Дьюма-Ки

Он замолчал, и тишина окутала салон. Я не стал её нарушать. Да и что я мог сказать, выслушав такую историю? Какое-то время спустя Уайрман продолжил:

— Это всего лишь другой вариант «Пауэрбола». Пять чисел плюс самое важное бонусное число. Тик, тик, тик, тик, тик. И наконец, так, для ровного счёта. Думал ли я, что такое может случиться со мной? Нет, мучачо, никогда, даже в самом кошмарном сне, и Бог наказывает нас за то, что мы не можем себе представить. Мои мать с отцом умоляли меня обратиться к психотерапевту, и через какое-то время (восемь месяцев после похорон) я действительно к нему пошёл. Я устал плыть по жизни, как воздушный шар, подвешенный в трёх футах над моей головой.

— Мне это чувство знакомо, — вставил я.

— Я знаю, что знакомо. Мы спускались в ад в разные смены, ты и я. И, как я понимаю, поднялись обратно, хотя мои каблуки ещё дымятся. Как насчёт твоих?

— Да.

— Психотерапевт… милый человек, но я не смог с ним говорить. С ним я бормотал что-то нечленораздельное. С ним я начинал улыбаться во весь рот. Каждое мгновение ожидал, что роскошная деваха в купальнике вынесет мне большой картонный чек, а зрители увидят его и захлопают. И в конечном итоге чек я действительно получил. Когда мы поженились, я оформил совместную страховку. Когда появилась Эс, внёс в полис и её. Так что я действительно выиграл в лотерею. Особенно если добавить компенсацию, которую выплатили Джулии после инцидента на автомобильной стоянке супермаркета. И теперь мы подходим вот к этому. — Уайрман поднял тонкую серую папку. — Мысль о самоубийстве появилась и становилась всё более привлекательной. Главным образом потому, что Джулия и Эс-меральда могли быть где-то там, но всё-таки неподалёку, ожидая, когда я к ним присоединюсь… но они не могли ждать вечно. Я не религиозный человек, но, думаю, нельзя категорично отметать существование жизни после смерти… пусть потом мы и не останемся такими, как… ты понимаешь. Как сейчас. Но разумеется… — холодная улыбка тронула уголки его губ, — …прежде всего сказалась депрессия. У меня в сейфе был пистолет. Калибра ноль двадцать два дюйма. Я купил его для защиты семьи после рождения Эсмеральды. Как-то вечером я сидел за обеденным столом и… я уверен, эту часть истории ты знаешь, мучачо.

Я поднял руку, неопределённо взмахнул. Как бы говоря: «Может, si, может, нет».

— Я сидел за обеденным столом в пустом доме. На столе стояла ваза с фруктами, появившаяся благодаря любезности женщины, которая прибиралась в доме и покупала продукты. Я положил пистолет на стол, потом закрыл глаза. Два или три раза повернул вазу вокруг оси. Сказал себе, что если возьму яблоко, то поднесу пистолет к виску и покончу с собой. Если же возьму апельсин… тогда заберу лотерейные выигрыши и поеду в «Диснейуолд».

— Ты слышал холодильник, — вставил я.

— Совершенно верно, — он не удивился, — я слышал холодильник… и гудение компрессора, и щёлканье морозильного агрегата. Я протянул руку и взял яблоко.

— Ты жульничал?

Уайрман улыбнулся.

— Хороший вопрос. Если ты спрашиваешь, подглядывал ли я, ответ — нет. Если тебя интересует, запомнил ли я местоположение фруктов в вазе… — Он пожал плечами. — Quien sabe? [100] В любом случае я взял яблоко. На всех нас грех Адама. Я не стал надкусывать его или нюхать. Определил на ощупь. Поэтому, не открывая глаз (и не давая себе возможности подумать, что творю), я поднял пистолет и поднёс к виску. — Он продемонстрировал всё это рукой, которой у меня больше не было, оттопырил большой палец, а указательный приставил к маленькому круглому шраму, который обычно скрывали его длинные седеющие волосы. — Последней мелькнула мысль: «По крайней мере мне больше не придётся слушать холодильник или доставать из него ещё один кусок картофельной запеканки». Никакого грохота я не помню. Тем не менее весь мир исчез в белом, и на том закончилась прошлая жизнь Уайрмана. А теперь… хочешь послушать о галлюцинациях?

100

Кто знает (исп.).

— Да, пожалуйста.

— Охота сравнить со своими?

— Да. — И тут у меня возник вопрос. Возможно, один из самых важных: — Уайрман, у тебя были эти телепатические откровения… странные видения… как их ни назови… до того как ты приехал на Дьюма-Ки? — Я думал о собаке Моники Голдстайн, Гендальфе, о том, как вроде бы задушил его отсутствующей рукой.

— Да, два или три раза, — ответил Уайрман. — Со временем я, возможно, расскажу тебе об этом, Эдгар, но мне не хочется очень уж задерживать Джека у мисс Истлейк. Помимо всего прочего, она наверняка беспокоится из-за меня. Она такая милая.

Я мог бы сказать, что Джек (тоже очень милый) скорее всего беспокоится ничуть не меньше, но лишь попросил продолжать.

— Тебя часто окружает краснота, мучачо, — вновь заговорил Уайрман. — Я не думаю, что это аура в прямом смысле, и это, наверное, не свет мыслей… но случалось и такое. В трёх или четырёх случаях, когда это происходило, я улавливал не только цвет, но и слово, его обозначающее. И да, однажды такое случилось вне Дьюма-Ки. В галерее «Скотто».

— Когда я не мог найти нужного слова.

— А ты не мог? Я не помню.

— Я тоже, но наверняка так оно и было. Красное — для меня ассоциативный символ. Пусковой механизм. Как ни странно, из песни Ребы Макинтайр. Я нашёл его почти случайно. Думаю, есть и кое-что ещё. Если я не могу вспомнить то, что мне нужно, то… ты понимаешь…

— Начинаешь злиться?

Я подумал о том, как схватил Пэм за шею. Как попытался задушить её.

— Да. Можно сказать и так.

— Ясно.

— Короче, я уверен, что красное должно выплёскиваться наружу и пачкать мои… ментальные одежды. Так это выглядит?

— Близко к тому. И всякий раз, чувствуя красноту вокруг тебя, в тебе, я думаю о том, как проснулся с пулей в голове и увидел, что весь мир — тёмно-красный. Я подумал, что попал в ад — таким ведь должен быть ад, тёмно-красной вечностью. — Пауза. — Потом осознал, что это всего лишь яблоко. Оно лежало передо мной, может, в дюйме от моих глаз. Лежало на полу, и я лежал на полу.

— Чтоб я сдох!

— Да, и я подумал о том же. Но я не сдох, потому что видел лежащее передо мной яблоко. «На всех нас грех Адама, — громко произнёс я. Потом добавил: — Ваза с фруктами». Всё, что случилось и было сказано в последующие девяносто шесть часов, я помню с абсолютной ясностью. Каждую мелочь. — Уайрман рассмеялся. — Разумеется, чего-то из того, что я помню, не было и в помине, но я с абсолютной ясностью помню и это. И никакой перекрёстный допрос не подловит меня на лжи, даже когда речь пойдёт о покрытых гноем тараканах, которых я видел выползающими из глаз, рта и ноздрей старого Джека Файнэма.

У меня чертовски болела голова, но, пережив шок, вызванный лежащим у самых глаз яблоком, в остальном я чувствовал себя вполне сносно. Часы показывали четыре утра. То есть прошло шесть часов. Я лежал в луже свернувшейся крови. Она запеклась на правой щеке, как желе. Я помню, что сел и сказал: «Я — заливной денди». И ещё я пытался вспомнить, считается ли желе та полупрозрачная субстанция в заливных блюдах. Я сказал: «Нет желе в вазе для фруктов». И высказывание это показалось мне очень разумным, словно благодаря ему я прошёл проверку и остался среди психически здоровых. Я начал сомневаться, что пустил себе пулю в голову. Может, просто заснул за обеденным столом, лишь думая о самоубийстве, упал со стула, ударился головой. Вот откуда взялась кровь. И такое объяснение представлялось очень убедительным, учитывая, что я мог двигаться и говорить. Я велел себе произнести вслух что-то ещё. Имя матери. Вместо этого произнёс: «Зреет, зреет урожай, ты хозяина встречай».

Я кивнул, заволновавшись. После выхода из комы со мной такое случалось не единожды. Сядь в друга, сядь в старика.

— Ты злился?

— Нет, говорю честно! Я испытывал облегчение! Понимал, что удар головой мог привести к некоторой дезориентации. И только потом я увидел на полу пистолет. Взял его, понюхал дульный срез. Запах не оставлял сомнений в том, что из пистолета недавно стреляли. Резкий запах сгоревшего пороха. И всё-таки я держался за версию заснул-упал-ударился-головой, пока не прошёл в ванную и не увидел дыру на виске. Маленькую круглую дыру, окружённую короной точечных ожогов. — Он вновь рассмеялся, как смеётся человек, вспоминая какой-то невероятный случай в своей жизни… скажем, как подал машину задним ходом в гараж, забыв поднять ворота.

— Вот тут, Эдгар, я услышал, как последний выигрышный номер занял своё место. Бонусный номер «Пауэрбола»! И я понял, что мне уже не избежать поездки в «Диснейуолд».

— Или в его копию, — вырвалось у меня. — Господи, Уайрман.

— Я попытался смыть следы пороха, но любое прикосновение отдавалось болью. Словно я надкусывал больной зуб.

Внезапно я понял, почему в больнице Уайрмана отправили на рентген, а не засунули в томограф. Пуля по-прежнему находилась в голове.

— Уайрман, можно задать вопрос?