Дyxless 21 века. Селфи

Глаза, которые никогда не забудут света софитов, камеры, восторженные взгляды читателей, часовые автограф-сессии.

Он будет жить этими воспоминаниями. Все эти годы, сколько ему дадут. Они станут его топливом. Углем, который он ежедневно станет закидывать в топку своей больной, вывернутой психики.

Его глаза никогда не отпустят меня. Он вернется. Это лишь вопрос времени. Но пока, сегодня, возвращаюсь я. Стираю его к чертовой матери, обнуляю счетчик, возвращаюсь во времени. Превращаю его в отражение.

Я практически не волнуюсь. В душе больше нет страха, осталась лишь злоба. Мстительная злоба человека, который закрывает счета. Тот, кто сказал, что «месть – блюдо, которое подают холодным», видимо, страдал гастритом. Основное блюдо не бывает холодным. Спросите об этом любого повара.

Телефон продолжает надрываться.

– Да, Коль, – раздраженно отвечаю я.

– В каком ты отделении?! – кричит он. – Мы выезжаем! Быстро скажи номер отделения!!!

– Что?! Что ты говоришь? – мямлю я и отключаюсь. Выхожу в интернет – там первой новостью:

Эфир под угрозой срыва

Около часа назад в 38-е отделение милиции доставлен писатель и телеведущий Владимир Богданов по подозрению в торговле наркотиками. В пресс-службе телеканала эту информацию не подтверждают, как не сообщают и того, состоится ли прямой эфир сегодняшней программы Владимира Богданова.

Самый длинный день

Этот день хотелось не просто побыстрее прожить, а не дать ему даже заявить о своем появлении. Выключить интернет, сломать магнитолу в машине. Отрубить любой источник звука, способный транслировать информацию.

Последний раз я чувствовал себя так, когда моя первая книга стала бестселлером. Каждая газетная статья, каждый значимый и незначимый блог в интернете спешил поделиться своими соображениями на мой счет. Сегодня все повторилось за тем лишь исключением, что моей персоны было больше в теленовостях, и главным героем этой истории был все-таки не я.

Канал по поводу задержания Двойника отделался сухим релизом: «Обстоятельства происшествия уточняются». Полиция разъяснений никаких не давала, лишь сообщила прессе, что Богданов задержан на сорок восемь часов. Комментариев адвокатов не поступало, по слухам, готовилось ходатайство о том, чтобы выпустить Двойника под залог.

Съездил к дочери, успокоил (или уговорил себя, что успокоил) ее рассказом о том, что меня подставили злые люди (с какой целью, впрочем, не уточнил). Выслушал от бывшей прогнозируемые характеристики собственной персоны вроде «гребаный наркоман» и сожаления о том, что меня выпустили под залог. Заверения прессы в том, что я все еще задержан, не рождали в ней никаких противоречий. Более того, являлись лишь дополнительным свидетельством того, какая я «ушлая скотина, купившая всех, чтобы спасти свою сраную репутацию». Далее – про ребенка, школу, одноклассников: абсолютно справедливо по сути, но по факту незаслуженно.

Единственным плюсом произошедшего являлось то, что по выходу из ментовки воссоединение Двойника с моей семьей становилось невозможным. Это стоило ведра помоев и унизительных эпитетов, вылитых Татьяной в мой адрес.

С Максом мы уговорились встретиться в одном из дворов, в глубине улочек, окружающих Патриаршие пруды. Скверик был давно облюбован местными алкоголиками, которые вряд ли читают свежую прессу, а если и читают, то способность идентифицировать героев передовиц давно утратили. Тем не менее прежде чем вынырнуть из бара через черный ход, я нацепил на нос темные очки, а на голову, для верности, капюшон спортивной куртки.

– Фейсбук читал? – Макс сидит на спинке лавочки, с банкой пива в руке, что делает его особенно аутентичным пейзажу.

– Макс, я удивляюсь, откуда у тебя эмоции на эти подколки, а? Нет, не читал! – всплескиваю я руками. – И новостные ленты не читал, и телевизор не смотрел. Если б не Таня, так бы и не узнал, что я сегодня герой новостей. Наркоман и уголовник, ага. Ты на эту тему еще пошутить хочешь?

– Да я не о том. – Макс мотает головой. – У Крыжиной в ленте сегодня… труп Оксаны нашли за городом. В ее машине. Убийство с целью ограбления…

– Собаке собачья смерть. – Я достаю сигарету. – Ты предлагаешь мне пособолезновать?

– Слушай, ну чего ты говоришь? О мертвых либо хорошо…

– О мертвых?! А я из-за нее живой, ты хочешь сказать?! Они меня стерли, будто и не было! Она во всем этом участвовала! Эта тварь предала меня. Он без нее бы ничего не исполнил, понимаешь? А я теперь ей соболезновать должен?

– Да понимаю я. Все равно не хорошо как-то.

– Вот же гондон, – говорит Макс после паузы. – Ну кто бы мог подумать, что он «вызовет огонь на себя»! Вот скажи, ты бы на его месте как себя вел?

– С ментами бы попытался договориться, – пожимаю я плечами. – Это в том случае, если бы не знал, что у меня параллельно забирают жизнь.

– А он, сука, сразу сориентировался! – Макс плюет себе под ноги. – Мне мои менты такую истерику закатили, ты бы знал. «Ты нам телешоу решил устроить?» – говорят.

– А как он успел сообщить, у него ж телефон отобрали.

– Думаю, охранник его. Все так быстро получилось. Я въезжаю к ним во двор, а там уже пресса, камеры. В общем, обосрались мы с тобой, старичок, по полной. Теперь нужно думать, как вылезать.

– Да куда тут вылезешь, – закуриваю я, – такое впечатление, будто затянул нас мутный поток. И только, казалось, вынырнул, – сразу тебе бейсбольной битой по башке. Я б свалил из города, настолько тошно. Вот с твоими ментами разрулим, и, пожалуй, свалю. Давай им «Ягуар» мой отдадим. Он тысяч на тридцать-сорок грина еще потянет.

– Да что ты! – машет Макс рукой. – Они со мной даже разговаривать не хотят. Я, было, предложил компенсировать моральный ущерб. А они в ответ… Короче, проехали.

– Слушай, а камеры в «Мариотте»? Должна же быть запись?

– И кто нам с тобой ее даст? Мы же не менты.

– А твои… – осекаюсь я. – Может, есть знакомые там? Мы же пол-Москвы знаем. Давай как-то на службу безопасности гостиницы выйдем.

– Давай, – Макс тяжело вздыхает, – только как?

– Прости меня, – кладу я руку ему на плечо, – за то, что втянул в эту историю.

– Ты меня в нее двадцать три года назад втянул, – пытается отшучиваться он, а в глазах полнейшая безнадега.