Дyxless 21 века. Селфи
Шрифт:
– Это было очень давно и неправда, – вполголоса замечаю я.
– Про очень давно, – достает Макс сигарету. – Помнишь нашу встречу с Гошей? Он еще про конкурс двойников рассказывал?
– Помню, и чего?
– Того. Я ж за эту историю сразу зацепился. Встретился с ним еще раз позавчера, спросил, где этого двойника найти. Он в отказ: естественно, как можно в десятимиллионном городе найти человека?
– Мы с тобой его уже, кажется, нашли.
– Практически. Оказалось, что за победу в конкурсе был суперприз: оплата интернета на год.
– Тоже мне, зацепка!
– То, что ты мозги не включаешь, меня давно не удивляет. А я вот включил. Заехал в этот «Суриков-холл»
– А вдруг это не он? Или он, но квартиру снимал, а сейчас, как ты понимаешь, жить ему там без надобности. Пока он в КПЗ, а потом обратно ко мне переедет.
– Вов, ты странный парень, – раздраженно говорит Макс, – такое впечатление, что у нас пять вариантов, как прищучить этого козла, и мы выбираем самый простой и с гарантированным результатом. Простой мы уже отработали, результат ты знаешь. У нас на него теперь вообще ничего нет! Зато у него на нас… Ты же понимаешь, когда он выйдет, начнется конкретная игра на выживание. «Останется только один», как в кино про «Горца» говорили. Перспективы одна хуже другой, короче говоря.
– Почему же? Вон издатель сообщает о допечатках, – разворачиваю я газету, кладу перед Максом. – У меня, в связи с арестом, выросли тиражи.
– Это у него они выросли, придурок.
– Макс, сказать тебе страшную вещь? – раскладываю газету на спинке лавочки, сажусь на нее.
– Валяй.
– Я практически смирился. Нам его не достать. И я думаю, что все развивается согласно твоей теории. Это мне кармическая обратка прилетела за то, что камень на своем ментальном перекрестке многажды обоссал.
– Нет, старичок, прилетит тебе, если ты свой перекресток сейчас этому козлу сдашь. В общем, ты как знаешь, а я эту квартиру проверю. Не он – так не он. Хуже не будет. Во всяком случае, это быстрее, чем на службу безопасности «Мариотта» выходы искать.
– Проверь, – вздыхаю, – а я проверю квартиру его… то есть свою…
Дома
Первое, что говорит о квартире, это запах ее хозяев. То, что дает тебе ощущение дома. Стариковские квартиры пахнут краской больничных стен, квартиры менеджерья – картоном икеевских коробок, квартиры молодых семей – подгузниками и детским кремом. Еще есть запахи животных, табака, духов, псевдоиндийских благовоний и так далее. Ни одна московская квартира не пахнет сексом, наркотиками и рок-н-роллом, даже у «селебритиз». Потому что более-менее в городе только с сексом. Да и то не у всех.
Эта квартира перестала пахнуть домом. Вместо нейтрально-гостиничного ее запах стал запахом склада. «От него пахнет чуланом и пылью», – как четко описала это моя дочь. Запах изменил всё. Сама молекулярная основа моего пространства была разрушена.
Осторожно, словно переступая через невидимые проводки, каждый из которых подключен к бомбе, обхожу квартиру.
Из платяного шкафа в спальне были вытащены все мои вещи и аккуратно разложены на кровати. Отдельно лежали его вещи: две рубашки, джинсы и целлофановый пакет с носками.
Полки в кабинете зияли девственной пустотой, а книги и диски с музыкой или кино аккуратными стопками были разложены на полу гостиной, сгруппированные по какому-то странному принципу. Например, в одной лежали Берроуз, Тимоти Лири, Пелевин и диск с фильмом «На игле», вероятно исходя из того, что авторы этих произведений описывали наркотики. В то время как Эми Уайнхаус лежала вместе с фильмографией Джеймса Дина, Есениным и диском Joy Division – и тут уж было не понять,
имеет сортировщик в виду поэтов или алкоголиков (Джеймс Дин не писал стихов, а Йен Кертис не был алкоголиком). Все это напоминало результаты тестов, о которых я читал, знакомясь с различными психическими расстройствами.Когда больному давали картинку с подписанными изображениями самолета, ракеты, паровоза и шмеля, предлагая исключить лишнее, он выбирал не шмеля как единственный живой организм, а паровоз, объясняя это тем, что все остальное летает…
Повсюду в квартире стояли свечи, которые я ненавидел. Ароматические, декоративные и хозяйственные, из тех, что используют, когда дома гаснет свет. Вкупе с тем, что спал он не в спальне, а тут же, на диване, можно было бы предположить, что Двойник избегал контактов с местами «скопления чужой энергетики», «очищал пространство» или «ставил защиту», или что там делают долбаные сектанты, заботящиеся о чистоте кармы и энергетических полей.
Основным жизненным пространством был кухонный стол, устланный листочками из моих распотрошенных блокнотов-черновиков. На листочках стояли несколько немытых чашек, две доверху набитые окурками пепельницы, мой компьютер и фотография в рамке.
В компьютере не появилось ничего интересного, кроме новой рукописи Двойника и записей пары его эфиров. На некоторых листах с моими старыми записями имелись пометки, сделанные красной ручкой, но разбираться в них, честно говоря, не хотелось. Там же, на столе, в стороне от остального бардака лежали сложенные вдвое грязноватые листы формата А4, которые долго носили с собой. Это были распечатки из почтового ящика, с оторванными частями, на которых, видимо, были адреса отправителя и получателя. Всего четыре листа, с текстом, набранным заглавными буквами.
ТЫ ПОНИМАЕШЬ, КТО ТЫ, НА САМОМ ДЕЛЕ? ОБСУДИМ? У МЕНЯ ЕСТЬ КОЕ-ЧТО ВАЖНОЕ!
У ВСЕГО ДОЛЖНА БЫТЬ ЦЕЛЬ И МИССИЯ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО НЕ ПРОСТО ТАК? У МЕНЯ ЕСТЬ КОЕ-ЧТО ВАЖНОЕ.
ТВОЕ МОЛЧАНИЕ – ЭТО СТРАХ. БОЯЗНЬ РАЗОБЛАЧЕНИЯ. У МЕНЯ ЕСТЬ КОЕ-ЧТО ВАЖНОЕ.
Я НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАПИШУ ТЕБЕ. ТЕПЕРЬ НУЖНО ВСЕ ИСПРАВИТЬ.
Из скудного текста следовало лишь то, что Двойнику (а автором писем был несомненно он) долго не отвечали или не ответили вовсе. Кто был адресатом переписки, установить не представлялось возможным.
Гораздо более интересной оказалась фотография в рамке. Лобастый мужчина в костюме стиля 1950-х или 1960-х, с сигаретой в руке, показался смутно знакомым. Безусловно, писатель. Погуглив «фото известных писателей 1950–1960 годов», я нашел Альбера Камю.
«Краб» на пресс-конференции спрашивал меня про Камю. Единственной книгой в компьютере Двойника был «Посторонний» Камю. Его именем в скайпе было имя главного героя книги – Мерсо. Пазл сложился, не оставляя, впрочем, ответа на вопрос, что всей этой «камюманией» он хотел мне сказать.
Резко разболелась голова. Эти чертовы свечи повсюду, чашки, из которых он пил, окурки сигарет, которые он курил, постельное белье, на котором он спал, его волосы в ванной – атмосфера в квартире дико меня угнетала.
Я курил, стоя на балконе, и думал, что все это необходимо как можно скорее выбросить, вещи отдать нуждающимся, включая мебель, а саму квартиру отмыть, а еще лучше – заново отремонтировать.
Кинув в сумку компьютер, я вышел в прихожую. Последним штрихом к пейзажу были его разношенные домашние тапочки.