Дьявол и Господь Бог

Орест. А что я сделал?

Электра. Обманул меня. (Спускается к нему.) Дай-ка я посмотрю тебе в лицо. Так и есть, я клюнула на твой взгляд.

Орест. Время не ждет, Электра. Слушай, убежим вместе. Мне тут должны достать лошадей, я посажу тебя за спину.

Электра. Нет.

Орест. Ты не хочешь убежать со мной?

Электра. Я не хочу убегать.

Орест. Я отвезу тебя в Коринф.

Электра (смеясь). А, Коринф! Вот видишь, это не нарочно – но ты опять обманываешь меня. Что мне делать в Коринфе? Я должна образумиться. Еще вчера я была так непритязательна в своих желаниях: я подавала на стол, опустив глаза, я смотрела сквозь ресницы на царскую чету: на старую красавицу с мертвым лицом и на него, жирного, бледного, с безвольным ртом и черной бородой, которая, точно полчище пауков, бежит от уха до уха, и я мечтала о струйке пара, похожей на дыхание в морозное утро, о тонкой струйке пара, поднимающейся от их вспоротых животов. Вот и все, чего я хотела, клянусь тебе, Филеб. А ты чего хочешь? Не знаю, но верить тебе нельзя: в твоем взгляде слишком большие притязания. Знаешь, как я думала до знакомства с тобой? Я думала, что мудрость жизни в том, чтоб отплатить злом за зло, которое тебе причинили. Больше я ничего не хотела.

Орест. Электра, если ты последуешь за мной, ты узнаешь, что мудрость не сводится к этому.

Электра. Не хочу больше тебя слушать. Ты причинил мне много горя. Ты явился со своими голодными глазами на нежном девичьем лице, и я позабыла о ненависти, пальцы мои разжались, я выронила мое единственное сокровище. Мне захотелось верить в то, что здешних жителей можно вылечить словами. Ты видел результат: они лелеют свое горе, они нуждаются в привычной язве и заботливо поддерживают ее, расчесывая грязными ногтями. Их можно вылечить только насильно, зло одолеешь лишь злом. Прощай, Филеб, уходи, оставь меня моим дурным снам.

Орест. Тебя убьют.

Электра. Здесь есть святилище – храм Аполлона. Там укрываются иногда преступники, никто не имеет права коснуться волоска на их голове. Я спрячусь туда.

Орест. Почему ты отвергаешь мою помощь?

Электра. Мне должен помочь не ты. Меня освободит другой. (Пауза.) Мой брат не умер, я знаю. Я его жду.

Орест. А если он не придет?

Электра. Придет, не может не прийти. Он нашего рода, пойми: преступление и зло у него в крови, как у меня. Это воин с глазами, налитыми кровью, как у нашего отца, всегда готовый на взрыв ярости, он мучается, он запутался в собственной судьбе, как лошадь, раненная в живот, запутывается в кишках, и теперь он двинуться не может, не раздирая себе внутренности. Он придет, этот город притягивает его, я уверена, потому что именно здесь ему дано причинить себе самое страшное зло! Он придет набычившийся, страдающий, роя землю от нетерпения. Я боюсь его, каждую ночь вижу во сне и просыпаюсь с криком. Но я жду и люблю его. Я должна остаться здесь, чтоб направить его ярость – я-то ведь не теряю головы, чтоб указать ему пальцем на виновных и сказать: «Рази, Орест, рази: вот они!»

Орест. А если он не таков, как ты воображаешь?

Электра. Каким же может быть, по-твоему, сын Агамемнона и Клитемнестры?

Орест. А если он, выросший в счастливом городе, устал от всей этой крови?

Электра. Тогда я плюну ему в лицо и скажу: «Убирайся, пес, ступай к бабам, ты сам баба. Но ты плохо рассчитал: ты внук Атрея, и тебе не уйти от судьбы Атридов. Ты предпочел позор преступлению, дело твое. Но судьба найдет тебя и в постели: ты сначала испытаешь позор, а потом свершишь преступление, хочешь или не хочешь!»

Орест. Электра, я – Орест!

Электра (кричит). Ты лжешь!

Орест. Клянусь тебе божественной душой моего отца Агамемнона: я – Орест.

Молчание.

Ну? Чего ты ждешь, чтоб плюнуть мне в лицо?

Электра. Как я могу? (Смотрит на него.) Этот прекрасный лоб – лоб моего брата. Эти сверкающие глаза – глаза моего брата. Орест… Ах! Лучше бы ты оставался Филебом, а моего брата не было б в живых. (Робко.) Ты прежде жил в Коринфе?

Орест. Нет, меня воспитали афинские буржуа.

Электра. Как молодо ты выглядишь. Ты когда-нибудь сражался? Этот меч у твоего пояса – он тебе служил когда-нибудь?

Орест. Никогда.

Электра. Мне было не так одиноко, пока ты не назвал себя: я ждала того, другого. Я думала всегда о его силе, а не о своей слабости. А теперь ты здесь, Орест – это ты. Гляжу я на тебя и вижу, что мы – сироты. (Пауза.) Но я люблю тебя, знаешь, крепче, чем любила бы его.

Орест. Пойдем, если ты меня любишь; бежим вместе.

Электра. Бежать? С тобой? Нет. Судьба Атридов решается здесь, а я из рода Атридов. Я тебя ни о чем не прошу. Я больше ни о чем не могу просить Филеба. Но я остаюсь здесь.

В глубине сцены появляется Юпитер, прячется, подслушивая.

Орест. Электра, я – Орест… твой брат. Я тоже Атрид, твое место – рядом со мной.

Электра. Нет. Ты мне не брат, я тебя не знаю. Орест умер, тем лучше для него. Отныне я буду почитать его божественную душу, как чту души отца и сестры. А ты, ты – претендующий на родство – кто ты, чтоб называться Атридом? Прошла ли жизнь твоя под сенью убийства? Ты был, вероятно, спокойным мальчиком, тихим, рассудительным – ты был гордостью приемного отца, – чисто умытым мальчиком, доверчиво глядевшим на мир блестящими глазами. Ты доверял людям, потому что они тебе широко улыбались, столам, кроватям, ступенькам лестниц – потому что это верные слуги человека; ты доверял жизни, потому что был богат, потому что у тебя было много игрушек; тебе случалось думать, что мир не так уж плохо устроен, что погрузиться в него так же приятно, как в теплую ванну, сплошное удовольствие. А я в шесть лет была служанкой, я ничему не доверяла. (Пауза.) Уходи, прекрасная душа. Мне прекрасная душа ни к чему: мне нужен был сообщник.

Орест. Неужели ты думаешь, что я тебя оставлю одну? Как сможешь ты тут жить, утратив последнюю надежду?

Электра. Это мое дело. Прощай, Филеб.

Орест. Ты меня гонишь? (Делает несколько шагов, останавливается.) Разве я виноват, что не похож на разъяренного солдафона, которого ты ждала? Его ты взяла бы за руку, ты сказала бы ему: «Рази!» Меня ты ни о чем не просишь. Господи, да кто же я такой, если собственная сестра отталкивает меня, даже не испытав?

Электра. Ах, Филеб! Я никогда не смогла бы возложить подобное бремя на твое сердце, не ведающее ненависти.

Орест (подавленно). Ты хорошо сказала: «не ведающее ненависти». Ни любви. Тебя я мог бы полюбить. Мог бы… Но как? Чтоб любить, чтоб ненавидеть, надо отдаться чувству. Как прекрасен полнокровный человек, человек, который крепко стоит на ногах среди своих владений и отдается в один прекрасный день любви или ненависти, – он отдает вместе с собой свои земли, дом, воспоминания. А кто я? Что могу дать я? Я едва существую: из всех призраков, блуждающих сегодня по городу, я – самый призрачный. Я испытал призрачные увлечения, преходящие и бесплотные, как пары. Но я не знаю, что такое тяжелая страсть живого человека. (Пауза.) Позор! Я вернулся в родной город, и сестра отказывается признать меня. Куда же мне теперь? Какого города мне стать наваждением?

Электра. Разве нет города, где тебя ждет девушка с прекрасным лицом?

Орест. Никто меня не ждет. Я скитаюсь из города в город, чуждый всем и самому себе, я ухожу, и город смыкается за мной, как тихие воды. Вот я покину Аргос, какой след от меня останется? Разве что горечь разочарования в твоем сердце?

Электра. Ты рассказывал о счастливых городах…

Орест. Что мне до счастья. Я хочу, чтоб у меня были мои воспоминания, моя почва, мое место среди жителей Аргоса.