Дядя Джимми, индейцы и я

— Документы на машину! Водительские права! Руки вверх! И договор купли-продажи тоже на бочку, пожалуйста. Я хочу посмотреть, всё ли тут правильно. Всё-таки Чак уголовник, объявленный в розыск.

Я сказал:

— Дядя! Ну с чего ты взял, это же неправда! Садись, прокатимся, сделаем несколько кругов.

— Почему бы и нет? — ответил он. — А когда завтра мы припаркуемся перед польским клубом, пусть Бэбифейс открывает нам дверцы. Как - никак, мы — звёзды!

Я дважды объехал с ним вокруг квартала, и мы вернулись назад. Он по-прежнему утверждал, что мой друг — автомобильный вор.

Мы пошли в дом. Бэбифейс стоял в коридоре, прислонившись к стене, держа в руках телефонную трубку.

— Только что кто-то звонил, хотел говорить с Джимми, — сказал он.

— Это по делу? — спросил мой дядя. — Он что, не назвался?

Бэбифейс сказал:

— Назваться-то он назвался, но убей меня, я тут же забыл его имя. Вроде бы он из той же деревни, что и ты.

— Ах ты, дикарь! — сказал Джимми. — Пора тебе уже заняться изучением моего языка. Язык-то — мировой! У вас же тут в Америке всему учат! Хоть польскому, хоть литовскому, хоть кунг-фу, хоть росписи по стеклу — чего тут только нет!

Он принялся перечислять в алфавитном порядке своих бывших деловых партнёров из Ротфлиса и Бискупца:

— Балицкий, Щаха, Щапульский, Дзиба, Коронржеч — ну, это я, — Малец, Марковский, Модлеский, Зотопец, Зареба! — Потом он включил седьмую передачу: — Бонек! Брежнев! Гагарин! Гирек! Дейна! Молотов! Да напряги же наконец свои мозги, краснокожий!

— Ну и родни же у тебя, однако! — сказал Бэбифейс. — Но это мог быть любой из них! Я всё равно не запомнил!

Телефон снова зазвонил. Джимми рванул, как на стометровку, чуть не сбил меня с ног и схватил трубку.

— Мистер Коронко! — назвался он. — Импорт-экспорт, уход за садом, очистка снега и танцевальный оркестр. Что вы хотели?

Он зажал рукой трубку и сказал:

— Тише вы! Это мой кузен Чёрный! Чего ему надо?

Бэбифейс мне шепнул:

— Он! Именно он и звонил!

Разговор у них затянулся. Мой дядя прикуривал одну сигарету от другой, и по его нервозному заиканию я мог заключить, что новости, которые ему сообщал Чёрный, не были хорошими. Управившись с разговором, дядя сказал:

— Засим я официально прекращаю все дипломатические отношения с моей роднёй. Будете моими свидетелями!

— Чего хотел украинец? — спросил я. — Я думал, он про нас давно забыл!

— Ха! — засмеялся Джимми. — Он превосходно о нас информирован. Он за нами шпионил. Вплоть до Гржибовского! И что мой отец теперь кормит червей, он тоже знает. Эта сволочь из Ротфлиса пишет ему письма!

— Ну и что же здесь плохого? — сказал я. — Твой старик, что ни говори, был женат на сестре матери Чёрного, если я не ошибаюсь?

— Это вообще не играет роли — кто с кем в родстве, — заявил дядя. — Всё было одно сплошное скрещивание, от Владивостока до Ротфлиса. Мы все родня.

— М-да! — сказал я. — Тогда что же тебя так рассердило?

— То, что Чёрный просил у Рихарда Гржибовского аудиенции! — рявкнул дядя. — Это он уговорил его снова пригласить нашу группу в «Принцессу Манор».

— Да он отличный парень, — воскликнул Бэбифейс, — этот Чёрный!

Джимми разозлился:

— Я никого не просил о помощи. А шпионов и предателей родины надо ставить к стенке. Хоть бы и в Америке!

Клуб был набит битком. На всех польских улицах Виннипега только и говорили о том, что в новогоднюю ночь будет играть группа «Блэк из уайт». Мой дядя был в трауре по своему отцу, но чёрной ковбойской шляпы, по его мнению, для траура было достаточно, остальной его наряд, за небольшие деньги заказанный у корейского портного, был розового цвета. Меня этот костюм приводил в бешенство, и я из протеста надел джинсы и белую майку.

Мы открыли концерт нашим старым хитом «You Win Again». Джимми сидел за клавишными, подпрыгивал на своей жирной заднице, топал обеими ногами по полу, а когда играл длинное органное соло, широко раскрывал рот, низко склонялся над клавиатурой и ездил по ней подбородком.

Бэбифейс дремал за столиком среди трёх пожилых дам. Я подумал: пока он не захрапел, всё ещё куда ни шло. Чак снимал всю вечеринку видеокамерой, которую он раздобыл специально для этого вечера. Он нацеливал объектив главным образом на ноги девушек и комментировал всё происходящее, как на телевизионной трансляции футбольного матча. Очень любопытно потом будет посмотреть эту видеозапись.

Первый сет удался на славу, мы ни разу не сфальшивили, и мой дядя ограничивался только объявлением песен, отказавшись от всяких комментариев.

Потом на сцену поднялся Рихард Гржибовский, он был навеселе и поводил бровями. Пожав нам с Джимми руки, он сказал:

— А теперь я хочу произнести новогоднее обращение к польской нации! Дай-ка мне сюда микрофон, солдат Коронко!

— Рад стараться, президент! — отсалютовал Джимми. — Но о нашей группе я немного скажу сам, длинных речей не понадобится.

— Стоять навытяжку! — приказал Гржибовский, обращаясь к микрофонному штативу, и начал: — Дорогие гости клуба! Последняя война забрала наших лучших сыновей. Мы проливали кровь и страдали на всех фронтах. Но наша родина снова восстала из пепла В Америке, Польше и Европе! Началось новое время: время сближения и понимания между цивилизованными нациями. В целом мир стал лучше. Но мы, дорогие друзья клуба, должны быть начеку. Фашисты и коммунисты не дремлют. Немец рассчитался с русским и снова ходит гордый и наглый. И Россия остаётся пороховой бочкой. Порядок там сможет навести разве что новый Гитлер. Поэтому, дорогие друзья клуба, мы должны молиться вместе с нашим святым отцом из Рима о том, чтобы следующий год был хотя бы не хуже уходящего. А теперь я передаю слово мистеру Коронко!

Публика захлопала в ладоши. Мой дядя сыграл на «Ямахе» первые такты польского национального гимна, потом в зале снова стало шумно, люди смеялись, произносили тосты и пили водку.

Дядя попросил официанта принести и ему полный стаканчик и сказал:

— Товарищи! Я буду краток: гитара — Теофил Бакер! Ударные и бас — «Ямаха»! Меня зовут Джимми Коронко. Вот мой мессидж к вам! Будем здоровы!

Я подошёл к своему микрофону:

— Минуточку! Как насчёт Заппы? — провозгласил я. — Он тоже ещё с нами — мы посвящаем нашу игру ему!

Не последовало никакой реакции, но мы удачно отыграли и второй сет, и третий, и четвёртый, и ещё два танца на бис, а к утру мой дядя свалился с копыт — он был в стельку пьян. Мне пришлось брать в ресторанной кухне тележку и на ней вывозить дядю к «кадиллаку» — так сказать, на «скорой помощи».

Бэбифейс все события вечера проспал за своим столом, в том числе и то, что в перерыве между последними сетами я застукал Чака в гардеробе с полькой. Я пошёл туда всего лишь взять из кармана пальто новую пачку «Пэлл-Мэлл», и тут увидел их, вонзившихся друг в друга за вешалкой.