Дык, или Как московские Митьки достали питерских
Шрифт:
На шлюпках, прибывших с кораблей, сидели серьезные люди в кафтанах, напудренных завитых париках, при шпагах и с мушкетами. Их главный подошел к толпе глазеющих митьков, снял шляпу, сделал изящный полупоклон, подметя перьями шляпы песчаный пляж и заговорил по-английски.
Английского среди митьков никто не знал, а если кто и учил в школе, так от тех знаний ничего не осталось.
— Дык, — сказал Митька, и англичанин повернулся к нему, осознав, видимо, что Преображенский здесь главный. — Ты это, чего уж там… Элементарно, Ватсон… Федь, дай ему портвейна!
Федька налил из большой глинянной бутыли в кружку и
— О! Порто! — воскликнул англичанин, отведав. — Гуд!
— Гуд! — хором подхватили митьки, оживленно разливая по кружкам портвейн.
Папуасы быстренько положили прямо на песок длинную скатерть, наставили всяческой закуски и много-много бутылок. Мбангу и Ваня прикатили большую бочку пива.
Английские мореплаватели рассаживались за стол, а главный пытался что-то втолковать Дмитрию и Федору:
— Ай эм кэптэн Джеймс Кук!
— А, — воскликнул Федька. — Знаем, знаем. Это которого съели аборигены!
— Ай эм кэптэн Джеймс Кук!
Преображенский ласково потрепал его по плечу и прогудел в густую бороду:
— Чтож ты так, братишка! Дык, оставался бы у нас, митьком бы стал, а то все не успокоишься никак, вот и съедят тебя, дурилку картонную…
— Ай донт андэстэнд!
— Ай понимайт, что ты донт андэстэнд, дык, елы-палы…
Митька сокрушенно покачал головой. Федька начал еще раз объяснять капитану, что сожрут того, пожарят и сожрут. Как сожрут Кука, Федя показал на бараньей ножке, громко чавкая и улыбаясь. Кук, наконец, что-то понял и тоже заулыбался.
— О! Гуд, гуд!
— Ну, слава труду! Понял, наконец-то, — с облегчением сказал Федька. — Слышь, Мить, дык мы с тобой доброе дело совершили, авось не сожрут теперь капитана…
Митька встал, постучал по бутылке ложкой, привлекая внимание, и молвил:
— Братки! Хочу выпить за примирение двух наших деревень. Не по-христиански, однако, воевать-то… Шибко хорошо, когда над миром мирное небо, светит солнышко… Кайф-то какой, братишки мои!
— А-а-а!!! — радостно завопили митьки. — Дык! Елы-палы!
И тут со стороны Папуасовки словно взошло еще одно солнышко. Появилась Машенька-Аленушка. Митька и Федя вскочили ей навстречу, капитан Кук отъехал и чуть не упал.
— О! — восхищенно протянул он. — Куин!
Машенька легко подбежала к митькам, чмокнула в щечку Митьку и Федьку. Саша налил ей вина. Братишки и сестренки радостно шумели, пили потвейн и пиво.
Капитан Кук делал попытки ухаживать за Машенькой, Митька и Федька ревниво отталкивали его, девушка звонко хохотала. Кук достал из кармана сюртука жемчужное ожерелье и надел на ее шейку.
— Бьютифул!
Ну, дальше прям и рассказывать противно. Аленушка, однако, от подарка разомлела, позволила капитану обнять себя, не обращая внимания на насупившихся Преображенского и Стакана, целовалась с этим неприятным англичанином.
— Черт, — зло шептал Федька, — и зачем я его спас от съедения… Гад какой!
Короче говоря, когда шлюпки капитана Кука уплывали, возлюбленная Митьки и Феди уплывала вместе с Куком. Братишки долго стояли на берегу, сквозь слезы смотрели вслед исчезающим парусам, и такое было у них на лице написано! Если б женщины видели их в эту минуту, они бы все про себя узнали…
А потом, обнявшись, братки шатаясь побрели в сторону Папуасовки и так надрались… Сам Дмитрий Шагин обзавидовался бы!
Глава
седьмаяО том, как первый раз достали Дмитрия Шагина
Я полностью разделяю мнение академика М. А. Леонтовича…
— Достали! — воскликнул Дмитрий Шагин, читая эти строки.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
После рассола сознание начало проявляться. Но тут в комнату снова вошла горничная.
— Вам письмо.
— Открой и прочти, — сказал Хрюков.
— Никак нельзя-с. Оно секретное-с, и горничная вышла, оставив на столе пакет, весь заляпанный сургучными печатями.
Хрюков уселся на скрипучий табурет и стал разглядывать письмо.
— Бен-кен-дорф, — наконец прочитал он.
Я уезжаю,
Птицей усталой махну вам крылом.
Я уезжаю.
Отныне дорога — мой дом.
И небо — мой дом.
Я уезжаю…
Ну, там, короче, д'Артаньян ради карьеры у Паскаля невесту украл, потом его шпагой проткнул и веселую песню спел. Тьфу ты, «что за рыцарь без удачи»! Но один момент хороший, ничего не скажешь. Там кардинал спрашивает у этого мужика: «Он один?» Тот ему: «Нет, ваше преосвященство.»
— Двое?
— Нет, ваше преосвященство.
— Трое?
— Нет, ваше преосвященство.
— Четверо?
— Нет, ваше преосвященство.
— Пятеро?
— Нет, ваше преосвященство.
— Шестеро?
— Нет, ваше преосвященство.
— Сколько же?
— Семеро, ваше преосвященство.
Глава восьмая
Про то, как Антоныч общался с милицией
Товарищи!
Желтый облезлый «Запорожец» мчался по московским улицам в сторону ленинградского шоссе. Внутри «Запорожца» веселые митьки распевали:
— Корнелий Шнапс идет по свету, Сжимая крюк в кармане брюк. Ведет его дорога в Лету, Кругом цветет сплошной цюрюк!В багажнике весело громыхала пятнадцатилитровая канистра пива (само собой, не пустая!) и ящик портвейна.
Вася Фтородентов сидел рядом с Серегой, прижав нос к прохладному стеклу, рассматривал проносящихся мимо прохожих и, подпевая, думал о жене. На коленях Фтородентова дремал Мирон, время от времени навостряющий уши, но не желающий просыпаться.
«Запорожец» лихо выскочил на ленинградское шоссе, обогнал черную «Волгу», которой Серега в заднее стекло показал сразу две фиги, и рванул по прямой. Однако, уже у кольцевой, прямо напротив поста ГАИ, где скучал милиционер с глупым лицом, у «Запорожца» отскочил задний бампер.