Дьяволы Фермана

Полагаю, я мог ей позвонить, будучи пьян, как свинья, хотя вряд ли ей такое пришлось бы по вкусу. Конечно, еще можно было позвонить в воскресенье… Правда, это означало, что Бэйнбридж припрется ко мне домой и будет играть во Флоренс Найтингейл, пытаясь избавить меня от всех недугов разом. Вдобавок она неизбежно принялась бы трещать как сорока и пороть всяческую чушь… Вот уж воистину приятное времяпрепровождение.

— Ну-у? — Бэйнбридж нависала надо мной, уткнув руки в боки.

Я молчал.

— Тебе нечего сказать мне, Боддеккер?

Я кивнул. Я понимал, что она ожидает извинений, и попытался сформулировать подходящую фразу. Мне даже показалось, что я преуспел. Вот только по пути мои мысли каким-то причудливым образом преобразились и сорвались с губ словами, о которых я пожалел, едва они достигли моих ушей.

Я сказал:

— Бэйнбридж, ты выйдешь за меня замуж?

В другом месте и в другое время это могло бы оказаться забавным. Сейчас же Бэйнбридж оскорбленно переспросила:

— Что?!

Я окончательно застопорился. Шутка вышла не лучше той, что я выдал Джен. Вдобавок Бэйнбридж не знала, что произошло в Принстоне. Дальнейшая беседа о браке и детях не принесет мне никакой пользы. Так что я быстро осекся, и это еще более разожгло ее праведный гнев.

— Я не понимаю. Правда, не понимаю. Ты мне не звонишь. Ты вытираешь об меня ноги. А потом выдаешь такие вот вещи. Я тебе не слишком-то нравлюсь, а, Боддеккер?

Совершенно верно — если кто-то желает знать правду. Говоря откровенно, она сама повесилась мне на шею и болтается там уже несколько месяцев. Один раз я проявил к ней участие, и это обернулось для меня кошмаром. По-хорошему, мне следовало бы сказать нечто вроде: «Бэйнбридж, не то чтобы я тебя больше не любил… Я никогда тебя не любил». Интересно, почему люди не могут оставаться просто друзьями?

— Честно, — продолжала Бэйнбридж. — Я не понимаю. Не знаю, что и думать. Прикажешь мне сидеть и обрывать лепестки с цветка: любит — не любит, любит — не любит…

Я невольно стрельнул глазами в сторону розы и так совершил очередную ошибку. Бэйнбридж, как ястреб, проследила за моим взглядом и увидела цветок. И тут же растаяла.

— Боддеккер, — пролепетала она, прикасаясь к розе. — Тебе не следовало…

Я и не собирался, подумал я. Я вспомнил о тебе постфактум. Случайно.

Бэйнбридж принялась нянчиться с розой, будто с мягкой игрушкой.

— О, она такая красивая, — щебетала она. — Как настоящая. О! Она красная — на любовь.

— На любовь? — Я сглотнул.

— Ты что, не знаешь? Красная — значит, любовь. Желтая… Ну, для чего-то там еще. И белая — тоже для чего-то. — Бэйнбридж увидела, что я окончательно растерялся. — Ладно, не важно. Откуда ты ее взял?

— Э… Весельчак — уборщик с первого этажа. Он делает такие вещи.

— Такая красивая, — повторила Бэйнбридж. — А ты такой заботливый. А я так ужасно себя вела. О, Боддеккер, извинения приняты.

В очередной раз я оказался в идиотской ситуации. Бэйнбридж просила прощения за свое недопустимое поведение и восхищалась моим великодушием. Все, что мне оставалось, — сидеть с кретинским выражением на лице, время от времени вставляя: «Ах… Ну… Э-э…», и параллельно размышлять, как бы половчее выпутаться из всего этого.

Потом Бэйнбридж сказала:

— Я должна блюсти себя. Поэтому я никогда не завязывала ни с кем серьезных отношений, понимаешь? Я заканчиваю колледж, и там, конечно, есть парни, но ты же знаешь, каковы они в этом возрасте. Жуткие сексуально озабоченные скоты. Боже, я уверена, что ты знаешь — потому что сам таким был. Но ты уже повзрослел, Боддеккер, и выше этого. Поэтому я знаю, что ты способен понять мои чувства…

Я попытался отвлечься от этой изощренной пытки и углубился в собственные мысли. С одной стороны, все обернулось к лучшему: мне больше не приходилось придумывать оправданий своим недопустимым действиям. С другой стороны, монолог Бэйнбридж с каждой секундой раздражал меня все больше. Спас положение Гризволд — делопроизводитель нашей группы. Он сунул голову в мой кабинет и предупредил:

— Пошли, ребята, собрание через пять минут.

— Спасибо тебе, Гризволд, — сказал я абсолютно искренне. Потом перевел взгляд на Бэйнбридж. — Нам пора.

Я вышел, ухитрившись не коснуться Бэйнбридж, что было непросто. С тех пор как роза Весельчака настроила ее на мирный лад, она льнула ко мне, изыскивая любую возможность для физического контакта. По пути Гризволд вспугнул Хотчкисса, который сидел в своем кабинете, мрачно глядя на часы. В ответ на призыв коллеги он поднял голову и отозвался:

— Хорошо, хорошо. Иду навстречу концу света.

Мы вчетвером направились к лестнице, спустились на тридцать пятый и вошли в громадный конференц-зал одними из последних. Двое из трех «стариков» — Левин и Харрис — сидели за столом в глубине маленького амфитеатра. Рядом находились Финней и Спеннер, два старших партнера и наследника Пембрук-Холла, чьи имена, по слухам, скоро возникнут в списке руководства компании. Я пропустил Бэйнбридж вперед, она спустилась на несколько ступенек и уселась на единственное свободное сиденье за столом в двух рядах от двери. Сообразив, что натворила, Бэйнбридж послала мне беспомощный взгляд; роза все еще пламенела в ее руке. Я пожал плечами и остался наверху. Гризволд последовал за мной, и мы заняли места за столом, где уже восседали братцы Черчи. Хотчкисс застыл у самой двери, хотя свободные места еще оставались. Мне стало не по себе: кажется, я каким-то образом здорово его уязвил. Этот уик-энд выдался неудачным для всех нас.

— Если все в сборе, — громко провозгласил Финней, — то пора начинать.

Похмелье снова заволокло мозги густой пеленой. Определенно сегодня не мой день.

— Интересно, где Пэнгборн, — сказал Апчерч, подталкивая меня локтем.

И впрямь «старика» Пэнгборна за столом не было.

— Может, покупает зерно своим птичкам, — предположил Черчилль.

— Скорее уж у него недержание, — возразил Апчерч.

— Запор, — поправил Черчилль.

— Очередная шуточка от «Транс-Майнд», — констатировал Апчерч.

Голова гудела. Остроты братцев Черчи отнюдь не улучшали моего настроения.

— Тише! — рявкнул Гризволд, и братцы Черчи одарили его нелюбезными взглядами. Он остался невозмутим. В мире нет такой силы, которая может поколебать душевное равновесие старины Гризволда.

— Тем из нас, кого всерьез волнует карьера, не мешает послушать.

Братцы Черчи всерьез разобиделись и наконец-то умолкли.

— …предполагает обычную схему, — мехе тем говорил Финней. — Творческие группы будут предоставлять доклад руководителям, которые, в свою очередь, отчитываются перед низшим руководством, а затем…

Послышались шепотки, когда Финней передал слово «старику» Левину. Сегодня не планировалось индивидуальных докладов, а это обозначает короткое собрание. Короткое же собрание всегда не к добру. Что-то случилось. Что-то необычное.

Желудок свернулся в тугой комок. Я откинулся на спинку сиденья и покосился на Хотчкисса, который прошептал одними губами: «Конец света». Когда я повернулся к столу, Левин уже начал речь.

— …годы, и это было на руку Пембрук-Холлу. А со времени Десятилетия Разрушения наш взлет просто невероятен. Открывались новые рынки, прежде законсервированные. Более молодые члены нашего коллектива вспоминали об этом периоде, только готовясь к экзамену по ретроистории. Но так было на самом деле. Огромный потенциал для эксплуатации. Все народы Земли поняли, что такое капитализм, узнали цену доллару и научились покупать то, что продавали другие. Наша компания переживала свой расцвет. Открытие Польши. Объединение Германии. Коммерциализация Арабских Эмиратов. Возникновение Конфедерации стран Балтии, Волги и Белоруссии, а в начале века — Китайской Империи. Настоящий Золотой Век, который предоставлял нам возможность продавать товары всему миру. Что за чудесные времена!..