Дюна: Пауль

— Поговорите с вашей дочерью по внутренней связи. Скажите, чтобы она прекратила это безумие! — Эребоом включил связь. — Узнайте, как ей удалось совратить нашего кандидата на роль Квисац-Хадераха.

— Ах, мне, знаете ли, кажется, что ваш кандидат всегда отличался умственной неустойчивостью и без помощи Мари.

— Это невозможно. Он безупречен.

— Так безупречен и совершенен, что готов убить всех нас, вместе с нашей дочерью. — Леди Марго бросилась к микрофону. — Но я попытаюсь.

Рабочие разбежались в стороны при ее приближении. Они с ужасом смотрели на нее, видимо, только из-за того, что она была женщина. Когда жена заговорила, Фенринг сразу уловил интонации Голоса Бене Гессерит. Она знала, как управлять дочерью.

— Мари! Если ты здесь, немедленно открой дверь.

Но девочка не захотела — или не смогла — ответить.

Фенринг всерьез опасался за жизнь Мари. Правда, она не была его биологической дочерью, но он воспитывал ее с момента рождения и, кроме того, возлагал большие надежды на нее и ее необыкновенные способности. «Она нужна нам!»

Стоя по ту сторону запечатанной двери, Мари услышала гудок внутренней связи, а затем повелительные интонации матери. Но она научила дочь также и искусству сопротивляться Голосу. Даже няня Тоня не могла распоряжаться девочкой, и сейчас Мари воспротивилась приказу матери. Ей пришлось это сделать. Если она останется здесь, с Талло, то у нее будет по крайней мере шанс предотвратить катастрофу.

Но победа над почти совершенным претендентом на роль Квисац-Хадераха потребует предельного напряжения всех ее сил. Она понимала, что это будет труднее всех прежних упражнений, даже самых тяжелых и изматывающих. Она столкнулась с задачей, к решению которой ее готовили всю ее короткую жизнь.

Очевидно, Талло был убежден, что она не сможет его остановить. Его классически красивое лицо выражало неземной восторг; казалось, юноша был загипнотизирован призрачным пестрым светом индикаторных ламп. Пальцы стремительно плясали по кнопкам. Талло регулировал поток газа, отключал блокирующие системы, добиваясь того, чтобы нервно-паралитический газ равномерно распределился у точек выпуска его в вентиляционные магистрали города.

В динамиках внутренней связи попеременно раздавались голоса леди Марго и графа Фенринга, тщетно добивавшихся ответа.

Мари действовала очень медленно и тихо. Для начала она отключила боковое зрение, чтобы второстепенные вещи не отвлекали ее внимания. Ей надо было сосредоточиться и выбрать наиболее удачную точку, с которой можно было бы безошибочно атаковать Талло. Она подумала было снять обувь, ибо ее ступни были очень тверды и могли наносить смертельные удары, к тому же босиком было легче прицеливаться. Но в данной ситуации была дорога каждая секунда. Реакторы были уже переполнены и готовы взорваться в любой момент. Малейшая утечка нервно-паралитического газа убьет здесь все живое. Она не может рисковать. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Талло заметил ее приготовления.

«У него нет глаз на затылке, а его предзнание — если он располагает таковым — тоже занято не мною». Тем не менее у Талло был очень острый слух, он обладал невероятно быстрой реакцией… и кроме всего прочего, он был твердо намерен умереть, устроив при этом невиданную катастрофу.

Но сама Мари была так же твердо намерена жить.

Она стала его другом, показав этому неуместно «совершенному» Квисац-Хадераху, что он не одинок в своем отчуждении от людей. Мари тренировалась вместе с Талло, билась с ним в шуточных схватках, но она владела лучшими приемами убийств, разработанными в Общине Сестер, да и граф Фенринг научил ее многому. Мари не была ребенком — она была оружием. Убить даже Квисац-Хадераха было вполне ей по силам.

Связав в один тугой узел всю свою энергию, призвав на помощь все умение, каким она владела, Мари бросилась на Талло, словно смертоносный снаряд в образе маленькой девочки. Она увидела, как дернулись мышцы на шее Талло. Какая у него все же быстрая реакция. Она предвидела это и была готова. Он молниеносно вскинул руки, но промедлил всего лишь ничтожную долю секунды. Либо он не хотел бросать работу с панелью, либо просто не хотел причинить Мари боль.

Напрягая пальцы ног, Мари нанесла удар по шее и явственно услышала хруст сломанных костей.

Голова Талло упала вперед, склонившись под неестественно острым углом. Ударившись лицом о панель, он тяжело рухнул на пол. Пальцы его соскользнули с клавиатуры, и Мари тотчас оттащила в сторону обмякшее тяжелое тело несостоявшегося Квисац-Хадераха. Не обращая больше внимания на убитого, Мари сосредоточилась на клавишах и сенсорах панели. Для того чтобы сбросить давление в хранилище, в ее распоряжении остались считанные мгновения.

До слуха графа Фенринга донеслись приглушенные раскаты подземных взрывов. Их было несколько — один ближе другого.

— Теперь слишком поздно! — взвыл Эребоом.

Но раскаты были все же слишком отдаленными, и к тому же взрывы вдруг прекратились. Фенринг заглянул в глаза жены, полные любви и страха за дочь. Граф вскинул брови и, зло посмотрев на альбиноса, хрипло спросил:

— Может быть, вам для начала стоит выяснить, что происходит на самом деле?

Тлейлаксы бросились к мониторам и контрольным системам, с кем-то связывались, говорили, а затем шумно обсуждали результаты. Доктор Эребоом окинул присутствующих удивленным взглядом и откинул со лба спутанные белые волосы. Переведя дыхание, он заговорил:

— Вы все слышали взрывы, но они оказались направленными. Весь ядовитый газ был выпущен в озеро, а вода нейтрализует яд, делая его безвредным. — Он обернулся к графу и леди Фенринг: — Талло предотвратил катастрофу!

— Пусть даже так, но я не рекомендую все же выходить отсюда без противогазов, — сказал Фенринг с озабоченным видом. — Вы уверены, что вода озера способна нейтрализовать молекулы яда?

— Все яды, по самой своей природе, весьма реакционноспособны. Некоторые активируются в воде, а некоторые, наоборот, нейтрализуются.

Эребоом не успел продолжить лекцию. Тяжелая дверь открылась, и на пороге появилась Мари — маленькая и сильная. За ее спиной были видны девять клеток с трупами клонов Талло, а сам он, тоже мертвый, лежал возле панели управления на галерее. Голова свисала со стола, болтаясь на сломанной шее. На лице его навеки застыла безмятежная улыбка.

Мари по очереди обняла родителей, а потом сообщила им с самым невинным видом:

— Мой друг был совершенно сломлен. Я не смогла ему помочь — он был неправ.