Двойной стандарт
Шрифт:
Так вот, эта ничем не обоснованная вера в эфемерное будущее, которое всегда представляется лучше реального, хорошего настоящего, держала Хрусталёва на плаву, не позволяя утонуть в жизненных передрягах.
«Ничего, и аварию переживём! – успокаивал он себя тогда. – Это не то… завтра».
«Пережил, называется!» – отбрасывал он прошлое, постепенно приходя в себя от светового удара.
Теперь он вспомнил про балкон и свет, на этом всё обрывалось, дальше знакомые ощущения… от хирургической операции. Круг замкнулся.
«А он реальный, не глюк!» – удивился Андрей, осматривая трофей на запястье.
Наконец-то Хрусталёв отвлёкся от
Серебристый обруч из необычайно легкого, невесомого металла притягивал и ласкал взор. Конструкция артефакта состояла из двух колец, насаженных одно на другое. Лежащее на запястье, внутреннее – шириной около трех сантиметров, слегка выступало из-под округлостей внешнего. На верхнем кольце три равноудалённые кнопки с особым геометрическим образом – треугольник, ромб и овал. На нижнем кольце ещё имелась и метка в форме треугольника.
«Для кнопок при совмещении», – домыслил Андрей. И левая рука начала искать подтверждений, трогая верхний обруч. Он легко проворачивался по оси без значительных усилий, но внутренняя часть браслета оставалась неподвижной. При вращение по кругу, предмет не издавал звуков, пока овальная кнопка не совместилась с меткой, тогда послышался легкий щелчок. Возникшая подсказка «нажать» преобразовалась в действие. Где-то внутри конструкции отчётливо проявились вибрации, широкое кольцо разжалось, и запястье освободилось от браслета.
Окольцованная пташка снова на воле. Если с ней всё ясно, то с хозяином колец, властелином, непроглядный туман. Почему ничего не отложилось в памяти, как это произошло, и кто надел? Одни вопросы… Выглядит всё странно и угрожающе неприятно. И тут впервые он отчётливо воспринял, как две половинки мозга обсуждают общую проблему.
«Поздравляем, похоже, беляк! – решилось охарактеризовать необычный процесс левое полушарие». «Беляк, беляк… – эхом закружилось в голове и докатилось до правого полушария, которое, ещё не въехав в тему, как спросонья уточняло, – Не понял!..» Левое бойко продолжило: «Белая горячка, говорю, глухня!» Теперь правое возразило уже рационально: «С чего бы, не пили и не пьём-с…» «Точно, значит больные, – ещё энергичней подхватило первое». Но невозмутимость правого не дала слабины: «Просто не хочется».
Диалог провис так же неожиданно, как и начался. Опять дежавю, но теперь другого порядка. Как только пытается вспомнить о шаре и браслете, происходит сбой в поисковой программе мозга, словно кто-то уводит от настоящего, подыскивая похожее в прошлом.
Притихшие половинки бросились снова обсуждать проблему. Инициатором выступала левая: « Я же говорю – больные, склероз нужно лечить!» В этом случае правая подхватила тему сразу: «Какой склероз? Здесь похоже на парамнезию, на одну из её разновидностей…» «Убедил, вон какие слова извлекаешь… ну, что там ещё? – не останавливалось левое полушарие». «Ложные воспоминания, пробелы заполняются событиями прошлого, схожими эмоционально… – процитировало правое данные вскрытой ячейки». И опять последовал провал.
Тут же нарастающее чувство тревоги привело к воспоминаниям молодости, лейтенантским годам. Отдых в профилактории ВВС Хабаровска, кутили две ночи напролёт и… допились. Необъяснимый страх не позволил поддерживать компанию со столь высоким темпом. Андрей отказался от похода с товарищами
в «Белую лошадь», винный магазин на окраине Хабаровска, с последующим многочасовым стоянием в очереди, отрыжка «перестройки» и «сухого закона». Одиночное метание по номеру гостиницы вылилось в идею о трудотерапии. Лейтенант раздобыл швабру с ведром у дежурной по этажу, и пол снова заблестел, влажная уборка проводилась ежедневно по утрам персоналом профилактория.«Так-так-так! Нужно чем-то занять себя, съехать с этих воспоминаний: выйти на балкон, подышать воздухом. Ну, нет, один раз уже сходил. Кстати, зачем я туда потащился? Точно… сегодня очередное собрание во дворе, и я хотел посмотреть, началось ли?»
Он делает вторую попытку вырваться из круга далёкого прошлого, переключившись на реалии сегодняшние, и не замечает, как снова погружается в воспоминания. Мозг автоматически ищет ту ячейку, где спрятались эти назойливые цифры, но каждый раз проскальзывает мимо…
«Значит, собрание хотел посмотреть, будь оно семь раз неладно, тьфу, опять…»
Собрание жильцов его подъезда пытается каждые полтора-два месяца текущего года достичь консенсуса в вопросе установки домофонов. Весь двор был в курсе и с интересом ожидал финальной части водевиля.
А двор – меж двух пятиэтажек по улице Сакко и Ванцетти и, примкнувших к ним, кирпичных заборов. Двор небольшой, и улица короткая в три квартала с названием, вызывающим у Хрусталёва приятные воспоминания детства.
Коробка цветных карандашей «Искусство», дефицит семидесятых годов, всегда осматривалась досконально, а там сбоку надпись: «Изготовлено на фабрике художественных принадлежностей им. Сакко и Ванцетти», и молодому поколению того времени казалось, что свои фамилии названию дали итальянские художники, рисовавшие такими карандашами в эпоху Возрождения.
Разочарование наступило в период изучения истории, из школьной программы Андрей узнал, что итальянцы совсем не художники. Но ассоциация с искусством так осталось на всю жизнь, и когда в середине девяностых переезжали семьёй в этот дом, название улицы стало приятным воспоминанием о счастливой поре, а двор близким и родным. Хрусталёв, сообщая новый адрес другу, так улицу и представил:
– Имени итальянских художников.
На что тот, немного помолчав в телефонную трубку, парировал:
– Хватит врать – это американские рабочие.
Первое же появление во дворе вызвало у Андрея приятное чувство комфорта от многообразия растительности. В ту пору по центру рядом с пирамидальным тополем выделялась плакучая ива. Её густая крона из длинных и гибких, словно покрытых лаком, ветвей с ярко-зелёными и узкими листьями походила на женскую голову с модной причёской. Тонкие ветви свисали над низким палисадником и в некоторых местах касались асфальта, как дреды с плеч девушки, из-за чего дерево и считали главным украшением. Жаль, что её нет теперь, без женской красоты двор потерял уют и выглядит неухоженным.
Зато две липы у дорожки, соединяющей центр с первым подъездом, с тёмным блеском листвы и светло-зелёными прицветниками, с вечно гудящими насекомыми в кроне, отчего жёлтые цветы кажутся живыми, захватили первенство среди оставшихся насаждений. Под одной из них, ближе к кирпичной стене, отделяющей двор от детского садика, находилась лавочка.
Вот сегодня на этой площадке у лавочки должен решиться вопрос установки железной двери подъезда с домофоном. Главные противники установки – наши признанные малоимущие пенсионеры…