Двойня для босса. Стерильные чувства

— Тогда Загорская не только сделала аборт, но и убедила Андреева стерилизовать ее, — добивает меня медсестра.

— Что? — выжимаю из себя с трудом.

— Вот, — кладет бумагу передо мной. — Видите. Ваша жена не может иметь детей. Именно ее снимки в нужный момент подсунули несчастной Шевченко, приговорив последнюю к бесплодию. Я помню, как девочка детей хотела. Столько ЭКО прошла.

— Хватит, — прерываю грубо, потому что без нее знаю, в каком состоянии была Алиса в то время. — Что по факту у обеих?

— Шевченко здорова. Причина в ее муже, который отвалил большую сумму Андрееву, чтобы скрыть свой изъян и свалить вину на супругу, — объясняет она. — Загорская… Ей были перевязаны трубы. Безусловно, тайно и очень аккуратно. Таким молоденьким и не рожавшим подобную процедуру проводить запрещено.

Жестом прошу медсестру сделать паузу, потому что услышанное не укладывается в моей голове. Милана пошла на операцию, лишь бы не рожать от меня. Разве можно настолько ненавидеть законного мужа? И при этом улыбаться в лицо и нежничать?

Нахожу в документах дату операции и тяжело вздыхаю. В те дни Милана уезжала на свой первый после нашей свадьбы «показ».

— Шрамы? — уточняю я, удивляясь, как я не заметил «изменений».

— Нет, Андреев использовал метод, не оставляющий заметных следов. Все, как просила Загорская. Она боялась процедуры и очень берегла свое тело.

Горько усмехаюсь: конечно, ее главный рабочий инструмент. И в нем нет места для малыша…

— Милана сознательно сделала себя бесплодной? — повторяю, не в силах принять абсурдность ситуации.

— Почти. Ее шансы забеременеть естественным путем свелись к нулю. Но гормональный фон, выработка яйцеклеток, менструальный цикл — все осталось в порядке. В таком случае можно провести ЭКО. Поэтому Загорская испугалась, когда вы привели ее в клинику. Ребенка она не хотела. Никаким путем. И провернула подмену.

— Как Андреев пошел на это? По факту, теперь он не только потеряет работу, но и сядет. Дело в деньгах? — повышаю тон невольно. — Сколько моя жена заплатила?

— Не только.

— Говорите, — срываюсь на рык.

— С момента того аборта у вашей жены с Андреевым сложились очень близкие отношения. Правда, получив свое, Загорская долго не появлялась в клинике. Однако три года назад я застала их прямо в кабинете. Вместе… — осекается на полуслове. — Простите… Вам неприятно слышать все это…

— Нет, все в порядке, продолжайте, — бросаю холодно. — Вы сможете подтвердить это на суде в случае необходимости?

— У меня ведь нет доказательств, — трусливо идет на попятную. — Только слова. Да и то, утверждать со стопроцентной уверенностью я не возьмусь. Свечку не держала. Сам Андреев свою пассию не выдаст. Даже сегодня продолжает ее прикрывать.

— Ясно. Давайте еще раз к Шевченко. Подробнее! — приказываю сурово.

— У Шевченко были неудачные попытки ЭКО по вине мужа. Он бесплодный, но оплатил себе «красивые» анализы, чтобы солгать жене. Под руку Андрееву как раз подвернулись ваши. За отдельную сумму супруге Шевченко вынесли приговор о бесплодии: написали ту самую «непроходимость труб», о которой я вам уже говорила.

— У них должно было быть третье ЭКО… Андреев готовил для них донора?

— Кхм, да, — удивляется моей осведомленности. — Шевченко отчаялся окончательно и оплатил донора. Опять же без ведома жены, что незаконно. Андреев никак не мог незаметно взять биологический материал из базы, поэтому… Он решил использовать ваш. Повторный анализ оказался как нельзя кстати. Все было готово к успешному ЭКО, но оно сорвалось…

Ирония судьбы. При любом раскладе мои кнопочки появились бы на свет. Однако наш с Алисой путь оказался приятнее…

— Я заберу копии всех документов, — поднимаюсь с места.

— Не положено, — раздается за спиной механический голос одного из сотрудников органов.

Оборачиваюсь и смотрю на него уничтожающе. Лучше меня не злить. Только не сейчас.

На его удачу, к нам приближается начальник, что-то быстро шепчет подчиненному на ухо, а потом кивает мне. Оба отходят, делая вид, что заняты чем-то другим. По факту, дают мне зеленый сигнал. Но не прямо. Намеком.

Жду, пока зареванная медсестра сделает копии архивных документов, выхватываю у нее бумаги и направляюсь к выходу.

На полпути оглядываюсь:

— Вы ведь были в курсе всего. Наблюдали, как нам ломают жизни. И участвовали, — не обвиняю, а констатирую факт.

— Я… Всего лишь хотела сохранить работу… Мне так жаль… Простите!

Мне нечего ответить, но и помогать ей не намерен. Пусть с ней следственный комитет разбирается.

Сжимая проклятые документы в руке, стремительно мчусь к своему джипу. Занимаю водительское кресло и чересчур резко трогаюсь с места.

Педаль газа до упора. Скорость на максимуме. Двигатель рычит.

Спешу к Алисе. Мне некогда жалеть о своем прошлом. Сейчас моя цель — не прос… пустить настоящее и построить будущее, которое невозможно без моей семьи.

Настоящей семьи, а не суррогата, который подсовывала мне Милана.

***

В многоэтажном доме, где находится маленькая, уютная квартирка с моими самыми большими «сокровищами», на вид все по-прежнему. Те же железные двери с кодовым замком, всегда наглухо закрытые, однако через которые можно спокойно пройти вместе с другим жильцом. Тот же консьерж на входе, хотя он здесь скорее для статуса, чем ради обеспечения безопасности. Те же лестничные пролеты с вычурными перилами, бесшумный лифт, что медленно поднимает меня на нужный этаж.

Казалось бы, вокруг тихо, спокойно. Почему тогда так тревожно на душе?

До последнего надеюсь, что Лиса не успела натворить глупостей. Дико боюсь не застать ее с кнопками дома. Понимаю, что появление Миланы на горизонте могло подорвать и без того хрупкое доверие моей лисички.

С какой все-таки тварью я прожил почти семь лет! Сам виноват, знаю, но, бляха, как же обидно потерять столько времени! Еще печальнее — пропустить важные моменты жизни кнопочек. Из-за грязной игры жены, которой я был необходим лишь как банкомат. Стабильный, безотказный и безлимитный.

Мысли переключаются, стоит лишь распахнуться створкам лифта. Потому что в эту же секунду я слышу шум и разговоры на повышенных тонах, доносящиеся из моей квартиры.

Отчаянное «нет» звучит с таким надрывом, что я не сразу узнаю голос. А когда понимаю, кому он может принадлежать, то мгновенно взрываюсь. Добивает меня жалобный детский плач. И испуганное «ма-ам».

Внутри сначала все леденеет, а потом заполняется лавой.

Кажется, даже через закрытую дверь я чувствую их страх. Моих, черт возьми, детей и моей женщины! Не завидую тому, кто посмел разинуть на них свою гнилую пасть!