Дыши всем назло

Так что когда миссис Бертран прибыла домой, ее дочь уже не только полностью прибралась, подготовилась к выезду, а еще, как заметила Салли, усердно прятала взгляд, чтобы еще больше не расстраивать мать своей кислой миной. И она понимала дочь, как никто, хотя не видела ничего страшного в выражении эмоций, пусть и не очень хороших.

– Мы выезжаем? – голос Делайлы все-таки предательски дрогнул.

– Да, – сухо ответила Салли, приглашая ее выйти на улицу.

Делайла кивнула и покорно вышла из дома, кутаясь в черную осеннюю куртку и медленно ступая на сырую землю. Подумать только, она едва вышла, а дождь уже успел промочить ее всю с головы до ног! Она быстро нырнула в машину, расположила пакеты поудобнее, а вскоре рядом оказалась и мама. Салли сказала водителю, куда им ехать, и транспорт сорвался с места.

За запотевшими стеклами машины ничего нельзя было разглядеть, поэтому Делайла не могла предположить, как скоро они приедут, и тоскливо рисовала узоры на окне скорее подсознательно, чем осмысленно. Время, несмотря на то, что в автомобиле царило уныние, пролетело на удивление быстро, и дождь незаметно прошел, оставляя лишь капли на траве и асфальте в память о себе.

Кладбище же находилось в лесу, и приходилось каждый раз наступать в чавкающую грязь, так как асфальтированной дорожки просто-напросто не проложили. И все бы ничего, если бы ноги не увязали в земле так глубоко, и Делайла уже сотню раз пожалела, что не догадалась пойти в резиновых сапогах.

Скамеечка подле могилы отца тоже была сплошь залита дождем, и садиться на нее не хотелось совсем, но сейчас того и не требовалось. Стоило только бросить взгляд на фото Маркуса, как из головы вылетело абсолютно все. Он такой счастливый здесь, улыбчивый, ярко-серые глаза смеются, в них читается озорной блеск, такой несвойственный взрослым. Настолько живой на фотографии, что Делайла почувствовала, ощутила, как будто бы воздух потеплел и потяжелел. Она заозиралась по сторонам, словно могла увидеть скрытое от глаз, но ничего не обнаружила и опечалилась еще сильней, а затем посмотрела на мать. Та отвернулась от нее и стояла с опущенной головой, положив одну руку на надгробие, а другой смахивая капельки с портрета мужа. Сердце Делайлы сжалось, к глазам снова подступили слезы, но нет… сейчас нельзя плакать, нельзя и без того усугублять напряженную атмосферу, чтобы не ранить себя лишний раз, не потревожить маму, единственного родного человека. Нужно беречь ее. Беречь того, кто отдает тебе все свои силы и время.

– Делла, убери тот сорняк, пожалуйста, мы про него забыли, – попросила миссис Бертран не своим голосом, когда они собирались уходить.

Делайла склонилась над сорняком, схватилась за него двумя руками и зашипела от боли, инстинктивно прижав руки к себе. Трава неожиданно обожгла ладони, так что пришлось потерпеть и предпринять еще попытку, которая теперь уже увенчалась успехом. Зато теперь пальцы будут гореть и болеть неопределенное время.

– Мам, ты иди домой, а я погуляю, – неожиданно откликнулась Делайла, оглядевшись по сторонам.

– По кладбищу? – родительница нахмурилась. – Странные у тебя предпочтения. Ну ладно, только скорее возвращайся.

Кивнув, Делайла слабо улыбнулась на мгновение и развернулась обратно в лес, хлюпая грязью и лужами. Сегодня ее мать явно не была настроена на расспросы или излишнее упрямство, иначе в другой раз не пустила бы никуда, но Делайла и сама понимала, что ей требовалось побыть одной. Им обеим это требовалось.

В воздухе витали запахи свежей травы и сырой земли, ноги с чавканьем вступали в жидкую грязь и выбирались из нее, и этот звук почему-то услаждал слух, поэтому Делайла, словно маленький ребенок, неустанно ходила по мягкой земельной каше и улыбалась. Она хотела как-то отвлечься от плохого, а в итоге с этим делом переборщила и потерялась. Конечно же, сразу запаниковала. До поры до времени.

После нескольких вращений головой Делайла увидела за черной, лакированной оградкой высокого мальчишку, стоящего к ней спиной. Голова его свесилась, как от удушья, и, надо сказать, зрелище пробирало до костей. Но чем-то парень напоминал ей кого-то до боли – по каштаново-рыжей взъерошенной шевелюре… однако кое-что вызывало затруднения в догадках.

И вот тогда, когда любопытство одержало победу, Делайла обошла оградку сбоку, воззрилась на неизвестного и тут же тихо отскочила назад. Орлеан, не замечая ничего вокруг, взирал на фотографию красавицы на могильной плите глазами, полными слез. Кажется, он даже не замечал их, просто стоял, устремив взор на фото. Делайла смогла разглядеть лучезарную улыбку девочки даже издали и поразилась тому, что та выглядела так живо, что ее можно было почувствовать рядом с собой. И негативная энергия здесь испарялась, сраженная огромной теплотой, любовью, большой душой, которой наверняка обладала оплакиваемая Орлеаном. Орлеан… Делайле случалось видеть его не в духе, но только сегодня он представился ей таким… одиноким, затравленным, потерявшим всю надежду.

«Наверное, его сестра», – вспомнила Делайла и округлила глаза, пораженная своей догадкой. В тот самый момент она будто бы переняла все чувства и эмоции Файера, ощутив горячие, струящиеся по щекам слезы обиды за такого замечательного человека, единственного, кто встал на ее сторону после Вейна.

Хотя может, это и не сестра его вовсе? Но у них так много сходств: насыщенные, каштаново-рыжие, чуть волнистые волосы, довольно длинные; живые, по-детски озорные зеленые глаза, игривая и милая улыбка, озаряющая лицо с правильными чертами; вздернутый носик, гордо поднятая голова… Орлеан как-то говорил, что она похожа на его сестру. Но чем? Черты лица совершенно разные.

– Она такая красивая, – сказала тихо Делайла, отчего Файер вздрогнул от неожиданности, а затем удивленно воззрился на нее, однако через несколько секунд снова перевел взгляд на фото. Очевидно, что-либо постороннее его сейчас мало волновало.

– Она освещала мой путь, – еще тише проговорил Орлеан. Наверное, не желал, чтобы дрожь в его голосе звучала столь явно. – Ее убили… Впрочем, забудь. Удивлена, что видишь меня таким?

Сейчас Файер был где-то далеко отсюда, однако голос его слышался отчетливо и звучал грубо.

– Нет, – уверенно ответила Делайла, в следующий миг заметив изумление на лице собеседника. – Я считаю, что каждый человек, каким бы он ни был, может быть слабым. Это совершенно нормально. Плохо тогда, когда всегда стараешься быть сильным. Это так утомительно, столько сил и нервов тратишь, а в конце концов все равно ломаешься, и это куда больнее, чем если бы ты отдался истинным чувствам раньше. Истина всегда нам противна, правда? К тому же нужно уметь принимать и удары, и награды. Иначе невыносимо тяжело будет при каждой неудаче.

Орлеан, грустно усмехнувшись, закивал головой в знак одобрения. Повисла тишина. Оба смотрели на улыбающуюся девочку, совсем еще юную, необычайно счастливую, яркую и изящную, и понимали, что если бы таких людей в мире было больше, он был бы спасен. Спасен подобной красотой. Эта девочка сейчас могла быть здесь, смеяться вместе с братом, поддерживать его и дальше, не давать ему погрузиться в себя, окружать его заботой и выручать в трудную минуту. Пустые надежды, пустые мечты. Лишь воспоминания оставались чистыми, оставляя теплый, светлый огонек возрождения к жизни в груди. Напоминания о том, что еще не все потеряно, что все еще можно исправить.

* * *

– Орлеан, ты садишься на эту карусель уже третий раз, оставь места детям! – смеялась Делайла, глядя, как Орлеан взбирается на лошадку и готовится пуститься в еще один круговорот.

Возможно, поведение двоих ребят показалось бы кому-то довольно странным: вместо того, чтобы скорбеть по своим родным, они отправились на аттракционы в парк! Но с другой стороны, после чересчур долгих страданий иногда нужно отходить хотя бы на время. При этом совсем не обязательно забывать о своем горе, достаточно лишь чуть-чуть от него отвлекаться. Уж лучше, чем вовсе сойти с ума от вечного одиночества.