Джандо

— Уходите, — слабо проговорила Дора. — Ну где же ты, где?! — И это был голос смертельно перепуганного ребенка.

Но Дора больше не интересовала Робкопа и пришедших с ним. Они уже видели Профессора Кима и лучше всех других знали, ГДЕ он мог сейчас находиться. В следующую секунду они готовы были направиться в причудливый кабинет, чтобы объяснить этим непонятливым людям истинную цель своего визита.

А потом что-то случилось с изображением Доры. Больше не было маленькой перепуганной девочки с игрушечной короной на голове. Из зеркальных глубин бесконечного лабиринта появилась невообразимой красоты женщина, и ослепительным огнем зажглись камни ее великой короны. Воды морей забвения расступились, и золотой свет древней луны вылился сейчас в холл.

— Вы не пройдете туда, уходите, — прозвучал голос. Это был голос Доры, но ослепительный свет великой Королевы заполнил все вокруг. В зеркале Королева-жрица предостерегающе подняла руку.

Спутники Робкопа — перепуганный мальчик и выглядевший в этот момент довольно жалким дед — опустились на колени перед древней Королевой. И снова странное видение посетило Олежу: ему показалось, что сквозь их изображения в зеркале проступили черты двух склонившихся золотокожих гигантов.

Робкоп сделал шаг назад — изображение исполина в зеркале вдруг покрылось могильным прахом и рассыпалось.

— Я не покорился Королеве-жрице, — прозвучал голос Робкопа. — Я вернулся в свой Дом.

Робкоп озирался по сторонам, потом вскинул голову, и через мгновение сноп огня, страшная молния, бывшая гневом начала времен, вырвалась из его глаз. Только Королева подняла руку — и молния стала нежным светом, растаявшим в зеркале. Нежным светом распустившихся цветов.

— Уходите, — проговорила Дора.

В этот момент мальчик Егор все же нашел своего Профессора Кима. Охранник, так нуждающийся в десяти днях отпуска в январе, не смог его догнать. И сейчас мальчик бежал к единственному для него человеку в мире, который сможет помочь. Мама, его дорогая мама и лучший друг находятся в беде. Почти весь мир сейчас ополчился против него, и хищное дыхание погони уже совсем рядом. Он бежал в течение всего этого бесконечного, самого короткого дня в году и сейчас оказался в самой длинной ночи, но все же достиг своей цели раньше, чем его поймали и спалили, как безмозглую курицу. Егор позвонил, но никто не открывал, хотя слышны были голоса. Дверь в квартиру Профессора Кима оказалась незапертой. Егор даже не подумал, почему он входит без приглашения. Он все объяснит потом. Слишком долгим был его сегодняшний день, чтобы теперь останавливаться, тем более в прихожей светло и кто-то есть. Слышны голоса.

Именно сейчас водолаз Олежа понял, какую он совершил ошибку. Он забыл сделать одну маленькую вещь, но она оказалась роковой.

— Как только вы их впустите, сразу же заприте двери, — говорила ему Дора.

Он этого не сделал. Он не запер дверь. И сейчас маленький испуганный мальчик ее открыл и спросил что-то о Профессоре Киме.

Но зеркальный лабиринт уже нарушился. Хищное дыхание погони достигло цели. Большое зеркало на стене холла треснуло. Дора застонала.

Тень накрыла лицо Королевы-жрицы. Ослепительный свет драгоценных камней ее короны погас, как погасло и это небо за окнами, морозное московское небо, где повисла Луна, атакующая Землю. Миры уже давно столкнулись, выдыхая в веселящиеся огни московских улиц пары безумия. И пасть головокружительной бездны посреди ночных морей, где плыл огромный город, уже разверзлась.

Робкоп двинулся к кабинету Профессора Кима. Барабаны теперь звучали оглушительно.

Где-то с ДРУГОЙ стороны, посреди оживающего мира Королевы-жрицы, учившей любви богов, посреди сверкающих кристаллов еще никем не потревоженной памяти, превращающихся сейчас в звенящую капель, стояла Спиральная Башня.

Долгий сон окончен, и он уступил древнюю Королеву.

— Ты должен дойти до Последней Запертой Комнаты. Там пересекаются все линии…

Мир, по которому, подобно воину древних преданий, шел Профессор Ким, разлепил свои сонные глаза. Он оживал, он нуждался в идущем, смотрелся в него, как в зеркало, — этот мир обладал совсем юной памятью и не знал, как строить себя, — и когда Профессор Ким смотрел на отдельные предметы, они изменялись и становились привычными. Вокруг была озорная, восхитительно веселая игра молодой природы, первые мгновения после долгого сна, и кровь этого мира, пролитая вечность назад, прорастала сейчас новой зеленью, молодыми побегами живых плодоносящих деревьев.

Это была сказочная страна Урса, неподвластная ветрам увядания (сэр Джонатан Урсуэл Льюис все правильно угадал, и пару часов назад Профессор Ким уже прочитал его большое письмо), и сейчас она пробуждалась, наслаждаясь своей новой юностью. А потом пена древних воспоминаний содрогнула этот мир, и он притих, обнаружив в центре себя уносящуюся в небо громаду Спиральной Башни.

И опять Профессор Ким не смог ее разглядеть. Башня была укрыта ярким сиянием, словно вся она состояла из драгоценных камней, словно она была самым великим драгоценным камнем мироздания, предназначенным лишь для того, чтобы любоваться им. Древние боги, воздвигнувшие эту башню в пору, когда мир еще только родился, могли бы гордиться своим творением, если только сама башня не была старше древних богов. И возможно, где-то в бесконечной высоте этого ослепительного сияния находился сад, рассеявший сумрак, чудный сад, напоенный светом распустившихся цветов.

— Башня… Ты должен дойти до Последней Запертой Комнаты. Там пересекаются все линии…

Постепенно сияние начало меркнуть. Профессор Ким видел, как сначала проступили очертания сверкающей лестницы, уносящейся ввысь и охватившей спиралью всю башню, затем показались висящие над пропастью балконы, выступили начавшие тускнеть стены башни, изрезанные множеством окон, галереи, своды перекрытий.

Где-то по ДРУГУЮ сторону уже скисло молоко, оставленное в эмалированной миске на трехногом табурете у дверей, и страшная трещина сожрала большое зеркало, висящее на стене в холле. Разрушился зеркальный лабиринт, и тень громадной Спиральной Башни накрыла этот пробуждающийся мир.

Сияние померкло. Но опять Профессор Ким не смог рассмотреть башню, не смог охватить ее взглядом. Башня вдруг приблизилась, навалилась, раздавив Кима своей непомерной тяжестью, он посмотрел вверх, и головокружительная бесконечность чуть не превратила его в пылинку, уносимую ветрами в пространства, из которых еще не создавался мир. Профессор Ким хотел рассмотреть основание Спиральной Башни, но и там обнаружил лишь дымную бездну: расширяющееся основание башни, казалось, вырастало из пропасти такой глубины, что свет, проникая туда, сразу же становился мраком, обладающим непроницаемостью камня. Башня манила его, но не желала открыть себя. Вдруг в какой-то момент Профессору Киму показалось, что башня дышит, что он чувствует ее дыхание, растянутое в изгибах эпох, медлительное и быстротечное, как Время, обладающее свойством останавливаться или ускоряться.

А потом не стало вокруг пробуждающегося мира Королевы-жрицы, не стало шума падающей воды и молодой играющей радуги — все это поглотила, вобрала в себя громада башни. Не было больше ничего. И остались только он — человек, пришедший сюда, в запретные земли, где уже не существовало граней, отделяющих его Дар от Безумия, — и башня, Спиральная Башня, стоящая в центре мира.

Робкоп уже шел к овальной комнате, где по углам стояли фигурки древних богов и макеты пирамид, а под потолком плыла большая рыба и за которой находился кабинет Профессора Кима. И в этот момент Артур, все еще продолжающий следить за знаками, не переставал повторять:

— Ким… Ким! Надо снять шлем. Они уже здесь, Ким… Дора не смогла задержать их… Надо снять шлем!

Вокруг не было ничего. Открылись двери Сумрачной страны и поглотили весь видимый мир. И остался лишь человек, в глазах которого отражалась башня, Спиральная Башня, окутанная Сумраком.

Маленькие Истории и Большие Истории совместились.

И в это же время много неожиданного произошло на улицах Москвы, казалось, привыкшей ко всему за последние пять лет.

Большая компания гуляк ожидала своих друзей перед дверьми модного ночного клуба, расположенного в самом центре столицы, на Тверской. Это была вечно веселящаяся московская тусовка, не пропускающая ни одного мало-мальски заметного мероприятия: звезды всех мастей и ранжиров, звездные дети и звездные бездельники, часто богатые, молодые, красивые и беспечные…

И был с ними некто, известный как просто Жан, один из самых успешных и модных фотографов Москвы. Его друзья полагали, что если бы не склонность к выпивке, то Жан был бы «не одним из», а «самым-самым». Жан так не считал. Он говорил, что ему необходима релаксация. Он говорил, что перепробовал все формы кайфа, от тривиальной «травки» до «кислого», но вернулся к старой доброй выпивке. Сейчас Жан пребывал в многодневной релаксации, но не утратил цепкости глаза, профессионального умения видеть больше, нежели обычные смертные. То, что мелькнуло сейчас в воздухе, было не просто «больше»… Такого еще никогда и никто не видел. Пару месяцев назад Жан был в Лондоне по делам агентства, с которым сотрудничал, и полностью обновил фотоаппаратуру. Это была последняя модель «Никона» со всеми возможными сменными объективами, пеналом электроперемотки пленки, чтобы кадры выстреливались, как из пулемета, и множеством других профессиональных штучек. Жан выложил за камеру больше трех тысяч фунтов. Сейчас его руки автоматически, видимо, опередив способность согретого алкогольными парами мозга к анализу, потянулись к камере.