Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов
Шрифт:
Второй документ (впервые опубликованный в 1951 г. в извлечениях, воспроизведен в настоящем издании), также принадлежащий Симонову, представляет собой незавершенную рукопись под названием «Шлюпы «Восток» и «Мирный», или плавание россиян в Южном Ледовитом океане и около света». По объему она в несколько раз превышает текст «Слова об успехах…». Незавершенность текста рукописи автором не уменьшает ее ценности, поскольку последние описанные в ней события относятся к посещению русскими кораблями острова Маккуори в ноябре 1820 г. Хотя открытие острова Петра I и Земли Александра I, таким образом, не получило в этом источнике своего отражения, но как раз эти события экспедиции Беллинсгаузена-Лазарева не вызывают сомнений или разночтений у историков.
Читателю следует иметь в виду следующие особенности публикуемого документа. По-видимому, сам Симонов, работавший над ним длительное время, видел в нем будущую книгу, предназначенную для образованного читателя, интересующегося путешествиями в дальние страны,
Наряду с хорошим авторским стилем отмеченные особенности рукописи делают ее не только интересным, но и легко читаемым произведением, которое служит важным дополнением к книге-отчету самого начальника экспедиции, поскольку в нем описан целый ряд моментов, отсутствующих у Беллинсгаузена. Это касается описания как повседневной жизни на судне и отношений в экипаже, так и целого ряда событий, значение которых участники оценивали по-своему и, соответственно, уделяли им больше или меньше внимания в своих записках. Так, например, описание праздника по случаю пересечения экватора занимает в книге Беллинсгаузена примерно десять строк, поскольку начальник экспедиции считает его «совершенно детской забавою, которая, однако, производит большое действие на мореплавателей». Разумеется, отношение Симонова другое, и эмоциональное описание торжества на корабле под Андреевским флагом занимает у него две страницы. Не менее интересны у Симонова описания природы в экваториальной зоне, которые ученый увязывает с деталями морского быта, например в описании с сочными бытовыми деталями налетевшего шквала: «… чернильница моя летит по столу, как из лука стрела, и ударилась о стену; маленький столик, стоявший в углу, перевернулся вверх ногами; один из собеседников упал вместе со стулом, а другие схватились кто за стол, кто за пиллерс, но привычные моряки мгновенно поправились и вспорхнули наверх, как ласточки.
Это была шутка одного из тех шквалов, которые в тропических пределах Атлантического океана предвещают конец северо-восточного пассатного ветра. Он мгновенно ударил в паруса и сильно покачнул шлюп «Восток»; но опытностью и деятельностью капитана и офицеров приняты были надлежащие меры». Всего один пример наблюдательности единственного ученого на борту экспедиционных кораблей в сочетании с великолепным стилем изложения эпизода, не нашедшего отражения в труде Беллинсгаузена по понятным причинам – для него это была рядовая ситуация.
Возвращаясь к тексту рукописи Симонова, вновь отметим разницу с текстом Беллинсгаузена при характеристике природы и истории посещенных мест. Например, окрестности Рио-де-Жанейро в книге Беллинсгаузена описаны всего на пяти страницах; тогда как у Симонова им посвящено целых двенадцать, причем хорошим литературным стилем, в чем читатель легко убедится сам – пример далеко не единственный. Уже одно это оправдывает включение в настоящее издание разнообразных документов, дающих не только простор мысли вдумчивому читателю и настраивающих его на исследовательскую работу, на сравнительно-сопоставительный анализ текстов. А если читатель сам пожелает убедиться в реальности описаний Симонова, Беллинсгаузена и их спутников и однажды отправится для этого в отдаленные моря – да сопутствует ему удача! Если это произойдет хотя бы с одним из читателей, составители настоящего издания могут уже тогда считать свою задачу достигнутой.
Несомненно, художественные достоинства приводимого документа в сочетании с интересной информацией не однажды привлекут внимание читателя. Например, чего стоит симоновское описание занятий астрономией офицерского состава на «Востоке», в котором сказывается еще и профессиональное удовлетворение самого профессора: «В этих наблюдениях очень часто участвовали капитан и Иван Иванович Завадовский, а в полдень иногда и все офицеры с собственными своими инструментами наблюдали самую большую высоту солнца для определения широты места. Приятно было видеть, как семь, а иногда и восемь секстантов в одно время наводятся наблюдателями на солнце и на морской горизонт».
В других случаях преобладает удивление и восхищение исследователя при встрече с ранее неизвестными ему природными явлениями: «Говоря о воздушных явлениях, нельзя не упомянуть о гиганте, которого мы видели в северной широте 41/2°, в 31/2 верстах от нас
на подветренной стороне. Он опирался основанием своим на море, а главой поддерживал густое облако: это был тромб, или смерч. Явлению его предшествовали дождь, гром и молния; а когда он исчез, мы видели на том месте одни облака и густой туман, да фонтаны, поднимающиеся из глубины моря. Может быть, это были киты или новая попытка океана подняться до облаков». Симонов настолько поражен увиденным, что не скрывает сожаления о недостатке знания причин возникновения этого грозного явления, вкладывая в свои описания частицу собственного восприятия – отсюда одухотворенность и эмоциональность текста.Но больше всего это относится, разумеется, к сфере научных интересов Симонова – астрономии и описанию небосвода Южного полушария в сочетании с картинами моря: «Море покрывается фосфорическим блеском морских существ, а небо – магическим сиянием небесных тел. Как часто, уединяясь зрителем этих двух волшебных картин, долго просиживал я на шканцах или на юте и предавался обаятельному влиянию тропической ночи. То я вслушивался в лепет волн, рассекаемых орлиною грудью корабля, то всматривался в блестящие группы созвездий, мною невиданных…» Сознательно обрываю дальнейший текст Симонова, чтобы сохранить у читателя желание насладиться его проникновенной прозой, в которой эстетика удивительно сочетается с профессионализмом. Однако даже приведенный отрывок требует от читателя определенного знания морской специфики, ибо уединиться на военном корабле можно было именно только на юте или шкафуте, недоступных для «нижних чинов».
Правда, в других случаях (как, например, при высадке на остров Завадовского) присущая Симонову эстетика приходит в противоречие с грубой прозой при описании некоторых натуралистических деталей во время посещения гнездовий пингвинов, что, впрочем, лишь придает его тексту ощущение достоверности, делает описываемую ситуацию более рельефной: «Миллионы пингвинов стояли на земле один подле другого, и прохода не было от тесноты. А так как они в первый раз видели человеческие фигуры, то прибытие наше не возбуждало между ними никакого беспокойства. Мы должны были употреблять силу, чтоб пройти через их бесчисленные ряды на середину, где их было очень мало. Они безвредно защищались ластами и носами, но пинки и палки заставляли их дать нам дорогу». В приведенных примерах читателю понятны реалистические достоинства текста Симонова, помимо чисто научного содержания, весьма интересного своей точностью. Более того, в отдельных местах ученый поднимается до уровня исторического прогноза, причем оправдавшегося: «Когда наши ежегодные китовые ловли совершенно опустошат Северный Атлантический океан, тогда промышленники пустятся, может быть, в Южное полушарие», как это и произошло вскоре…
Обратимся к наиболее интересным событиям, интересующим нас в связи с открытием самой Антарктиды, что произошло по крайней мере дважды – в середине января 1820 г. и в первых числах февраля того же года. Увы, здесь исследовательские качества отказали Симонову в трактовке увиденного, и разнообразные льды, отличавшиеся как формой, так и происхождением, остались для него только льдом. В его описаниях присутствуют только «непроницаемые льды, туманы, мокрый снег и холод». Ученый в условиях длительного антарктического полярного дня был лишен возможности наблюдать свои любимые светила, помимо солнца, которое не могло удовлетворить его профессиональных интересов. По-видимому, это определенным образом сказалось на восприятии Симоновым окружающей действительности, и в описании названных дней у него проявляется определенная скомканность самого текста, и очевидная усталость от монотонности и однообразия антарктической повседневности – характер и стилистика текста дают все основания для такого вывода.
Однако другие участники экспедиции, видимо, не поддались влиянию окружающей экстремальной (по современным оценкам) среды и смогли сделать выводы, отразив их на страницах своих рукописей или просто зафиксировав увиденное, как это сделал рядовой матрос с «Востока» в своем дневнике. Этот интересный документ перед Великой Отечественной войной был найден в Суздале, откуда поступил в рукописный отдел Государственной библиотеки им. Ленина. Тогда же выдержки из этого документа публиковались в журналах «Вокруг света» и «Наука и жизнь», но не точно. В полном виде документ был опубликован в 1949 г. под тем названием, который дал ему автор: «Памятник принадлежит матрозу 1-й статьи Егору Киселеву, находившемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток» под командой капитана 2-го ранга Беллинсгаузена в 1819-1820-1821 годах». По сравнению с другими описанными здесь документами он невелик по объему (всего только десять страниц), но содержит ряд интересных деталей. Так, 26 декабря 1820 г. в дневнике указано, что «нашли три острова новых, никакими мореходцами не просвещены, кроме наших двух судов; и один остров – горит земля, дым валит, как тучи ходят. И тут на оный остров ездили три офицера, четыре матроза для узнания. На сем острову есть премножество разных птиц, особливо пендвин с желтыми хохлами, ходит как человек, кричит похоже на гагару, крылья маленькие, не летает… За оные острова дано награждение, кто их прежде свидел, пять талеров, и записаны в журнал». Очевидно, речь идет об острове Завадовского со всеми присущими ему признаками, описанном выше в рукописи Симонова.