Джедай почти не виден

— Нужны. Сама же сказала — наши. А я своих не бросаю.

— Ты не слишком широко стал трактовать понятие «свой-чужой», Соло?

— В рамках общегалактической солидарности, когда чужих не бывает. Ни бед, ни людей. Только ты права: куча народа придерживается гораздо более традиционалистских взглядов. Адмирал Пиетт без врагов скучает, например. Так что ты поаккуратнее с его патрулями, подруга.

Глава пятнадцатая

В день возвращения флота на Корускант личные покои Дарта Вейдера в бывшем Храме джедаев, затем — здание Сената

Из открытого окна слышно, как штурмовики в парке осваивают гитару. Надо же, у давшего свой генетический материал для создания армии клонов охотника за головами Фетта слух имелся, да и голос ничего.

… Не верь, что на коленях Корускант,

Стенает сердце.

Мы приклонились лишь на миг:

Шнуруем берцы!

^[4]

— Что-нибудь из репертуара Казака?

— Да. Только там было не про Лос Джадос, а про Одессу. О их последней еще толком не закончившейся войне.

— Ты переводила?

— Да. А как ты догадался?

— Хорошо получилось. В тему.

Вейдер блаженно развалился в кресле. Ишме опустилась рядом.

— Устал?

— В общем, нет. Вот только с ведром на голове ходить надоело. Но пока этот костюмчик — практически единственный символ силы и порядка в галактике, с которым вынуждены считаться все. И пока реальной силы у нас маловато, придётся ходить на работу в нем. А ты что делала?

— Тебя ждала.

— И только? На диване перед проектором, что ли?

— Почти. Переводила в наш формат земные фильмы. Ты не представляешь, какой бешеной популярностью сейчас пользуется кино. Вымышленные истории далекого мира оказались интересней и новостей, и спорта.

— Это здесь безумных гонок с Татуина не показывают. Ну и что тут народ смотрит?

Дарт Вейдер протянул руку, и в нее влетел лежавший перед проектором диск «Звездных войн».

— Нет, это в широком прокате не идет. Для себя смотрела. Я почти ничего о тебе не знаю… Прости.

— За что? Я это, правда, толком без перевода, с примитивными субтитрами еще на Земле смотрел. Хотел понять, за кого меня там принимают. Ну так, по сути — все верно. Если от кучи просто чудовищных бытовых ляпов абстрагироваться.

— Ты ее любишь?

— Да, наверное. Хотя, едва ли смогу простить.

— За что?

— Не знаю. Наверное, я опять не прав. И она смогла бы стать хорошей матерью. Но я видел слишком много молодых матерей в слишком многих «горячих точках». У них были гораздо более серьезные основания для смерти, чем задуривший муж или смена политического режима в стране. Но они жили вопреки всему. Ради детей.

— Может, на корабле сенатора Органы просто кибер-медик барахлил?

— Может быть. Но, похоже, Йода был прав: не нужно нам с ней было… Мы — слишком одинаковые, чтобы быть вместе.

— Слушай, по поводу ляпов: я не поняла, — решила увести разговор с тяжелой темы Ишме: — Там они года считать начали с битвы при Явине. Это как? Она же всего лет шесть назад была.

— Уже почти семь.

— Значит, сейчас мог быть седьмой год? А как же то, что было раньше? Например, мне двадцать восемь. И в каком же году я родилась?

— Ну…. Получается в минус двадцать первом. Или скорее, в двадцать первом до битвы при Явине. А я соответственно — в сорок первом. Или… в сороковом? Нет, нулевого года же, наверное, не было, значит…

— Стой, стой, стой! Я в двадцать первом, а ты в сороковом? Я что раньше тебя родилась?

— Нет. Там же обратный отсчет получается. Чем раньше, тем больше дата. Как с отрицательными числами.

Про то, что числа бывают отрицательные, в хореографическом училище не рассказывали. Поэтому Дарту Вейдеру пришлось чертить числовую прямую и объяснять по рисунку. Ишме вроде бы поняла, но с таким способом летоисчисления не согласилась категорически.

— Если всяк, кому не лень, с себя любимого время отсчитывать начнет, это что ж будет-то?!

— Ладно, ситх с ним. Пошли спать. Мне завтра в Сенат с отчетом.

— Вот еще придумали: сенаторов собирать. Толку от них, — опять не одобрила происходящее уже не в кино, а в жизни Ишме.

Как в воду глядела.

* * *

Большой зал пленарных заседаний заполнен едва ли на треть, но тише от этого в нем не становилось. Отведавшие бутербродов с рыбкой (made in Amm) и натурального фруктового сока (made in Aurec of Colliche) сенаторы просто с цепи сорвались. Особенно свирепствовал Бейл Органа.

— Дальнейшее пребывание у власти проклятого ситха недопустимо! Мы требуем его немедленного ареста и суда за военные преступления.

Интересно, как они себе представляют это технически? В смысле, кто и как будет его арестовывать? Лорд Вейдер лениво наблюдал за неистовством демократии, не испытывая при этом ни страха, ни раздражения. Так, разве что легкая неловкость от идиотизма ситуации. Пусть Бертес с сыночком сами говорунов унимают, коли позволили им собраться.

— И не только ситха, но и всех его адмиралов!

— Своих людей не дам, — негромко, не столько слышавших только себя сенаторов, сколько стоящих рядом членов правительства предупредил Вейдер.

— Немедленно сдайте оружие, лорд!

— Возьмите, — не стал возражать обвиняемый.

— Он еще и издевается! Думаешь в молодом Галактическом Союзе на тебя управы не найдется? Премьер-министр, распорядитесь о задержании преступника.

— Сенаторы, уймитесь же, наконец! — в очередной раз попытался урезонить окружающих Скайуокер. — Сейчас флот — единственная сила Галактического Союза. Да и где наша элементарная благодарность? Те заметные улучшения нашей жизни последних месяцев, которые никто не может отрицать, — заслуга Дарта Вейдера. Неужели мы настолько слабы, что не в силах проявить великодушие?

— Великодушие к преступнику — уже преступление! Народы галактики не простят нам малодушия! Демократия — это вам не всепрощение…

— К слову о демократии, — негромко заговорил Ле Бертес: — Демократия, помнится мне, — это власть народа, осуществляемая им непосредственно или через своих представителей. Верно? Так какой народ представляете здесь вы, сенатор Органа?

— Что?…

В зале повисла тишина. Только кто-то из задних рядов попытался пристыдить Бертеса.

— Как вы смеете! Вам же известно, что родины сенатора Органы больше нет…