Джед и кафе
Шрифт:
– Ну, чего же ты ждёшь?
– спросила она.
Но Кристиан совсем на неё не смотрел. Он отвернулся и подошёл к окну, что таило за собой тишину прекрасной ночи.
– Я люблю тебя, Крис - послышался сумбурный голос Лори. Она что-то болтала и болтала. Ведь она всегда без умолку чесала языком. И Кристиан всегда любил её разговоры. Он мог слушать вечно эту девушку, как казалось ему. Но теперь эти слова казались ему совсем пустыми и лишёнными смысла. Как нравилось ему слушать её голос, теперь же он хочет лишь одного, чтобы она замолчала. Она говорила обо всём, но только не о самом главном. Вечная
– А вчера я ещё пошла...
Бессмысленно слушать её.
Кристиан продолжал смотреть в окно. Луна бросила своё сияние на помятую чьими-то ногами траву.
Тут Кристиан увидел, как на подоконнике лежит бабочка. Он дотронулся до неё. Но она была уже не живая. Наверное, ещё вчера, она залетела в эту комнату, и среди этих закрытых стен отчаянно билась в стекло, в котором отражался свет. Она считала, что окно было миром, в который бабочка стремилась попасть. Но оно было лишь преградой к этому миру. Так же как и для Кристиана эта девушка была целой вселенной, но, оказалось, что вселенная была открыта независимо от неё. И напрасно, Кристиан, отчаянно пытался достучаться до девушки, напрасно искал в ней выход, совсем как бабочка стучалась в стекло. Лори всегда была глуха к нему.
– Сколько у тебя было мужчин?
– Спросил Кристиан, повернувшись к Лори.
– Какое это имеет значение?
– Мне интересно.
– Много.
– Ты ведь встречалась с Лаилом.
– И, что, до него у меня не могло никого быть?
– И это всё время пока я тебя добивался, значит, ты спала с другими?
– А, что я должна была на себе крест ставить?
– проговорила она.- Я не давала обещаний, и жила как хотела.
– Но ты давала мне надежду. Почему ты сразу не сказала, что у тебя был кто-то другой? Ведь тогда я бы перестал мучиться. Я столько жил в неопределённости.
– Я боялась, что если я расскажу тебе, то ты уйдёшь. Я не хотела потерять тебя. Ты мне был дорог...
– Как друг!
– вскричал я - Как тот, к кому ты сможешь прибежать, когда тебя бросят.
– Ну, что ты всё возмущаешься - сказала она - Иди ко мне. Я возмещу тебе за всё. Забудь прошлое и просто будь рядом со мной.
– Ты даже не извинилась за всё это время.
– Сказал Кристиан.
– Сколько боли я вынес.
Он вновь подошёл к окну и стал смотреть в его непроглядную даль.
Он взял в руки иссохшую бабочку. Такая хрупкая, она оставила на пальцах цвет, своими бархатистыми крылышками.
Кристиан обернулся и посмотрел на девушку.
Полуголая она лежала и ждала его. Только его одного. Всё это принадлежит только ему. Нужно отдаться этому порыву, решил он, провести с ней эту ночь, за все те обиды и несчастья, что она ему принесла, когда он столько ждал её. Его сердце столько лет билось только для этой девушки.
Он всё ближе подходил к Делориан.
Одна ночь, чтобы возместить всю ту боль. Поддаться животному, низкому инстинкту, чтобы почувствовать наслаждение и освобождение ото всего. Несколько дней назад он даже не мог к ней прикоснуться. Теперь ему нужно лишь окунуться в неё. А завтра он уже уедет отсюда вместе с Джи. Новая глава в его жизни.
Но подойдя к её кровати, его одолевали сомнения. Кристиан испытывал отвращение
к этой девушке. Он думал, что все эти душевные разговоры с ней, сколько же они говорили, что-то значат. Но он совсем не знал её. Кристиан видел перед собой чужого человека."Дело не в количестве тех, с кем она переспала" - думал он.
– "Дело в том, что она столько скрывала от меня, столько лгала мне. Я думал, что мы близки, но оказалось, что у неё есть целая жизнь помимо меня, а я лишь её жалкая часть".
– Ты не воспользуешься моментом?
– сказала раздражённо Лори.
– Так и будешь там стоять?
Издалека доносилась музыка. Внизу все так же веселились. А они были наверху, совсем одни.
И снова животное, физическое чувство потянуло его к ней, вернее, к этому юному, дышащему жизнью, телу. Тогда как внутри она становилась ему всё противнее.
Это было похоже на их отношения с отцом.
Он ненавидел отца, но это чувство было лишь на каком-то физическом уровне. Кристиана выворачивало лишь от этой энергетики, исходящей от отца, тогда как в мыслях он очень дорожил отцом и любил его. Эта двойственность пугала его.
Он поднял бабочку над своей головой, прокружил ею над собой, сама же она больше никогда не полетит.
– "Вот она - подумал он - наша любовь, совсем как эта мёртвая бабочка: выглядит совсем как настоящая, её оболочка всё так же прекрасна, тогда как она уже давно пуста изнутри. В ней уже нет души".
– Я думал - наконец, сказал Кристиан - Что в тебе что-то есть. Что-то особенное. Я и сам не знал, что это, но мне казалось, что в тебе есть столько прекрасного. Теперь же я понимаю, что в тебе совсем ничего нет.
Я спустился вниз.
Коридор. Затем свет и музыка. Свет и музыка. Множество людей давали свободу своему телу. Сильнейший удар музыки бил по голове каждому. Каждая песня для них - новая жизнь. Жизнь движений, кроме которых больше ничего не существовало.
Ди-джей сменял одну из пластинок за другой.
Вот они, все люди, словно пластинки, вращаются, заставляя музыку манипулировать ими...
Те, которые уставали, подходили к барным стойкам и заказывали выпивку.
Роботы...
Все, как один...
– Почему ты не танцуешь?
– А? Что?
– я очнулся.
– Пошли танцевать.
– Ко мне подошла какая-то девушка.
Я и сам не знал, почему я не танцую. Я не могу отдаться ритму. Я боюсь стать марионеткой музыки. И теперь стою. Стою, но живой. А они двигаются, но они не живые. Роботы...
– Эй, ты глухой?
– спросила она.
Они все ненастоящие...
– Пусть осуждают меня сколько угодно, но я ей-богу не стану одним из них. Я не хочу утонуть в толпе.
– Что? Что? - спросила дама.
– Но ведь это правда. Моя правда. Пусть считают меня ограниченным человеком, но я не посмею здесь больше находиться. Здесь и в подобных местах.
– Это всё вокруг, что это?
– спросил я у дамы.
– С тобой всё в порядке?
– спросила она.
– Да. Я в полном порядке. Я никогда не чувствовал себя настолько в порядке. Так что же это всё вокруг?
– Это? Прислушайся к песне. Там ответ.
Удар. Ещё удар. Барабанные перепонки в моих ушах перенапряжены. И я слышал электронный голос. Он повторял: