Дядька... с небеси

— «Что, неужели это я — Исаев?» — мелькнула мысль все в той же черепной коробке, — «да и голос какой-то знакомый».

— Исаев, — продолжал голос, — я ежедневно, по несколько раз, пытался тебя вызывать, но ты не отвечал, и я решил, что тебя давно нет в живых, а сегодня решил, не вызывая, просто подключиться к твоему разуму, и все получилось.

— «Да это же капитан Неустроев»! — мелькнула новая мысль, — «значит, я и есть Исаев, я мыслю, а раз я мыслю, значит, я существую. Так ли это?»

— Ты знаешь, Исаев, — продолжил капитан, — все дело в этом умнике, моем ИИ, Иване Ивановиче, Искусственном Интеллекте. Когда я его спросил, почему пространственно-временной канал исправен, а канал телепатической связи не действует, и он об этом не сообщил, он мне, паразит, ответил, что я его об этом не спрашивал. И что в его инструкции указано, что он должен подавать сигнал тревоги в случае потери одного из направлений этого канала, а про оба направления там ничего не сказано, вот он и не докладывал. Вот ведь умник, на его месте самый тупой человек догадался бы, что нужно поднять тревогу, а ему хоть бы что, он все воспринимает буквально. То есть, и за Искусственным Интеллектом нужен контроль, не зря дедушка Ленин учил, что доверяй, но проверяй. А всего-то, нужно было перейти на резервный канал. Ладно, ты приходи в себя, потом договорим.

И он, Николай Исаев, начал постепенно приходить в себя, так как почувствовал, что лежит не на земле, покрытой мягкой травой, а на чем-то твердом, каменном, и пахнет не смрадом помойки, а свежестью и морем, и что ему холодно. И еще он услышал, да, услышал ушами громкий командный голос: — Дневальный, ко мне! Что это такое, почему здесь, на причале, какой-то бродяга валяется?

— Товарищ капитан 3 ранга, — послышался другой голос, — его здесь только что не было, вы же сами видели, когда шли, и он внезапно появился, значит, свалился с неба, другого объяснения нет. И одет он как-то чудно, по-древнему.

И оба эти голоса знакомы. Да это же порученец адмирала, товарищ Евстигнеев, и его старый знакомый, моторист торпедного катера Гайнутдинов!

— Наверное, лазутчик, шпион, специально так нарядился, — предположил Евстигнеев. — Ну-ка, дерни его за бороду, наверное, приклеенная.

— Я вот тебя дерну! — отозвался Николай, — рука отсохнет.

— Товарищ капитан 3 ранга, да это же конструктор, товарищ Исаев, я его по голосу узнал, и дергать не буду, а то рука отсохнет, он же шаман. А мне с одной рукой двигатель на катере будет не завести, и как я невесту буду обнимать?

— Товарищ Евстигнеев, Гайнутдинов, миленькие вы мои, как я рад вас слышать! — прошептал Николай.

— И, правда, Исаев! — послышался голос Евстигнеева, — ты как здесь очутился, бедолага? Давай-ка, вставай, нечего тут лежать!

— Да я пока не могу, сил нет, — отозвался Николай.

— Помогай, Гайнутдинов! — приказал Евстигнеев, и они, вдвоем аккуратно подняли и поставили Николая на ноги. — И чего ты так вырядился, в летней рубахе? — удивился он, — холодно же, хоть и весна, да не май месяц. И он снял свою шинель и, оставшись в кителе, набросил шинель на плечи Николая. — Давай-ка вот так, а то простынешь, и пошли в штаб, там тепло.

Евстигнеев постучался в кабинет адмирала и сообщил, что вернулся Исаев, которого обнаружили лежащим на причале, а обрадовавшийся этим известием адмирал вышел из кабинета, и, заметив, что Николай с трудом держится на ногах, помог ему войти в кабинет. Когда Николай попытался сбросить шинель, Евстигнеев сказал, чтобы он оставался в шинели, так как форточка открыта и довольно прохладно, а он сходит и принесет его лейтенантскую шинель, которая его дожидается.

Адмирал попросил Николая рассказать о его приключениях и о том, как он оказался на причале в летней одежде в таком измученном состоянии. Но перед тем, как Николай начал свой рассказ, адмирал вызвал особиста-секретчика, с которым Николай был знаком, и давал ему подписку перед визитом на американский крейсер.

— Это будет допрос с составлением протокола? — поинтересовался расстроенный Николай, и получил ответ, что это будет беседа, по результатам которой будет составлен отчет, который отправят в Москву, так как последней, зафиксированной информацией относительно товарища Исаева было полученное по радио его сообщение о переходе на службу в США.

Николай, вспоминая по ходу повествования, уже начинающие забываться события, стал рассказывать, как его познакомили с устройством американского крейсера, как летчик Энди Тумми умудрился подготовить подарки для экипажа торпедного катера, который его спас, и для адмирала. Затем он подробно рассказал о беседе в каюте командира корабля, которая закончилась приватным разговором с неизвестным человеком, который стал агитировать Николая перейти на службу в США, и как его усыпили и заперли. Он пояснил, что когда ему продемонстрировали его собственную речь о переходе на службу в США, он сразу догадался, что это просто монтаж, выполненный из обрывков вчерашнего разговора.

Когда речь зашла о чемодане, полном денег, заинтересовавшийся адмирал даже переспросил, не ослышался ли он, и Николай подтвердил, что да, это был полный чемодан американских долларов, которыми его хотели купить. — Но я им дал достойный, русский ответ, — сказал Николай и рассказал, каким образом он заполнил бланки Заявления и Расписки о получении денег, вызвав смех и восхищение адмирала.

Особист, который по ходу рассказа делал пометки в блокноте, попросил Николая остановиться, и стал уточнять у адмирала — каким образом ему записать то, что сказал Николай и адмирал, не раздумывая, ответил, что записать нужно именно так, как было записано и сказано.

— Я, товарищ адмирал, — добавил Николай, — взял с собой по экземпляру этих документов для отчета, но, к сожалению, они вместе с моим удостоверением утрачены. А других доказательств отсутствия моего предательства у меня нет.

Посчитав, что основная, главная часть сообщения закончена, он далее, кратко рассказал о побеге с крейсера с помощью американского летчика, о непродолжительном японском плене и о спасении китайскими партизанами, среди которых он находился все оставшееся время, помогая им с ремонтом оружия и обучая штыковому бою. — Они же, партизаны доставили меня сюда, где я свалился на причале от морской болезни, укачало, а сами они спешили и ушли. (Это окончание своих странствий он придумал уже по ходу рассказа, понимая, что все это звучит несерьезно, но времени, чтобы придумать подходящую версию просто не было, а о том, чтобы рассказывать о перемещении в пространстве и времени даже не могло быть и речи).

— Да, товарищ адмирал, чуть не забыл, — продолжил Николай, — ваше задание относительно выявления технических новшеств на американском корабле выполнено. Я выяснил много интересного и вот самое главное — их корабли оснащены компактными радиолокаторами, значительно превосходящими наши громоздкие стационарные устройства, которые на корабль не установить. Я вам сейчас поясню.

— Отставить! — распорядился адмирал, — никаких пояснений, подготовишь самый подробный отчет после того, как отдохнешь, разумеется.

Особист попытался задавать Николаю уточняющие вопросы, но адмирал его остановил, сказав, что информации для отчета вполне достаточно, и чтобы особист шел и готовил отчет, обязательно указав, что задание, данное Николаю Исаеву при направлении его на боевой корабль США с успехом выполнено, и что подтверждений его предательства не выявлено.

— Ну, и много ли ты наврал, Исаев? — впрямую спросил адмирал, когда озадаченный, сомневающийся особист вышел.

— Все правда, товарищ адмирал, — ответил Николай, — ну, почти. От начала до момента попадания к китайским партизанам — абсолютная правда, все до мелочи, а затем есть нюансы, хотя и про занятия с оружием, и про обучение штыковому бою — тоже правда, так что, в целом, все правда, а нюансы, я думаю, значения не имеют. И какие здесь новости, товарищ адмирал, я же ничего не знаю?