Джандо

Профессор Ким стоял перед зеркалом. То, что он сейчас увидел, было единственным движением в этом кристалле застывшего молчания. Королева-жрица, могущественная правительница грозной морской державы, давно уже смытой с лица земли морями забвения…

Профессор Ким стоял перед зеркалом, а потом коснулся его копьем. Еще раз, и сверкающее острие копья чуть не увязло в липкой массе оживающего времени, еще раз, и копье погрузилось в тягучую жидкость, наполняющую белым туманом пространство между сном и пробуждением, а потом… Шум падающей воды обрушил на него целый мир. Молчание, повисшее вокруг, сжалось в одну мгновенную точку и было взорвано голосами вечно возвращающегося утра. Могучий водопад, словно его воды состояли из живого времени, пробуждал сейчас сад. Профессор Ким видел свое переливающееся отражение, а потом между ним и стеной падающей воды повисла молодая радуга, еще даже не знающая, как распорядиться своими семью цветами.

…Это уже было не его отражение. Из зеркальных глубин падающей воды к нему шла древняя Королева-жрица, и множество белых цветов распускалось в ее волосах, умытых солнечным светом и мерцанием полуночных звезд. И вот уже вокруг не осталось ничего, кроме ее лица и радостной молодой радуги. Это лицо ослепило Профессора Кима, как это происходило со всеми, кто встречал свою самую прекрасную женщину на земле, и потом уже не находил покоя, и всю жизнь продолжал искать это лицо, и обретал его лишь в снах, из которых не было сил возвращаться… Его сердце превратилось в маленькую пичугу, готовую выпорхнуть из груди, вырваться из темницы, раствориться в свете этого лица и остаться с ним навсегда. Шум падающей воды теперь вошел в каждую его пору и стал слезами, капающими из его глаз, и этими слезами мужчины плакали уже тысячи веков. На какое-то мгновение ему показалось, что у Королевы-жрицы лицо Зеделлы, но потом девушка улыбнулась ему и растаяла, быть может, отправившись вновь в бесконечные поиски не существующей на Земле Любви, а лицо Королевы — осталось. Профессор Ким видел великую корону, словно сотворенную из застывшей воды, на гордой голове древней царицы, учившей любви богов, и ослепительным светом зажглись пять ее драгоценных камней… И внутри каждого — диковинные города, существовавшие до начала Времен. А потом Королева-жрица подошла ближе, и Профессор Ким, вдруг почувствовавший всю силу и мощь падающей воды, опустился на одно колено и преклонил голову. Воин, приносящий свою вечную клятву… Веер брызг прошел через радугу: Королева коснулась его лба. И Профессор Ким начал успокаиваться, бушующие моря света отхлынули, возвращаясь в свои далекие пространства, и пожар в его сердце стих. Перед Профессором Кимом стояла грозная древняя царица, и сейчас она проговорила:

— Башня… Ты должен дойти до Последней Запертой Комнаты. Там пересекаются линии…

Королева улыбнулась, и эта улыбка вошла в его сердце, чтобы остаться там навсегда. Лицо Королевы-жрицы начало удаляться куда-то за шум падающей воды. Профессор Ким протянул руку, но лицо все удалялось, пока не стало радугой, в которой нашлось место и лунному свету тающих воспоминаний.

А потом Профессор Ким увидел свою Спиральную Башню.

Артур продолжал наблюдать за Профессором Кимом — его друг выполнял какие-то странные пируэты, то тыча копьем в пустое пространство, то опускаясь на одно колено. Артур снова вспомнил их разговор.

— Послушай, Ким, а при чем здесь молоко? — спросил он тогда.

Профессор Ким улыбнулся и подмигнул ему:

— А при чем здесь черные коты, серебряные пули и осиновые колья?

— Бог мой, да вы с ума сошли… Нет, вы что — серьезно?

— Ну, выбирай сам, как к этому относиться, — проговорил с улыбкой Профессор Ким, — но каждый ребенок знает, что в домах с привидениями скисает молоко… Классику надо знать.

— Классику?.. Нет, я серьезно… Хорошо, ответьте мне: молоко — это тоже Большие Истории?

— Нет, — проворчала Дора, — все же вы ничего не поняли. Большие Истории… Представьте огромную книгу, в которой есть все и которая, наверное, еще пишется. А мы с вами — лишь буквы в этой книге. Понимаете? Знание… Так называется эта книга.

— Знание?..

— Конечно! Обо всем на свете. А мы — лишь буквы. Но без нас книга невозможна — где вы видели книгу без букв.

Артур растерянно посмотрел на Профессора Кима, потом перевел взгляд на девочку:

— Где ты это прочитала, Дора?

Дора лишь пожала плечами.

— Заметь, — усмехнулся Профессор Ким, — в своих рассуждениях о Небесной Книге дитя оперирует абстрактными понятиями.

— Не надо меня путать, — рассердилась Дора. — Ничего подобного я не говорила. А если вам не интересно…

— Что ты, очень интересно! — Ким примиряюще поднял руки: — Продолжай, пожалуйста.

— На чем я остановилась?

— Знание.

— Да — Знание. И со-Знание, буквы. Сознание — это только сопричастность к Знанию, и, видимо, лишь к небольшой части. Это даже так и называется: со-Знание.

— Дора… ну-ну.

— И вот эта причастность, — продолжала девочка, — сознание, и превращает Большие Истории в Маленькие Истории. Вот и все. Чего тут непонятного?

— Конечно, — усмехнулся Артур, — подумаешь, бином Ньютона! Получается, что мы, буквы, творим весь видимый мир. Твой друг Профессор мог бы тебе что-то и рассказать о солипсизме, Дора. Именно так называются подобные воззрения.

— Я не говорю, что мы творим весь видимый мир. — Дора удивленно пожала плечами. — Я что, по-вашему, совсем того?! Я только говорю о превращении Больших Историй в Маленькие Истории.

— При помощи сознания внутри нас.

— Почти по Канту, — быстро вставил Профессор Ким. Его явно забавляла эта беседа.

— Ну ни при какой ни при помощи. Это какая-то путаница у вас в голове… Сознание внутри нас, а мы— внутри его. Проще сказать, что сознание — это и есть Маленькие Истории. Как их по-другому вытащить из этой книги? Только… и Большие Истории… ну, как в зеркале — это отражение сознания.

Артур покачал головой, затем улыбнулся и перевел взгляд на Профессора Кима:

— Для этого Ким и вооружился папуасским копьем?

— Копьем африканских шаманов, — уточнила Дора, — а настоящие шаманы часто бывают в Больших Историях.

— Хорошо. — Артур кивнул. — Но все-таки ответьте на мой вопрос: то молоко в миске у дверей — это тоже Большие Истории?

— Молоко, которое мы налили в миску, — проговорила Дора, исподлобья глядя на Артура, — в отличие от некоторых взрослых, помнит Большие Истории. И нам остается только надеяться, что оно не успеет повзрослеть и не подведет нас…

Вот так. Ни больше ни меньше.

И сейчас Артур громко спросил:

— Ну как там у вас?

— Пока порядок, — отозвался Олежа. — А у вас?

— Все тихо.

«У вас! — подумал Артур. — По большому счету — я здесь один. С Кимом не особо пообщаешься».

Артур снова потянулся за сигаретой. Что-то он стал слишком много курить. Курить и пить кофе. И вообще надо заняться этим. Прямо с понедельника. Нет, совсем бросать курить он не собирается, но, скажем, ограничиться пятью — семью сигаретами в день вполне возможно. И тремя чашками кофе. Вот прямо с понедельника и начнем.

— А что делает ребенок? — поинтересовался Артур.

— Ничего, — как-то странно проговорил Олежа. — Стоит. Стоит посреди холла.

Холл в квартире Профессора Кима был светлый, просторный.

— Прямо как у нас, — сравнила Дора и подумала, что больше всего на свете ей хочется сейчас домой. Но она отогнала эту мысль.

«Далекая Яблоня-Мама, сделай так, чтобы он нашел ее, — продолжала повторять про себя Дора, — сделай так, чтобы долгий сон отпустил ее… Я не боюсь, но сделай так, чтобы Королева пробудилась, потому что очень скоро они будут здесь».