
Распечатывая балконную дверь, в небесной лазури между разросшимися деревьями он обнаружил святящийся объект. Заворожённый зрелищем, Андрей перестал сражаться с упрямым шпингалетом, так и застыл с поднятой рукой, его взгляд всё сильней втягивался в белый шар, как кролик в пасть удава. Исходивший от шара свет, необычайно яркий для заката, не слепил, но и не отпускал от себя.
Световые дорожки разной длины создавали картинку, схожую с детским рисунком солнышка, такое же чередование лучиков – длинный, короткий. Прожектора-лучи явно находились в режиме поиска, спонтанное желание Хрусталёва «посвети сюда» исполнилось мгновенно. Ослепительный поток ударил Андрею в лицо с потрясающей точностью, шар, несомненно, обладал суперинтеллектом и использовал человеческие эманации в качестве маячка, скоротечно вычисляя правильный курс и глиссаду на объект, излучающий в пространстве мысль.
Веки рефлексивно задёрнулись, но световая мощь чувствовалась и сквозь них. От звона в ушах Хрусталёв оглох, как будто рядом грянул выстрел. Мысли, не успев разбежаться, блокировались, мозг заглючил, как цифровое телевидение в грозу. Опора поплыла под ногами, словно расколовшаяся льдина. Световой удар усилился, насквозь пронзил уже всё тело, и казалось, что оно плавно втягивается в белый туннель, растворяясь и теряя не только естественный пигмент, но и вес. Всё!.. Сплошной яркий свет и ничего более…
Шар погасил сознание, обессветив его. Оно погрузилось в небытиё, где возможности нет проявиться мысли самой, тьма не искрит.
Но вот в голове зажглась чужеродная мысль, точно во тьме чиркнули спичкой, отыскивая путь к спасению:
– Не бойся! Это Себеё…
– Себеё?! Это… по-японски? – чуть успокоившись, но с недоверием заметалась бледным пикселем мысль Андрея.
– Если не нравится, тогда это сэон «С» двести шестьдесят семь», – заново представился интервент.
– Сэон «С» двести шестьдесят семь?! А что это?! – ещё больше удивился разум Хрусталёва.
– Тебе не обязательно знать, скоро и это затрётся, верь нам, и всё будет хорошо!
И тут странное видение заполнило сознание Хрусталёва: он лежит на спине, над ним мощный светильник прямоугольной формы, поделённый внутри ещё на девять секций. Яркий и спокойный свет на тёмном фоне не ослепляет. Прямоугольные секции в светильнике выделяются тусклыми колеблющими линиями. В левом углу – мерцающая пиктография, похожа на силуэт человечка с расставленными конечностями. Вот фигурка резко переместилась в правый угол по диагонали, и снова всё успокоилось и погасло. Опять темно.