Джек Ричер, или Цена ее жизни

– Раздевайтесь. Наденете вот это.

Холли удивленно уставилась на него.

– Зачем?

Боркен усмехнулся.

– Это часть игры, – объяснил он. – Если к наступлению темноты вы не вернетесь, мы спустим собак. Им понадобятся ваши рубашки, чтобы взять след.

Холли покачала головой.

– Я не буду раздеваться.

Боркен смерил ее взглядом.

– Мы отвернемся. Но тебе предоставляется только одна попытка. Если не переоденешься сама, тебе помогут вот эти ребята, идет?

Он отдал команду, и пятеро охранников, рассредоточившись широкой дугой, отвернулись к деревьям. Дождавшись, когда Ричер тоже отвернется, Боркен крутанулся на каблуках и уставился в небо.

– Ну а теперь живее.

Послышались звуки расстегиваемых пуговиц и шелест хлопчатобумажной ткани. Старая рубашка упала на землю, новая облекла тело. Ногти снова защелкали по пуговицам.

– Готово, – пробормотала Холли.

Сняв куртку и рубашку, Ричер поежился на прохладном ветерке, дующем с гор. Взял у Боркена новую рубашку и быстро натянул ее на себя. Набросил куртку на плечи. Боркен махнул рукой, и охранник передал Ричеру лопату и фомку. Боркен указал в глубь леса.

– Пройдете сто ярдов строго на запад. Затем еще сто на север. Когда придете на место, сами поймете, что нужно делать.

Холли вопросительно посмотрела на Ричера. Тот кивнул. Они медленно вошли в лес, направляясь на запад.

Через тридцать ярдов, уйдя из поля зрения Боркена и охранников, Холли остановилась. Оперлась на костыль и подождала, пока Ричер остановится и вернется к ней.

– Я знаю, кто такой этот Боркен, – сказала Холли. – Видела его фамилию в нашей базе данных. Его пытались связать с вооруженным ограблением где-то в Северной Калифорнии. Двадцать миллионов долларов в облигациях на предъявителя. Был убит водитель инкассаторской машины. Дело разбирало наше отделение в Сакраменто, но им так ничего и не удалось доказать.

– Это сделал Боркен, – заверил ее Ричер. – Тут не может быть никаких сомнений. Фаулер сам подтвердил. Сказал, что в банке на Каймановых островах лежат двадцать миллионов, захваченных у врага.

Холли поморщилась.

– Этим объясняется существование предателя в Чикаго. Имея в банке двадцать миллионов, Боркен может позволить себе давать щедрые взятки.

– Ты знаешь кого-нибудь из ваших, кто польстится на такое?

Она пожала плечами.

– Все вечно ноют по поводу маленького жалованья.

– Нет, – покачал головой Ричер. – Вспомни, кто не ноет. Человек, которому достались облигации на предъявителя от Боркена, о деньгах может больше не беспокоиться.

– Конечно, есть и такие, кто не жалуется. Те, кто свыкся с подобным положением вещей. Как я, например. Впрочем, наверное, я – совсем иное дело.

Ричер посмотрел на нее и снова тронулся вперед.

– Да, ты – совсем иное дело. Это уж точно, черт побери, – рассеянно произнес он, думая о другом.

Они прошли еще ярдов десять. Ричер старался идти медленнее, чем обычно, а Холли ковыляла рядом. Ричер был погружен в раздумья. У него в голове звучал визгливый голос Боркена: «Она больше чем дочь генерала Джонсона». И голос самой Холли, полный отчаяния: «Ну почему, черт возьми, все считают, что все происходящее со мной как-то связано с тем, кто мой отец?»

Остановившись, Ричер пристально посмотрел на нее.

– Кто ты такая, Холли?

– Ты сам прекрасно знаешь.

– Нет, не знаю. Сначала я думал, что ты просто какая-то женщина. Затем ты стала женщиной по имени Холли Джонсон. Потом превратилась в агента ФБР. После этого стала дочерью генерала Джонсона. А затем Боркен сказал мне, что ты больше чем дочь генерала Джонсона. Когда ты разыграла на плацу этот маленький спектакль, Боркен чуть в штаны не наложил от страха. Холли, как заложница ты ценишься на вес золота. Так кто же ты еще?

Она посмотрела на него и вздохнула.

– Это долгая история. Она началась двадцать восемь лет назад. Мой отец получил назначение в Вашингтон. Такое часто бывает с военными, быстро делающими карьеру. Там отец подружился с одним человеком. Тот занимался политическим анализом, собирался стать конгрессменом. В то время моя мать ждала меня, а жена того политика тоже была беременна. Отец и этот человек договорились стать крестными родителями детей. Так что этот человек присутствовал при моем крещении.

– И?

– Его политическая карьера сложилась удачно, – продолжала Холли. – Он по-прежнему работает в Вашингтоне. Вероятно, ты голосовал за него. Сейчас он наш президент.

Ричер продолжал идти, ошарашенный этим сообщением. Время от времени он поглядывал на Холли, неуклюже ковылявшую рядом. В ста ярдах к западу от дома командира была еще одна каменистая проплешина, свободная от деревьев. Дойдя до нее, Ричер и Холли повернули на север, навстречу ветру.

– Куда мы идем? – спросила Холли.

В ее голосе сквозила тревога.

Внезапно Ричер застыл на месте. Он понял, куда они идут. Ответ принес ему ветер. Ричера прошиб холодный пот. По спине забегали мурашки. Он посмотрел на инструменты, которые нес в руках, так, словно видел их впервые в жизни.

– Останься здесь, – велел он.

– Нет, – отказалась Холли. – Я пойду с тобой, что бы там ни было.

– Пожалуйста, Холли, оставайся здесь, хорошо?

Удивленная его тоном, она тем не менее снова решительно заявила:

– Я иду с тобой.

Ричер беспомощно пожал плечами, и они пошли дальше. Ричер заставлял себя идти вперед, навстречу тому, что их ждало. Пятьдесят ярдов. Каждый шаг давался с огромным трудом. Шестьдесят ярдов. Ричеру неудержимо захотелось развернуться и убежать. Убежать прочь, не останавливаясь. Броситься в бурную горную реку, только чтобы убраться отсюда ко всем чертям. Семьдесят ярдов. Ричер остановился.

– Подожди меня здесь, Холли. Пожалуйста.

– Почему?

– Не надо, чтобы ты это видела, – жалким тоном произнес он.

Покачав головой, Холли двинулась дальше. Ричер догнал ее.

Сначала они почувствовали запах. Слабый, приторный, который ни с чем невозможно спутать. Один из самых распространенных и ужасных запахов за всю долгую, страшную историю человечества. Запах свежей человеческой крови. Через двадцать шагов после того, как они почувствовали запах, их глазам открылось жуткое зрелище. Безумная круговерть миллиона мух.

Джексон был распят между двумя молодыми соснами. Его раскинутые в стороны руки были прибиты к стволам гвоздями через ладони и запястья. Его заставили приподняться на цыпочки и прибили ступни к основаниям деревьев. Полностью обнаженное тело было изуродовано. Он умирал в течение нескольких минут, можно было не сомневаться.