Дыхание в басовом ключе

– Я тебя искал, – заявил Шес. – Пошли на кухню. Поговорить надо.

====== Глава 18 ======

Мы уже минут пять сидели на шикарной, оформленной специально для этого приглашенным дизайнером, кухне Боженовых и молчали. Просто смотрели друг на друга и молчали.

Наконец, я не выдержала и встала приготовить нам кофе, чтобы хоть чем-то занять себя. И в тот же момент Шес тихо поинтересовался, сверля взглядом мою напряженную спину:

– Почему ты сбежала в пятницу?

– Я не сбежала, – включив кофеварку и вставив в нее первую капсулу, я повернулась к нему лицом. – Я же говорила, у меня сын маленький.

– Да-да, я в курсе, – отмахнулся он. – Так почему ты сбежала?

– Да не сбегала я! Что ты прицепился, как репейник?

– Репейник?

– Репейник! Знаешь, такая взъерошенная и противная колючка?

– Я взъерошенный или колючий? – улыбаясь, уточнил он.

– Может, противный? – улыбнулась я в ответ.

Вот ничего не могу с собой поделать – бесит он меня абсолютно непередаваемо, но стоит ему улыбнуться...

Он так редко улыбается чужим. Да практически никогда, насколько я успела понять. Обычно он суров, холоден и равнодушен к окружающим. Как при таком “ледяном” характере он умудряется устраивать все те дебоши, о которых регулярно сообщают газеты, и крутить такое количество романов, оставалось для меня тайной за семью замками. Не для одной меня, впрочем.

Если верить прессе, он мог разнести вдребезги пополам какой-нибудь паб только за то, что ему подали виски не в том бокале, а потом с каменным и непроницаемым лицом отвечать газетчикам свое неизменное “без комментариев”. Его за это и прозвали в СМИ “Ледяным Драконом”. Вообще, удивительно, как при таком поведении он до сих пор за решетку не загремел? Ведь была же пару лет назад та история, как он мужика какого-то чуть ли не до полусмерти избил. И ничего. Сидит не на нарах, а напротив меня, и лыбится. Причем мило так, по-домашнему.

Он вообще абсолютно другой со “своими” и с “чужими”. Как два разных человека, ей Богу! Вот, например, как-то не заметила я за три дня, что мы провели бок о бок в не самой, надо сказать, спокойной обстановке, тех самых прославивших его неконтролируемых вспышек ярости. Ехидна? Да! Язва? Безусловно! Хам, нахал, пошляк, самовлюбленный придурок? Да, да, да и еще раз да! Но дебошир и вандал? Что-то я не заметила...

Может, это у него сезонное? Как у котов по весне? Или же сидит на чем-то, вот и лыбится? Кстати!

– Чего лыбишься? – бухнула я на стол перед ним чашку с кофе и опять отвернулась к машине, чтобы сделать еще одну, себе. – Говори, что хотел, и пошли к ребятам.

– Хм... Ну ладно. Я, в общем-то, хотел сделать тебе предложение...

– Чего?!

– ...от которого ты не сможешь отказаться.

– Блондинке своей предложения делай! – не подумав, ляпнула я, и тут же закрыла рот ладонью правой руки – Ой!

– Так вот, почему ты сбежала! – осклабился Шес.

– Да нет же! – вот же ж... репейник! – Какое мне дело до твоих пассий? Просто Даня был сам, да и я устала.

– Ну ладно, – протянул он, поглаживая указательным пальцем проколотую бровь. – И все же так, во избежание недоразумений. Блондинку зовут Ева. И она не пассия, а проблема.

– Это, дорогой, не моя проблема.

– Так и не моя!

– А чья? – помню я, помню, как она на тебе висла!

– Вообще-то, Алека.

– Как Алека? – я просто опешила.

Как же так? Как Алека? Он же мне предлагал... Хотя, что именно он мне предлагал? Сходить в ресторан. Все. Какие претензии? И все же я уточнила:

– Это его девушка?

– Хм... Ты ставишь меня в неловкое положение, детка. Мне бы очень хотелось сказать, что да, но, на самом деле, скорее, нет.

– И как это понимать?

– Как хочешь, – шикарный ответ, ненавижу! – Я же говорю, она его проблема. Вот у него и спрашивай. А я так, мимо проходил, под руку попался.

– Ваша Ева на всем, что попадает под руку, вот так виснет?

– Ага, – просто и односложно ответил он, отхлебывая из чашки. Я не ожидала такого ответа. Думала, он будет оправдываться, мол, я не я и корова не моя, тебе показалось и вообще, это не то, что ты думаешь. – Да ну ее к чертям! Давай поговорим о нас?

– Есть мы? – не смешите мои тапочки, у них помпончик может развязаться.

– Будет, если договоримся.

– Нет-нет-нет! – выставила я вперед правую руку, раскрытой ладонью в его сторону. – Даже не пытайся! Я не буду с тобой встречаться!

– Вика... – я насторожилась. Он крайне редко называл меня так, сейчас будет какая-то каверза. И... бинго! – Я и не предлагал.

– Э... – кажется, я покраснела. Да так, что, наверное, проступило даже сквозь весь мой мейкап. – А о чем же ты хотел поговорить?

– Слава те, Господи! – по-стариковски пробурчал панк, закатывая глаза к потолку. – Добрались таки!

– Да я...

– Стоп! – вскинул он вверх указательный палец. – Ты сейчас опять чего-нибудь брякнешь и мы снова...

– Да как ты...

– СТО-О-ОП! – взревел Шес и дверь на кухню тут же отворилась, пропуская Ромкину голову.

– А чего это вы тут? – поинтересовался он, цепким взглядом окидывая нас с панком.

– А мы тут плюшками балуемся, – голосом мультяшного героя протянул ударник и попросил, а скорее, потребовал, уже серьезно: – Дверь закрой. С той стороны.

– Я тебя предупреждаю... – начал мой друг, но его перебили.

– Знаю, знаю. Ежики звери злобные и опасные. Я уже дрожу. Витек, ты меня боишься?

– Нет. А надо?

– Не помешало бы, – встрял Романыч.

– Не-а! – ответил одновременно с ним Шес. – И я тебя нет. Так что, Романыч, злобная ты и колючая тварь, продолжай подслушивать с той стороны, а? Дай нам видимость уединенности.

Дверь закрылась и демонстративно громкий топот, постепенно затихающий в глубине квартиры, дал понять, что кое-кто либо обиделся, либо решил, что мы достаточно взрослые и разберемся сами.

– А почему ты его ежиком назвал? – поинтересовалась я, дабы заполнить наступившую тишину.

– У него в аське ник “Злобный Ежик”. Ты что, не знала?

– Знала. Просто не думала, что и ты тоже в курсе.

– Витёк, я понимаю, лучший друг и всё такое, но я его тоже не первый год знаю.

– А какой у тебя ник? Наверняка, что-то связанное с вампирами или темной стороной силы, – проговорила я замогильным голосом, тяня к нему скрюченные пальцы.

– Уймись, ведьма! – хохотнул он. – Я, когда умываюсь, превращаюсь в прекрасного принца.