Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов

Отчитываясь перед своим министром за первое лето пребывания в Антарктических водах и руководствуясь заданием, приведенным выше («отыскивая неизвестные земли»!), Беллинсгаузен в апреле 1820 г. отрапортавал «по команде»: «Признаков большой Южной земли нигде не встречал, хотя большую часть плавания имел за полярным кругом и близь онаго, как только ветры позволяли. Но естли оная и существует, то должна быть далеко во льдах и покрыта ими и опознать оную нет возможности». Такой была точка зрения начальника нашей самой первой антарктической экспедиции на тот момент – ведь он видел только «материк льда», среди которого не отметил выходов коренных пород, земли в представлении тех, кто давал ему задание. А «материк льда» оказался новым, невиданным, не только им самим, но и никем другим. Теперь ему оставалось главное – найти землю, чтобы опознать ее, что ему удалось только во второе антарктическое лето 1820–1821 гг.

Касаясь дальнейшего плавания в Южном Ледовитом океане вплоть до посещения Порт-Джаксона (современного Сиднея) в Австралии, отметим следующие моменты. Условия плавания в этой негостеприимной акватории Мирового океана оставались тяжелыми, требуя от экипажа, каждого его члена, постоянного внимания и готовности к испытаниям, а это, в свою очередь, заставляло всех офицеров быть особо внимательными ко всем участникам экспедиции. Так, при заготовке льда для хозяйственных целей «после каждой поездки гребцы на каждом судне переменялись, дабы таким образом облегчить сию тяжелую при холоде и мокроте производимую работу При окончании дела всем было велено переодеться в сухое платье, а для подкрепления каждому было дано по хорошему стакану горячего пуншу» (1949, с. 115). Условия плавания все время оставались достаточно напряженными, повторяясь изо дня в день: «Волнение было так велико, что принудило нас спустить брам-реи и брам-стеньги; ветр дул ночью, дул порывами со снегом, так что в 2 часа утра мы должны были взять у марселей последние рифы, а крюйсель закрепить, качка была сильная; ртуть в барометре опустилась до 28,25 (до 718 мм. – В. К.). С 10 часов утра ветр несколько утих. В полдень было теплоты полградуса; весь день продолжалась попеременно пасмурность, дождь, снег» (1949, с. 116) и т. д. и т. п. изо дня в день. Беллинсгаузен прилагал немало усилий, чтобы сохранить здоровье своих подчиненных любым способом: «Я почитал обязанностью на обоих шлюпах по возможности исполнять все относящиеся до обрядов веры и до обычаев наших соотечественников: в каждый праздник все одевались в праздничное платье; торжественные дни сверх обыкновенной порции производилась свежая свинина с кислою капустой, пунш или грог и вино. Доставляя, таким образом, удовольствие, я отвращал уныние и скуку, которые могли родиться в толь продолжительное время единообразия и опасности, когда льды, беспрерывный снег, туманы и слякоть были нашими спутниками. Кому неизвестно, что веселое расположение духа и удовольствие подкрепляют здоровье; напротив, скука и унылость рождают леность и неопрятность, а от сего происходит цинготная болезнь» (1949, с. 120). Выход за пределы линии антарктической конвергенции в середине марта был отмечен Беллинсгаузеном на 57°, судя по исчезновению льда и подъему температур воздуха. И так изо дня в день вплоть до прихода в Порт-Джаксон, где оба корабля оставались на протяжении месяца, чтобы приступить к открытиям в центральной части Тихого океана, за которыми последовало повторное возвращение в Порт-Жаксон и стоянка там, затянувшаяся до ноября 1820 г.

Главное достижение русских моряков приходится на лето 1820–1821 гг., состоялось оно в антарктических водах. Открытие Земли Александра I и острова Петра I никем не оспаривалось, было признано всеми. К их берегам русские корабли выходили по наиболее ледовитым антарктическим морям. И не случайно одно из них (западнее Антарктического полуострова) впоследствии получило имя Беллинсгаузена. Добавим, что повторно берега Земли Александра I наблюдались с борта экспедиционного судна «Бельгика» в феврале 1898 г., а затем летом 1905 г. французской экспедицией Ж. Шарко, т. е. лишь семьдесят семь лет спустя. Экипажам «Востока» и «Мирного», бесспорно, повезло с ледовой обстановкой, о чем свидетельствует вся последующая история исследований в этой части Антарктиды. В третий раз Землю Александра I наблюдал с борта самолета англичанин Дж. Раймилл в августе 1936 г., в самом конце того же года наконец добравшийся до берегов Земли Александра I на собачьей упряжке. Картирование этой части Антарктиды удалось завершить лишь в 60-х гг. прошлого века с береговой базы Фосилл-Блаф, когда было доказано существование шельфового ледника в проливе, отделяющем эту сушу от Западной Антарктиды.

Почти столь же недоступным оказался и остров Петра I. Первая высадка на его берега состоялась с борта научно-исследовательского судна «Норвегия» лишь в 1929 г., а повторно это удалось американцам в 1948 г. Остров остался недоступным для создания на нем самой небольшой научной станции, он стал настоящим памятником русских открытий в Антарктике.

Надо сказать, что современники быстро оценили значение русских открытий за Южным полярным кругом, судя по приведенной выше оценке Джеймса Кларка Росса, внесшего немалый вклад в изучение Антарктиды. Такое понимание сделанного русскими в Антарктиде со стороны Росса не удивительно – ведь на берегах этого материка русские и англичане столкнулись с одними и теми же природными особенностями, но в различной последовательности. Сначала российский мореплаватель у современного Берега принцессы Марты с удивлением обнаружил обрывы шельфовых ледников. Пытаясь уложить это открытие в суть полученного им задания, лишь на этапе завершения плавания, увидав коренную сушу на Земле Александра I и острове Петра I, Беллинсгаузен понял, что с честью выполнил порученное ему дело. А англичанин сначала открыл гористые берега Земли Виктории и только потом вышел к шельфовому леднику, названному позднее в его честь, – связь этих различных природных объектов для него была очевидной, как и реальная заслуга своего предшественника. По этой причине свидетельство Росса для историка антарктических открытий особенно ценно. Не менее высокую оценку заслугам Беллинсгаузена в открытии нового материка со временем дал немецкий географ Август Петерманн: «За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно прямо поставить в один ряд с именами Колумба и Магеллана, как людей, не отступавшими перед трудностями… созданными воображением предшественников» (1867). Нашим морякам принадлежит одна из замечательных страниц в истории открытия шестого континента на планете.

На этом фоне претензии некоторых зарубежных мореплавателей на первенство в открытии Антарктиды выглядят несолидными и необоснованными. Например, при встрече 26 января 1821 г. в бухте острова Десепшен российских моряков с американским зверобоем Натаниелем Пальмером американец поделился с русскими некоторыми сведениями о размерах промысла, не видя в них конкурентов, но ничего не сообщил им о собственном открытии Антарктиды, приписываемой ему некоторыми земляками на основе записей в судовом журнале. Приведем их.

«Четверг 18ноября 1820 г. Подняли якорь, в 10 мы вышли из Бухты (на острове Десепшен. – В. К.), направились к Земле. Курс StE¹/₂E заканчивается свежим бризом и приятным.

Пятница 19 ноября. Эти 24 часа начались со свежего бриза от SW и приятного, в 8 после полудня прошли мимо Земли и нашли, что море заполнено огромными ледяными горами в 12 лавировали под парусом до утра – в 4 по полуночи пошли к берегу и открыли пролив простирающийся SSW и NNE он был буквально заполнен льдом и берег недоступен и мы подумали, что неблагоразумно отваживаться в лед трудно пробираться на Север и увидали 2 небольших острова и берег везде перпендикулярен мы направились к Фризланду (остров Ливингстон. – В. К.) входа в пролив был 63–64 S. Заканчивается ясной погодой ветром от SSW». (Цит. по Лебедеву, 1968, с. 19.)

Насколько этот документ может свидетельствовать о приоритете в открытии Антарктиды в сопоставлении с документами русских моряков, читатель оценит сам.

Некоторое время с подобными заявками на открытие участка Антарктического полуострова выступали англичане, ссылаясь на плавание военного моряка Брансфилда в январе 1820 г. Даже если этот английский моряк и не спутал берега Антарктического полуострова с островом Тринити, это событие произошло дней на десять позднее выхода Беллинсгаузена к Берегу принцессы Марты. В наше время в контексте событий за Южным полярным кругом это уже только детали далекого прошлого, столкновения интересов представителей держав и сословий за дымкой времен… Несомненным остаются только заслуги российских моряков в открытии последнего материка на нашей планете, так непохожего на остальные и по-своему неповторимого.

Помимо текста книги-отчета самого Ф. Ф. Беллинсгаузена, в настоящее издание включен ряд других документов, которые помогут читателю самому сопоставить различные источники, отражающие наиболее интересные события в истории экспедиции, а также сопутствующие им обстоятельства. Особо отметим, что подобное сочетание документов в одном издании выполнено впервые, а это дает возможность читателю пользоваться ими во всем объеме.

Наиболее часто цитируемым из этих документов является письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову. Этот источник примечателен двумя обстоятельствами. Во-первых, это практически сжатый и вместе с тем достаточно детальный рассказ о плавании и его результатах, написанный профессионалом профессионалу В этом повествовании присутствует только главное, основное. Во-вторых, сие письмо не дублирует по целому ряду моментов книгу-отчет Беллинсгаузена, но вместе с тем приводит детали, отсутствующие в сообщении начальника экспедиции – в первую очередь это относится к событиям 16 (28) января. Сию дату и следует считать днем открытия Антарктиды. В известной мере письмо Лазарева Шестакову можно считать своеобразным рефератом книги Беллинсгаузена, но, несомненно, самостоятельным произведением, что и составляет его главную ценность: ведь Лазарев при написании письма передал то, что по тем или иным причинам не оказалось в книге Беллинсгаузена. Чтобы иметь возможность сравнить одни и те же события и оценки, данные разными участниками самой первой российской антарктической экспедиции, в настоящем издании публикуются свидетельства других участников плавания: профессора Казанского университета И. М. Симонова, матроса 1-й статьи Е. Киселева из экипажа «Востока» и мичмана П. М. Новосильского из экипажа «Мирного». Эти свидетельства принадлежат людям, занимавшим в экспедиции самое разное служебное положение, но неравнодушным к порученному им делу. Такое сопоставление указанных источников может стать темой самостоятельного исследования, далеко выходящего за рамки данного предисловия.

Особо следует остановиться на двух документах, принадлежащих перу астронома И. М. Симонова, человека, в высшей степени образованного, профессиональные знания которого в экспедиции прежде всего были направлены на решение проблем навигации и определения координат судов в море по наблюдениям светил. Ни в коем случае не отрицая его описаний природы посещенных мест, остается лишь сожалеть, что он не смог оценить, подобно Лазареву, открывшиеся перед ним картины антарктического побережья 16 января 1820 г. Но в целом ряде других мест подобная возможность возникает, хотя и не по столь значительному поводу.

Заголовок первого документа «Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» около света и особенно в Южном Ледовитом океане в 1819, 1820 и 1821 гг., произнесенное в торжественном собрании Казанского университета июля 7-го дня 1822 г. профессором и кавалером Симоновым» говорит сам за себя. Для читателя важно, что этот доклад с целью ознакомления профессуры и студентов Казанского университета был сделан по возвращении из плавания сравнительно быстро, когда все полученные впечатления были еще свежи и не померкли от занятий и трудов повседневной жизни университетского ученого, столь непохожей на тревоги и заботы, не оставляющие ни на минуту каждого участника дальнего плавания. Здесь же отметим, что суть итогов экспедиции во многом отличается от изложенной в письме Лазарева. Это объясняется как профессией обоих, так и связанным с ней восприятием окружающей обстановки. Наибольшее впечатление от экспедиции на докладчика, несомненно, произвела природа тропиков, а также обитатели островов Тихого океана, на что Симонов, учитывая особенности аудитории, не пожалел красноречия, одновременно отметив отсутствие в составе экспедиции настоящих ученых-естествоиспытателей. Вместе с тем докладчик уделил много места (и вполне заслуженно) собственным астрономическим наблюдениям.

Что касается главного достижения экспедиции – открытия Антарктиды, то выводы и суждения Симонова по этому предмету оказались достаточно противоречивыми. Оценивая ситуацию к югу от 70° ю. ш., он утверждал, что «Южный полюс покрыт твердою и непроницаемою корою льда, коего толстота, судя по возвышению над поверхностью океана, может простираться до 300 сажен, считая от нижнего слоя, скрытого в глубине моря до вершины». В действительности ученый приводит достаточно реальную величину порядка 600 м, характерную для краевой периферийной части ледникового покрова Антарктиды в целом. А чуть позже, рассказывая об открытии острова Петра I и Земли Александра I, докладчик заключает: «Открытие их тем более важно, что они суть самые южейшие из всех доныне известных земель на земном шаре. Вероятно, они надолго таковыми останутся, и можно решительно сказать, что южнее их никогда открыты не будут, ибо нет средства углубляться во льды далее». Будущее показало возможность не только углубляться во льды, но и передвигаться по этим льдам, что и стало решающим при исследованиях Центральной Антарктиды. Однако верно и то, что после русских моряков (а вместе с ними и Симонова) в следующий раз Землю Александра I удалось увидеть только в 1898 г. (т. е. 77 лет спустя!) с борта «Бельгики», причем в числе наблюдателей оказались Фредерик Кук (первым оказавшийся на Северном полюсе в 1908 г.) и Руал Амундсен (первопроходец Южного полюса в 1912 г.). Одинаково показательны как время, потребовавшееся для повторного посещения (точнее, созерцания) шестого материка, так и преемственность имен полярных исследователей.