Джек-Соломинка (Часть 1-5)

– Он так сказал?
– багровея, заорал парень, бросая шапку о землю.
– А он не сказал, что не заплатил мне за службу?.. А кроме того, я заработал у него осла...

– Ну, я ничего не знаю, - пробормотала маленькая леди, поворачиваясь в нерешительности.
– Ты бы лучше не ревел, как бык, потому что сейчас выйдет сэр Гью...

Малый свернул с дороги и сел под кустом. Это дело надо было обмозговать. Где же справедливость? Теперь любой сквайр, фермер, даже арендатор сможет донести на него, а здесь никто не захочет поручиться за чужака.

Нельзя ли попросить, чтобы сквайр выдал ему свидетельство о том, что он не ушел от хозяина самовольно? И потом нужно еще расспросить об осле... Малый снова вернулся к замку. Маленькой леди нигде не было видно, но из конюшни слуга вывел гнедого коня итальянца. Вслед за ним вышел сквайр, и пока конюх водил лошадь в поводу, лорд внимательно ее осматривал.

– Доброе утро, сэр, - сказал малый, снимая шапку.

Сквайр взглянул на него, а затем взял из руки слуги недоуздок.

– Стати хороши, Аллан, - заметил он, - но ты посмотри, на что похожи его копыта!

– Сэр, - откашливаясь, начал малый, - не можете ли вы засвидетельствовать, что я не убежал от своего хозяина?

Сквайр молчал. Вместо него заговорил конюх:

– Куда же ты теперь думаешь податься? Нам нужны люди на конюшне...

– Я у хозяина заработал деньги и осла, - ответил юноша, с трудом проглатывая слюну.
– Деньги мои он увез с собой, а осел, вот я вижу, стоит у вас на конюшне. А я на нем должен вернуться домой, в Эссекс.

Сквайр молчал.

– Он нанял меня в услужение в Брентвуде, в Эссексе, - снова начал малый.
– Я был с ним в Лондоне и каждый день таскал для него тюки на баржи. Потом я сопровождал его из Лондона в Дартфорд, из Дартфорда - в Рочестер, из Рочестера - в Медстон. Мы договорились по четыре пенса21 в день на его харчах, а за то, что я его доставлю в Кентербери, он обещал мне осла.

Сэр Гью искоса глянул на него. Слуга купца говорил почтительным тоном и прижимал руки к сердцу, но что-то в лице его не понравилось сквайру. Уж слишком он сдвигал свои черные брови и после каждого слова точно рассекал рукой воздух.

– Но тебе не довелось доставить итальянца в Кентербери, почему же ты требуешь осла?
– рассудительно заметил слуга.
– И четыре пенса в день - это слишком высокая плата для такого оборванца, как ты. Оставайся у нас по два пенса в сутки. Зато тебе не придется ездить в Дувр или в Калэ за заработанными деньгами.

– Я пришел за своим ослом, - сказал юноша упрямо.

– Откуда ты взял, что это именно твой осел у нас на конюшне?

– Пенч!
– крикнул малый изо всех сил, и осел так же оглушительно отозвался из конюшни: "Йо-о-ооо!"

– Немедленно убирайся отсюда!
– сказал сквайр тихо.
– Ты слышишь!

...Малый шел по дороге, покачивая головой и разводя в недоумении руками. Видать по всему, что его дела повернулись в плохую сторону. У него и пенса не было за душой, в пути он оборвался, и сейчас ему и впрямь никто не поверит, что только вчера он был в услужении у богатого купца. Что ему теперь делать? Просить помощи у кузнеца, у которого он ночевал? Так с виду тот - человек не злой, но народ сейчас запуганный, и люди думают только о себе. Однако больше малому податься было некуда, и он свернул к деревенской кузнице.

Под навесом толпилось несколько человек, но уже прозвонили к обедне, и кузнец больше не раздувал огня.

– Вот, соседи узнали, что ты проехал четыре графства, - сказал, увидев его, кузнец, - и допытываются, что ты рассказал нового. А что мне им ответить, если ты всю ночь проспал, как сурок, а мы ушли на рассвете... Но отчего ты вернулся? Где твой купец?

Добрые люди только покачивали головами, слушая рассказ о злоключениях бедняги. Да-да, такие теперь, времена... А попробуй так поступить слуга с господином, его тотчас забьют в колодки, да еще на два-три дня выставят у позорного столба на главной площади города...

Солнце уже поднялось высоко в небе, а малый все говорил и говорил без умолку:

– Плохие настали времена. Французы бьют наших на той стороне пролива. Война пожирает все деньги, и не успевают люди оправиться от одного налога, как король и парламент придумывают второй и третий.

– Слыхали?
– сказал кузнец, поднимаясь и оглядывая собравшихся.
– Наш судья22 назначил на это полугодие для косарей плату в два пенса на своих харчах!

– Ну, теперь его зятек, сэр Маркус Осборн, будет нанимать не восемь человек поденщиков, а двенадцать!
– пробормотал кто-то со злостью.

– Или вот придумали это клеймение бродяг. А разве я бродяга, если не хочу работать за гроши? Теперь даже богомольцу приходится брать от своего священника свидетельство о том, что он идет именно на богомолье.

– Да, много денежек перейдет сейчас в карманы писцов и стряпчих23... В своих местах ты еще всегда найдешь двух поручителей, а в чужом графстве ты ни за что ни про что сядешь в тюрьму или заплатишь штраф!

Малый с досады бросал шапку об пол и хлопал себя руками по ляжкам, и те, которые его слушали, тоже бросали шапки об пол и хлопали себя по бокам, потому что в течение сотен лет они не научились иначе выражать свою досаду.

– На ярмарках ходят бедные попы, они рассказывают истории из библии, и нигде в священном писании не говорится о том, что одни должны всю жизнь, не разгибая спины, работать до смертного пота, а другие - пользоваться их трудами.

– Богатые приходские священники ездят на охоту, как лорды, и держат ливрейных слуг, им некогда выполнять требы. Они нанимают бедных попов, и те за гроши работают на них, как поденщики. В Эссексе бедные попы в пост просят милостыню.

– И у нас в Кенте тоже. Вот сын Джима Строу сложил про них песенку... Да ты не бойся, спой нам, Джек!

Упирающегося мальчика вытащили к самому горну.

– Ну-ну, Джек, не ломай дурака!
– строго прикрикнул кузнец.

За полпенни бедный поп,

запел Джек, опасливо озираясь на кочергу, которой отец обычно мешал угли,

Ладно выстругает гроб,

За полмерки овсеца

Закопает мертвеца...

– Ловко!
– заявил малый, с любопытством поглядывая на Джека.
– Неужто это ты сам сложил такую песенку?

– Сам! Да и что здесь такого?
– ответил смущенно Джек.
– Когда мы тут сидим по воскресеньям, один начнет, другой прибавит слово, и пойдет, и пойдет...

– Сам, сам сложил, - перебил мальчика отец, с гордостью хлопая его по плечу.
– Это он пошел в свою бабку - мою покойную тещу. Та, бывало, как заведет сказку или песню, тут тебе и о короле Артуре, и о рыцарях, и о феях...

– Что там феи и рыцаря!
– сказал малый с пренебрежением.
– Вот про попа - это нужно было уметь придумать! Да, он у тебя парень хоть куда. И чем только ты его кормишь? Смотри, какой он у тебя статный и румяный! Можно подумать, что он получает по воскресеньям молоко и мясо...