Дьявол и сеньорита Прим
Шрифт:
— Вот именно. Ты только забыл упомянуть, что они немножко поговорили и перед тем, как отшельник заснул, Ахав же начал точить нож в тот самый миг, когда Савиний переступил порог его жилища. Разбойник, уверенный, что весь мир — это отражение его самого, решил испытать святого и спросил:
— Если бы сейчас пришла сюда самая красивая из всех блудниц, что бродят по городу, сумел бы ты не думать
— Нет. Но я сумел бы обуздать себя, — отвечал отшельник.
— А если бы я предложил тебе много золотых монет за то, что ты сошел бы с горы, покинул свой скит и примкнул бы к нам, сумел бы ты смотреть на это золото как на простые камни?
— Нет. Но я сумел бы обуздать себя.
— А если бы к тебе пришли два брата, один из которых поносил бы и презирал тебя, а другой — почитал как святого, сумел бы ты счесть их обоих равными?
— Я страдал бы, но и страдая, сумел бы обуздать себя и не делал бы различия между ними. Шанталь помолчала и добавила:
— Говорят, что эта краткая беседа сыграла решающую роль в обращении Ахава.
Чужестранец не нуждался в объяснениях девушки — он и сам знал, что одни и те же силы воздействовали на Савиния и на Ахава: Добро и Зло вели борьбу за них, как и за души всех людей, сколько ни есть их на Земле. Когда Ахав понял, что Савиний равен ему, он понял и то, что равен Саймнию. В конце концов, все это — вопрос самообуздания. И выбора. И больше ничего.
Шанталь в последний раз обвела взглядом долину, горы, лес, где бродила в детстве, и ощутила во рту вкус ключевой воды, свежей зелени, домашнего вина, которое изготовлялось из лучшего во всей округе винограда и тщательно оберегалось местными жителями от туристов. Дело было в том, что производилось этого вина так мало, что за пределы Вискоса его не вывозили, а в погоне за деньгами винодел мог бы, пожалуй, нарушить свои принципы.
Она вернулась лишь для того, чтобы проститься с Бертой, и даже специально надела то, в чем ходила обычно, чтобы никто не смог догадаться — краткая поездка в город превратила ее в богатую женщину: чужестранец взял на себя все хлопоты, все подготовил и предусмотрел, подписал все бумаги, необходимые для того, чтобы золото было продано, а вырученные деньги — перечислены на только что открытый
в том же банке счет сеньориты Прим. Оператор, глядевший на нее и чужестранца с преувеличенной почтительностью, не задал ни единого лишнего вопроса. Однако Шанталь была уверена: он решил, что этот стареющий господин открывает счет своей молоденькой любовнице.«Какое приятное было ощущение!» —вспомнила она. Вероятно, клерк счел — она так хороша в постели, что стоит этих огромных денег.
Она повстречала по дороге нескольких земляков; никто не знал, что она уезжает из Вискоса, и здоровались с ней так, словно ничего и не происходило, словно дьявол и не посещал городок. Она здоровалась в ответ и тоже делала вид, что этот день —точно такой же, как и все остальные дни ее жизни.
Она пока не знала, насколько сильно все то, что недавно открылось ей, переменило ее, но — у нее будет время понять это. Берта сидела перед своим домом — и уже не для того, чтобы караулить город, а просто потому, что ничего другого делать не умела.
— В мою честь построят фонтан, — сказала она. — Такую цену я назначила за то, что буду молчать. Знаю, он простоит недолго и утолит жажду немногих, ибо Вис-кос так или иначе обречен, и погубит его если не появившийся здесь дьявол, то время, в котором мы живем.
Шанталь спросила, как будет выглядеть фонтан; Берта объяснила свой замысел: вода струится из Солнца и попадает в раскрытый рот жабы. Солнце — это она, Берта, жаба — священник.
— Я буду утолять его жажду света до тех пор, пока будет стоять этот фонтан.
Мэр пытался было возражать, говорил, что это введет город в непомерные расходы, но Берта слушать ничего не захотела, и властям пришлось согласиться — на следующей неделе должны начаться работы.
— А ты, дочь моя, в конце концов сделаешь то, что я тебе предлагала. Могу сказать только одно, но зато с полной уверенностью — жизнь у человека короткая или долгая, смотря по тому, как он ее проживает.
Шанталь улыбнулась, поцеловала старуху и повернулась к Вискосу спиной — навсегда. Берта права: ей нельзя терять время, хоть она и надеялась, что ее жизнь будет очень долгой.