Дьявольская секта

— Это все решает. Если Лайза будет в Колвине, я туда не приеду.

— О, Ники, ради бога...

— Я ничего не могу с собой поделать, — сказала Ники. — Я просто не переношу ее общество. Не буду лицемерить. Извини, Эван.

— Ники, Лайза будет находиться в коттедже — а ты со мной в Колвин-Корте.

— Этого я тоже боюсь, — сказала Никола.

— Слушай, если ты хочешь наказать меня, пожалуйста, я это заслужил, но зачем наказывать себя? Не будь такой гордой!

— Я не могу не быть гордой, — сказала Никола. — Такая я есть.

— Ники, я люблю тебя! Как только я улажу домашние дела...

— Я всегда жду, когда ты уладишь свои дела, — сказала Никола. — Ты отправился в Африку, чтобы разобраться в самом себе. Теперь ты едешь в Уэльс, чтобы решить семейные проблемы. Между тобой и мной всегда стоят какие-то дела, требующие твоего времени.

— Я пытаюсь быть с тобой, верно? Почему, думаешь, я пригласил тебя в Колвин?

— Потому что ты хочешь получить свой пирог и съесть его, — сказала Никола.

— О господи! — закричал Эван и в ярости выбежал из комнаты.

Прислуга, собиравшаяся убрать со стола, столкнулась с Эваном; она удивленно, с укором проводила взглядом молодого человека, который не извинился перед ней. Придя в себя, она спросила Николу:

— Извините, мисс, вы уже кончили есть?

— Да, — ответила Никола. — Извините, что я так поздно встала.

Она поставила чашку на стол и вышла в коридор. Дом угнетал своими размерами. Никола открыла входную дверь и шагнула под лучи утреннего солнца. И тут, не успев пожалеть о ссоре с Эваном, она увидела черный «ягуар». Машина с мягким урчанием подъехала к крыльцу, на котором стояла девушка.

Любовник Лайзы, подумала Никола. Как он посмел вернуться в дом моего отца! Гнев сдавил ей горло, но она преодолела его и легко сбежала вниз по ступеням. Пуул вышел из автомобиля.

— Доброе утро, мисс Моррисон, — приветливо произнес он и улыбнулся.

Сейчас он выглядел иначе, нежели прежде. Никола растерялась и забыла, что хотела сказать. Она уставилась на него. Дорогая спортивная рубашка бледно-розового цвета плотно облегала его тело, позволяя видеть мускулистые грудь и плечи. Его брюки были черными, идеально сшитыми и тщательно отглаженными. Никола подумала, что она никогда не видела человека, одетого столь просто и элегантно одновременно.

— Доброе утро, — услышала она свой голос, донесшийся словно издалека.

Он вежливо протянул руку; спустя мгновение она сделала то же самое и почувствовала прикосновение его длинных пальцев. Она впервые заметила, что он был смуглым. У него были темные блестящие глаза, темные волосы и кожа, загоревшая под летним солнцем полуострова Говер.

— Вы изменились, — внезапно произнесла она.

— Нет, — отозвался он, — просто вы стали наблюдательней, вот и все.

Он по-прежнему сжимал ее руку; она вдруг остро ощутила контакт его длинных пальцев с ее кожей. Никола освободила свою руку и отступила на шаг назад.

— Вы зайдете? — сказала она и шагнула в прихожую.

— Спасибо, — он прошел в дом.

— Наверно, вы хотите видеть Лайзу. Думаю, она еще в постели; я могу сказать ей, что вы здесь.

— По правде говоря, — донесся из-за ее плеча голос Тристана, — я приехал увидеть вас, а не Лайзу.

Она в изумлении повернулась.

— Меня? — удивленно произнесла Никола и почувствовала, что краска заливает ее лицо, точно в школьные годы. — Почему меня?

— Мы можем побеседовать где-нибудь наедине?

— О... да, конечно... пройдите в гостиную.

Он открыл перед ней дверь.

— Я могу предложить вам кофе? — растерянно произнесла Никола, еще не решив, как ей реагировать на его присутствие.

— Только если он приготовлен без этого ужасного теплого молока, которое так обожают англичане.

Никола обнаружила, что смеется.

— С поварихой случилась бы истерика! У нее на кухне есть только быстрорастворимый кофе. Как насчет чая?

— Я не пью его, — сказал Пуул. — Не думайте, что я не ценю ваше гостеприимство, мисс Моррисон, просто я очень привередлив в этом отношении. Присядем?

— О... да, разумеется.

Она скованно села на край дивана, после чего Тристан опустился в кресло напротив девушки и сплел свои длинные тонкие пальцы.

— Я должен извиниться перед вами, — произнес он наконец.

— Да? — удивилась Никола.

— К сожалению.

— За что?

— За мое вчерашнее вмешательство в исключительно семейное дело.

— О, — Никола смутилась.

— Ваша сегодняшняя вежливость удивила меня. Когда вы увидели меня, я испугался, что вы позовете слуг и прикажете им вышвырнуть меня вон в лучших традициях девятнадцатого века. Разве не так поступали с жуликами, бродягами и нежелательными претендентами на руку и сердце?

— Наверно, так, — с любопытством сказала Никола. — Но к какой из перечисленных категорий вы относите себя?

— Ко всем, конечно, — с широкой очаровательной улыбкой произнес Пуул. — Разве вы не слышали обо мне? Если верить слухам, я хитростью отнял у Уолтера Колвина его родовой дом, разместил нудистский лагерь и нечто похуже в Колвин-Корте, соблазнил вашу мачеху. Несомненно, такая слава не могла пройти мимо ваших ушей!

Никола засмеялась.

— Вы преподносите этот слух как нелепую глупость!

— Слух часто является нелепой глупостью. Никто не потрудился проверить наличие договора об аренде между мной и Уолтером Колвином; никто не хочет понять, что слово «натуральный» в названии общества относится к пище и не свидетельствует о пренебрежении к одежде. Все предпочитают видеть худшее, потому что оно всегда гораздо забавнее хорошего, верно? Люди обожают волнующие развлечения. Даже глупая сплетня в подобных обстоятельствах предпочтительней отсутствия всяких сплетен.

— А Лайза? — спустя мгновение спросила Никола.

— Я не несу ответственности за Лайзу, — сказал Пуул. — Это была проблема вашего отца, а не моя.

— Перед смертью он решил, что Лайза неверна ему.

— Ну конечно, — сказал Пуул. — Мужья всегда считают, что никто не может устоять перед их женами. Поверить в обратное — значит нанести удар по своему самолюбию.

— Хм.

Переваривая услышанное, Никола нахмурилась.

— Послушайте, — Пуул вдруг наклонился вперед, — я действительно должен извиниться, мисс Моррисон. Я знаю, вы считаете, что вчера я вторгся сюда, чтобы увидеть Лайзу, но на самом деле она сама потребовала встречи со мной. Она была близка к истерике, и я, вопреки голосу рассудка, уступил миссис Моррисон и провел с ней некоторое время после похорон, пытаясь успокоить ее.