Дыхание в басовом ключе

Ударник без лишних вопросов поднялся и, скомандовав на ходу: “Витек, пошли”, двинулся к выходу. Мне же, занятой не особо удачными попытками унять мелкую дрожь в руках, идти никуда, а тем более с ним, не хотелось.

– Да мне не мешает, – попыталась отвертеться я.

– Идем, – Шес легко выудил меня из кресла и подпихнул в сторону двери. – Поговорить надо.

Притворив за нами вход в гримерку и попросив сидящего рядом колоритного шкафообразного охранника никого не пускать минут двадцать, он повел меня путанными и похожими один на другой как капли воды коридорами. Через несколько минут мы вышли на некое подобие то ли маленькой галереи, то ли большого балкона, заставленного нагроможденными друг на друга столами и стульями. Шес снял с себя верхнюю “именную” футболку, протер ею один из столов, на который и усадил меня, внезапно подхватив за талию. Сам он устроился рядом, опираясь о стол бедром и повернувшись ко мне в пол оборота. Протянул руку, аккуратно, стараясь не дотрагиваться до кожи и не размазать грим, отвел за ухо выбившуюся из моей прически прядь волос и закурил.

– Я думала, ты не куришь, – прервала я молчание.

– Курю, – подтвердил он очевидное, глубоко затягиваясь и смотря куда-то поверх моей головы.

– А почему тогда Хан тебя выгнал? – Шес опустил взгляд на меня, чуть ухмыльнулся уголками губ и приподнял правую бровь в таком уже знакомом скептическом жесте. Меня озарило: – Они там не сигареты собрались курить, да?

– Не сигареты.

– Так странно, – попыталась я переварить полученную информацию.

– Что странно, Витек? – забавно, но из всех членов группы только он продолжал называть меня так. Остальные чаще пользовались традиционным “Вика”.

– Из всех вас ты последний, в ком бы я заподозрила неприятие наркотиков.

– Сомнительный комплимент.

– Я не это хотела сказать.

– Да ладно тебе, – он опять хмыкнул и чуть толкнул меня в плечо кулаком. – Расслабься. Моя репутация не была построена на пустом месте, знаешь ли, – он затушил сигарету о рифленую подошву своего высокого ботинка и придвинулся еще ближе. Теперь я практически дышала ему в грудь. – Давай, рассказывай.

– Что рассказывать?

Странно, но желания отодвинуться у меня не возникло. Как, впрочем, и бабочек в животе. Странно, да? Посторонний мужчина со вполне определённой репутацией практически обнимает меня, а я не вижу в этом ничего интимного или угрожающего. Может, потому что у меня откуда-то возникло чувство абсолютной уверенности в том, что он ничего себе не позволит. Не знаю откуда. Просто, знала, и всё.

– Тебе страшно, – он не спросил, а сообщил, как давно известный факт. – Чего ты боишься?

– Страшно, – нет смысла скрывать очевидное. – Я не знаю, Шес. Боюсь и все тут.

– Витек, никто не боится просто так, – продолжал он давить. – Почти всегда есть что-то. Я, например, боюсь пауков.

– Я тоже, – меня передернуло при мысли о волосатых лапках. – Фу, какая гадость!

– Нет, – Шес покачал головой. – Тебе они противны, а я их боюсь. Есть такая вещь, как арахнофобия. Когда я вижу паука, даже вот такого, – он показал кончик пальца, – я не начинаю кривиться или кидать в него тапком. Я задыхаюсь и теряю сознание.

– Серьезно?! – я представила себе почти двухметрового ударника, хлопающегося, как манерная барышня начала прошлого века, в глубокий обморок при виде махонького членистоногого, и нервно хихикнула.

– Не смешно, – Шес улыбнулся, переча своим словам. – Ничего с этим сделать нельзя. Это и есть фобия – страх без видимых причин. Но это, Витёк, уже клиника. Большинству же вещей можно найти объяснение, а значит, и решение. Так чего ты боишься?

– Не знаю... Ответственности, наверное.

– Перед кем?

– Перед людьми, которые пришли сегодня.

– Витёк, – скривился он, – не смеши мои тапки. Какие люди? Ты их что, знаешь? Да, плевать на знакомство – ты их даже не увидишь.

– В смысле?

– В смысле, прожектор так бьет в лицо, что увидеть зрителей практически нереально. Да и вообще, положись на мой опыт, через десять минут после начала ты забудешь и о них, и о том, где ты.

– Алек говорил по-другому, – возразила я, немного ошарашенная таким наплевательским отношением к публике.

– Алек? Когда вы... Впрочем, не важно, – оборвал он сам себя. – Доверься мне, так и будет.

– Да я, в общем-то... – и тут я призналась: – Я боюсь не справиться, Шес!

– Опять эфемерная и неконкретная формулировка, – на мое удивление, он не принялся, как все остальные, уговаривать меня, что я гений и всё будет тип-топ, а лишь раздраженно закатил глаза. – Ну, допустим, только допустим, что ты облажаешься. Крупно так. Запорешь весь концерт. И?

– Что и?

– Что тебя в этом пугает?

– Как, что? – я опешила. – Я же всех подставляю!

– Нет, детка. Это я всех подставил, когда сделал вот это, – он покрутил перед моим носом загипсованной кистью правой руки. – А ты всего лишь мой шанс немного уменьшить ущерб. Получится – замечательно, не получится – что ж, я хотя бы попытался.

Он так спокойно это говорил. Не пытался убедить меня, что я готова. Не рассказывал сказки, что все будет хорошо. Не храбрился. Не показывал ложной бравады. Все предельно честно, обыденно и как-то потребительски – это меня и успокоило. Ну, в самом деле, запорю я концерт, и что? Что изменится в лично моём мире? Планета перестанет крутиться? Вселенная сколлапсирует? Что? В конце концов, это их проблема, а не моя.

И только успокоившись, я обратила внимание, насколько он бледен, даже под гримом, и как морщится, случайно касаясь руки. Как я провела с ним три дня бок обок, и не заметила этого?

– Болит? – я аккуратно дотронулась до гипса, стараясь не надавливать, но все равно он дернулся.

– Детка, мужчину не спрашивают, больно ли ему.

Ой, я вас умоляю. Мужчинам не больно и они не плачут, да.

– Сильно? – я сделала вид, что не услышала его ответ.

– Терпимо. Местами...

– А зачем терпеть? Можно же принять что-то от боли?

– Не в моем случае, – он мазохист, что ли? – Оптальгин на меня не действует, а серьезные болеутоляющие нельзя.

– Почему? Аллергия?

– Нет, просто...

– Вот вы где! – в дверной проем просунулась рыжая взъерошенная голова и ее обладатель противно протянул: – Вы не торопитесь. Мы там пока без ударных начнем, а вы, как освободитесь, приходите, че!

– Готова? – Шес протянул мне руку, помогая слезть со стола.

– А знаешь, что? Да!

– Тогда пошли, взорвем Питер!

====== Глава 16 ======

Взорвали ли мы Питер?

Знаете, впоследствии мне посчастливилось побывать и на других концертах Рельефа, уже в качестве зрителя, когда за барабанную установку вернулся, наконец, их невозможный неформал. Так вот, по сравнению с этим ударником от Бога, то наше выступление смотрелось, конечно, довольно убого. Но это только если сравнивать. А так, особенно учитывая, что на всё про всё у нас было каких-то три дня, думаю, его можно считать скорее блистательной победой, чем позорным провалом.