Джек Ричер, или Цена ее жизни

Рэй молча кивнул.

– А дети? Я видел здесь много детей. Среди них есть твои?

– Да. Два мальчика.

– Если в десять часов я не выйду отсюда, все они умрут. Как только станет ясно, что я пленник, весь ваш лагерь будет сожжен дотла. Нельзя допустить, чтобы моя микросхема попала в чужие руки. Я предупреждал свое командование, что вы все равно не разберетесь, как она работает, но командир сказал, что среди вас могут найтись более умные люди, чем я думаю. Похоже, он оказался прав.

Рэй гордо кивнул, а Ричер взглянул на часы.

– Сейчас половина восьмого, так? Я просплю два с половиной часа. Спутник разбудит меня ровно в десять. Можешь подождать и посмотреть.

Он растянулся на полу, подложив под голову согнутую руку. Поставил будильник в голове на без двух минут десять. Мысленно взмолился: «Только не подведи меня сегодня».

Глава 35

– Я отказываюсь поверить в это, – решительно произнес генерал Гарбер.

– Ваш Ричер замешан, – ответил Уэбстер. – Тут нет никаких сомнений, черт побери. У нас есть снимки, ясные как божий день.

Гарбер упрямо покачал головой.

– Сорок лет назад меня произвели в лейтенанты. Сейчас я генерал-лейтенант. Под моим началом служили многие тысячи человек. Десятки тысяч. И большинство из них я знал достаточно хорошо. Так вот, среди всех них Джек Ричер единственный, кто никогда не впутается ни во что подобное.

Гарбер сидел за столом в передвижном командном пункте, расправив плечи. Он снял плащ защитного цвета и открыл взору старый, мятый форменный китель, несущий на себе свидетельства целой жизни, проведенной на военной службе. Весь китель был увешан значками и орденскими планками. Это был китель человека, прослужившего в армии сорок лет и не совершившего за все это время ни одной ошибки.

Генерал Джонсон внимательно следил за своим подчиненным. Голова Гарбера, покрытая седым ежиком, оставалась неподвижной. Его глаза светились спокойствием. Руки удобно улеглись на стол. Голос звучал твердо, но тихо. Уверенно, словно Гарбера попросили защитить предположение, что небо голубое, а трава зеленая.

– Мак, покажи генералу снимки, – сказал Уэбстер.

Макграт открыл конверт. Вытряхнул четыре фотографии и пододвинул их Гарберу. Гарбер поочередно рассмотрел снимки, поворачивая их к тусклому зеленоватому свету над головой. Джонсон следил за его глазами, ожидая увидеть в них сомнение, затем покорность. Но не увидел ни того ни другого.

– Эти снимки можно истолковать по-разному, – наконец сказал Гарбер.

Его голос оставался спокойным. Джонсон услышал в нем военного, защищающего своего любимого подчиненного. Уэбстер и Макграт услышали посредственного полицейского, выражающего сомнение. Однако они решили, что сорок лет безупречной службы дают генералу право быть услышанным.

– Как именно? – спросил Уэбстер.

– Четыре отдельных мгновения, вырванных из непрерывной последовательности. Они могут сказать нам неправду.

Перегнувшись через стол, Уэбстер ткнул в первый снимок.

– Ричер отнимает у девушки ее вещи. Это ясно как белый день, генерал.

Гарбер покачал головой. Наступила тишина, наполненная лишь гудением электроники. Наконец Джонсон увидел намек на сомнение. Но в глазах Макграта, а не Гарбера.

Громыхая ногами по трапу, в пункт поднялся Броган. Пригнулся, входя в дверь.

– Видеозапись наблюдения, – сказал он. – Мы только что просмотрели то, что записали наши самолеты. Вам тоже следует на это взглянуть.

Пригнувшись, он вышел. Четверо мужчин переглянулись и встали. Прошли по холодному вечернему воздуху до машины спутниковой связи и поднялись в кабину. Милошевич сидел в рубашке с короткими рукавами, купаясь в голубоватом свечении ряда видеомониторов. Перемотав кассету назад, он включил воспроизведение. Четыре экрана озарились четкой картинкой небольшого поселка, снятого сверху. Качество изображения было превосходным. Как у хорошего кинофильма, но только снятого камерой, поставленной строго вертикально.

– Это Йорк, – объяснил Милошевич. – Внизу справа бывшее здание суда. А теперь смотрите.

Ткнув кнопку ускоренной перемотки, он стал следить за показаниями счетчика. Остановил кассету и снова включил воспроизведение.

– А это в миле с четвертью от поселка. Камера сместилась на северо-запад. Это плац и стрельбище.

Камера словно отъехала, давая общую панораму. На юге остались две поляны с бревенчатыми домиками, к северу от них выровненный плац. А между ними густую растительность пересекал длинный узкий шрам длиной в полмили и шириной ярдов двадцать. Камера сместилась вправо, затем изображение снова приблизилось, сфокусировавшись на толпе, собравшейся на восточном краю стрельбища. Затем надвинулась еще больше, наводясь на маленькую группу людей у коричневых матов. На экране можно было четко различить четверых мужчин. И одну женщину. Сглотнув комок в горле, генерал Джонсон уставился на свою дочь.

– Когда это было снято?

– Несколько часов назад, – сказал Милошевич. – Холли жива и здорова. – Остановив изображение, он четырежды ткнул пальцем в экран. – Это Ричер. Это Стиви Стюарт. Вот это, судя по всему, Оделл Фаулер. А жирный тип – Бо Боркен. Совпадает со снимком из личного дела, заведенного на него в Калифорнии.

Милошевич снова включил воспроизведение. Камера, зависшая в воздухе на высоте семи миль, остановилась на матах. Боркен опустил свою тушу на землю и застыл неподвижно. Над дулом его винтовки появилось облачко дыма.

– Они стреляют на дистанции немногим больше восьмисот ярдов, – сказал Милошевич. – Я так понимаю, что-то вроде состязания.

Боркен произвел еще пять выстрелов, после чего свою винтовку взял Ричер.

– Это «баррет», – заметил вслух Гарбер.

Лежа совершенно неподвижно, Ричер сделал шесть выстрелов, разделенных большими паузами. Толпа разошлась, а затем и сам Ричер скрылся в зарослях.

– Итак, генерал Гарбер, – сказал Уэбстер, – как вы собираетесь истолковать вот это?

Гарбер пожал плечами. Его лицо сохраняло упрямое выражение.

– Ваш Ричер – один из них, – заявил Уэбстер. – В этом нет никаких сомнений. Вы обратили внимание на его одежду? Он был в форме армейского образца, как и все остальные. И он находился на стрельбище. Неужели ему дали бы форму и позволили играть с винтовкой, если бы он не был своим?

Отмотав кассету назад, Джонсон остановил изображение. Долго смотрел на Холли. Затем вышел из фургона, в дверях бросив через плечо Уэбстеру: