Дьявол и сеньорита Прим

А обрадовалась она тому, что наконец-то встретит мужа, который в эту минуту прогуливается, наверное, с бабушкой сеньориты Прим. И еще —тому, что последний день ее жизни выдался холодным, но ясным и солнечным: не каждому удается унести с собой в могилу такое славное воспоминание.

Священник знаком велел своим спутникам подождать в сторонке, а сам приблизился к старухе.

— Добрый вечер. Видите, как велик Господь, если сотворил такую красоту, — сказала она, а про себя до бавила: «Вы уведете меня, но здесь я оставлю всю вину мира».

— Вы не представляете себе, как прекрасен рай, — ответил священник, однако Берта поняла, что пущенная ею стрела попала в цель и священник теперь изо всех сил старается сохранить хладнокровие.

— Ваша правда, не представляю. Более того, вообще не уверена, что рай существует, а вы-то бывали там?

— Пока не доводилось. Зато я бывал в аду и знаю, как он ужасен, хоть со стороны кажется очень привлекательным. Берта поняла, что он имеет в виду Вискос.

— Ошибаетесь, падре. Вы были в раю, только не поняли этого. Впрочем, так происходит с большинством людей — они даже в самых благодатных местах ищут страданий, потому что воображают, будто не заслуживают счастья.

— Сдается мне, что годы, проведенные здесь, умудрили вас.

— Много лет ко мне никто не приходил поговорить, а сейчас вот, как ни странно, все вдруг вспомнили о моем существовании. Представьте себе, падре, вчера вечером честь своим посещением мне оказали хозяйка гостиницы и супруга нашего мэра, сегодня меня навестил наш пастырь. Как это понимать? Впору заважничать.

— У вас есть для этого все основания, — отвечал священник. — Важнее вас нет в Вискосе человека.

— Я что, наследство получила?

— Десять слитков золота. Многие поколения наших земляков будут вам благодарны. Вполне возможно, вам памятник поставят.

— Я предпочитаю фонтан. Это не только красиво, но и утоляет жажду и смиряет тревогу.

— Хорошо. Будет вам фонтан. Обещаю. Берта решила — пора перестать ломать комедию и переходить прямо к делу.

— Падре, я уже все знаю. Вы обрекли на смерть ни в чем не повинную женщину, которая не может оказать вам сопротивления. Будьте вы прокляты! И вы, и этот город, и все его жители.

— Да, мы будем прокляты, — согласился священник. — Больше двадцати лет я пытался благословить этот край, но никто не слышал моих призывов. Больше двадцати лет я пытался внедрить Добро в сердца людей — пытался, пока не понял, что Бог избрал меня своей левой рукой для того, чтобы я показал Зло, на которое они способны. Может быть, хотя бы сейчас они устрашатся и обратятся. Берте захотелось расплакаться, но она сдержала себя.

— Золотые слова, жаль только — совершенно пустые. Всего лишь попытка объяснить жестокость и несправедливость.

— Я, не в пример всем прочим, делаю это не ради денег. Я знаю, что золото чужестранца — проклято, как и наш край, и никому не принесет счастья. Я делаю так потому, что Бог меня попросил об этом. Верней, не попросил, а, вняв моим молитвам, приказал.

«Зряшный спор», — подумала Берта. Священник тем временем сунул руку в карман и достал несколько облаток.

— Вы ничего даже не почувствуете, — сказал он. — Позвольте нам войти.

— Ни вы, и никто другой из Вискоса не переступит порог моего дома, пока я жива. Может быть, уже к исходу сегодняшней ночи эта дверь будет открыта, но сейчас — нет.

По знаку священника один из тех, кто сопровождал его, принес пластиковую бутылку.

— Примите эти таблетки. Вы на несколько часов погрузитесь в сон, а проснетесь уже на небесах, рядом с вашим мужем.

— Я всегда рядом со своим мужем, а снотворное в жизни не принимала, хоть и страдаю бессонницей.

— Тем лучше — лекарство подействует почти мгновенно. Солнце уже зашло, и сумерки стремительно окутывали долину, церковь, город.

— А если я не стану принимать?

— Примете.

Берта посмотрела на спутников священника и поняла, что он говорит правду. Она взяла таблетки, положила их в рот и запила водой — целой бутылкой. Нет у воды ни вкуса, ни цвета, ни запаха, а тем не менее — ничего на свете нет важнее. В точности как — по крайней мере в эту минуту — никого нет важнее Берты.

Она снова оглядела горы, теперь уже скрытые тьмой. Увидела, как зажглась на небе первая звезда, и подумала, что прожила хорошую жизнь: родилась и умерла в любимом краю — что из того, что этот край ее не любил? Истинная любовь взаимности не требует, а тот, кто желает получить за свою любовь награду, попусту теряет время.

Бог не оставил ее своими милостями. Она нигде никогда не бывала, но знала твердо — в Вискосе происходит то же самое, что везде и повсюду. Она потеряла горячо любимого мужа, но Бог даровал ей радость — муж и по смерти оставался рядом. Она видела расцвет городка, присутствовала при том, как начался его упадок, и уйдет кз жизни, не дождавшись его окончательной гибели. Она знала людей со всеми их достоинствами и недостатками и — несмотря на все происходящее с ней сейчас, несмотря на то, что муж клялся ей, будто и в невидимом мире идет жестокое противоборство, — верила, что доброта человеческая в конце концов одержит верх.

Ей было жалко священника, мэра, сеньориту Прим, чужестранца, всех обитателей Вискоса, ибо Берта была убеждена непреложно — никогда Зло не приведет за собой Добро, как бы ни хотелось ее землякам верить в это. Когда же они обнаружат, как обстоит дело в действительности, будет уже слишком поздно.

Берта сокрушалась лишь об одном — никогда в жизни она не видела моря. Знала, что оно есть, что оно огромно, что одновременно — и неистово, и кротко, но так и не смогла отправиться к нему, набрать в рот пригоршню его солоноватой воды, ощутить босыми ступнями прикосновение песка, погрузиться в холодную волну, словно возвращаясь в лоно Великой Матери (она помнила, что кельты любили употреблять это понятие). А если не считать моря, то ни с чем на этом свете ей не было грустно расставаться. Плохо, конечно, очень плохо, печально, что приходится ей покидать мир вот так, но она не желала считать себя жертвой — без сомнения, сам Бог определил Берте эту роль, и была она несравненно лучше той, которую дал Он священнику.

— Я хочу сказать вам о Добре и Зле, — услышала она его голос и в тот же миг ощутила, как словно бы отнялись у нее руки и ноги.

— Не нужно. Вы не знаете, что такое Добро. Вы отравлены злом, которое причинили вам, а теперь распространяете его и на эту землю. Вы ничем не отличаетесь от чужестранца, явившегося к нам в Вискос, чтобы уничтожить нас.

Она сама еле слышала свои последние слова. Взглянула на звезду в небе и закрыла глаза.

У себя в номере чужестранец вошел в ванную комнату, тщательно вымыл каждый слиток золота и вновь положил их в старый и грязный заплечный мешок. Двое суток назад он сошел со сцены, но теперь приходилось вновь появиться в финале, под занавес.