Джекпот для лоха
Шрифт:
Говоров отпустил куртку. Кузя неспешно вышел из зала. «Вот оно, значит, как…» Андрей быстро, почти бегом бросился в бар.
– Ираклия не видел? – спросил он бармена.
– Какого Ираклия? – Вытянутое лицо вытянулось еще больше, будто от удивления.
– Гоберидзе! Ираклий Гоберидзе! Он у тебя постоянно ошивается! И я с ним приходил…
– Я же в паспорт посетителям не смотрю, – сказал бармен. – И на лица тоже. Я на бутылки смотрю, на деньги, на сдачу.
– Как же так, тут и девчонки нас видели! – убеждал Говоров, понимая, что это полная глупость.
– Вот и спроси у девчонок, – доброжелательно посоветовал бармен. И почти дружески добавил: – Они вечером будут.
Он так натурально держался, что любой, не знающий, как было
«Я и есть лох! – подумал Говоров. – Первостатейный лох! Это же надо так залететь! Как теперь отдавать три тысячи?!»
Выбежав на улицу, он сел в такси и поехал к Ираклию домой. По дороге расспрашивал таксиста, но тот ничего про Ираклия не знал. Или врал, что не знает. Оказавшись у двери в знакомую квартиру, Говоров долго звонил и стучал, но никто не открывал. Тогда он позвонил соседям.
– Вы не знаете, где хозяин? – спросил он у полной растрепанной женщины, указывая на закрытую дверь.
– Так Иван Сергеевич третий год за границей, – удивленно ответила она. – В Африке.
– А кто здесь живет? – продолжал выпытывать Говоров. Его трясло, как в лихорадке.
– Никто не живет, – спокойно ответила женщина.
Неужели они все заодно? И бармен, и механик, и соседка?
– Как же не живет? Такой лысоватый, в круглых очках. С женой и ребенком, маленькая девочка, Наташенька…
– Ни жены, ни девочки тут нет. А лысого, в очках, видела как-то, – кивнула женщина. – Раз или два. Сказал, что Ивана Сергеевича друг, за квартирой присматривает.
– Спа… Спасибо, – выдавил из себя Говоров и на ватных ногах стал спускаться по лестнице.
Кабинет губернатора Тиходонского края Косачева был огромен – не меньше, чем у него же в бытность вторым секретарем обкома партии. Чтобы в годы социально-экономических и политических пертурбаций сохранить должностной уровень, все привилегии и огромный кабинет, потребовалась самая малость – переприсягнуть в августе девяносто первого ломающему партийную вертикаль власти президенту России. Первый секретарь обкома Яшков оказался менее гибким, а потому получил инфаркт и быстро скончался, не попользовавшись демократическими достижениями нового времени. А Косачев быстро оценил преимущества демократии: у него появился особняк в Сочи, три дополнительные квартиры, новенький «Мерседес», дача… Вал материальных ценностей сыпался, как в былые времена выговоры, им не было конца, а открывающиеся перспективы кружили голову и немного пугали. И вдруг свершились события, которые поставили все это под угрозу, как будто пьяный тракторист выехал на трассу, по которой со скоростью сто пятьдесят километров в час летел он на своем замечательном «Мерседесе» цвета мокрый асфальт. И вот шикарный лимузин превратился в груду обломков, а сам он, немощный и искалеченный, лежит в кювете. Ну, что делать с этим трактористом?
– Так это все из-за «Сельхозмаша»? – страшным голосом спросил губернатор. Лицо у него было багровым, губы дрожали, создавалось впечатление, что вот-вот и его разобьет инфаркт, как бедолагу Яшкова.
– Точно так! – почтительно подтвердил и.о. начальника УВД Зебров. Он казался очень старательным. Как, впрочем, все полковники, которые хотят стать генералами.
– Да, на это очень похоже, – подтвердил и руководитель московской следственной бригады Сероштан. А уж он не зависел от губернатора и говорил то, что есть на самом деле.
– Значит, это засранцы из «Консорциума» сводят счеты с засранцами из «Сельхозмаша»? – полувопросительно, полуутвердительно прохрипел он.
Присутствующие даже удивились, как близко к сердцу принимает губернатор служебные дела. Потому что никто не знал, что утром грянул звонок из поднебесья, и Косачеву объяснили, что столь громкие криминальные разборки поставили вопрос об укреплении руководства краем и он может в любой момент превратиться из номенклатурного чиновника высшей категории «А»
в простого российского гражданина, судьба которого, конечно, не столь незавидна, как у любого другого россиянина, но не идет ни в какое сравнение с судьбой всесильного губернатора, стоящего над прокурором и над законом и не задумывающегося о каких-либо прегрешениях, которые вдруг могут оказаться должностными преступлениями.– Да, это их разборки! – кивнул Зебров. И предусмотрительно добавил: – Хотя прямых доказательств у нас и нет.
Косачев ударил кулаком по столу.
– На хрен мне доказательства! Расследуйте эту историю до конца, а этих… Этих… – Ненависть так душила губернатора, что он не мог произнести ненавистные фамилии. Только с третьего раза ему это удалось. – …Храмцова и Малышева взять под увеличительное стекло! Если хоть что-то на них найдете – в тюрьму! И плевать на всех их защитников! Если дадут повод – все! – Косачев перевел дух. – Я сам им все скажу. Ко мне обоих, немедленно! А вы идите работать!
Ближе к вечеру, примерно в одно и то же время, в штабах конкурирующих сторон состоялось экстренное совещание. Повестка дня была одна и та же, обсуждалось одно и то же, причем практически одинаковыми словами.
– Шутки в сторону! – Малышев пил воду стакан за стаканом, руки у него дрожали. – Он так орал, так ногами топал! Никогда не видел подобного…
– На этот раз нам Москва не поможет, – вытаращив глаза, рассказывал Храмцов. – Этот новый мент денег не взял, просто послал на три буквы, а губернатор вообще нападал, как на врага! Он меня разорвать был готов! Как будто мы лично ему на хвост наступили!
– Еще один выстрел… – сказал Малышев.
– Еще один поджог… – сказал Храмцов.
– Еще один взрыв… – сказал Малышев.
– Еще один обстрел… – сказал Храмцов.
– И нам конец! – сказали Малышев и Храмцов.
– Дана команда – найти любой способ, любой повод… Отберут все и посадят на пятнадцать лет!
– Создана комиссия по акционированию…
– Мы должны зарегистрировать свои акции…
– Мы должны зарегистрировать свои акции…
– И честно бороться за завод…
– По всем правилам скупать, на добровольной основе…
– Все наши действия должны быть прозрачными. Комиссия будет следить…
– Так что давайте окучивать главных акци-онеров…
– Лучше начать с этого дворника – Говорова… – сказал Храмцов.
– Мы осмотрели его квартиру, дома акций нет! – сообщил Палыч.
– Опять налет?! – вскинулся Храмцов. – Я же только что предупредил!
– Так мы же не знали… И сделали все аккуратно, он и не заметит!
– Больше чтоб такого не было! – насупился Храмцов.
– Понял, – кивнул Палыч. – Перестроимся!
– Говорову надо дать все, что он захочет… – сказал Малышев.
– Потом уговорить пенсионеров – Смолина, Поленова…
– И вежливо, культурно, чтобы комар носа не подточил…
– Исключить любые наезды, любое насилие…
Оба совещания закончились на этой оптимистической ноте.
Андрей, естественно, ничего об этих совещаниях не знал. Не найдя Ираклия, в подавленном настроении он пришел домой. Замок провернулся слишком свободно, но он не обратил на это внимания. Прошел на кухню, залез в шкаф, достал бутылку своей знаменитой перцовки, налил полстакана, поставил на стол, включил телевизор. Из холодильника извлек последнее яйцо, аккуратно произвёл его трепанацию с тупого конца, бросил внутрь щепотку соли, немного чёрного перца и, выпив горькую жгучую настойку, проглотил следом холодный белок с желтком, приятно сгладивший горечь и жгучесть. Остаток перцовки поставил в пустой морозильник. Разогрел на плите сковороду, мелко нарубил пару зубчиков чеснока и припустил их в осадочных остатках ароматного подсолнечного масла с рынка. Нарезал небольшие гренки из тёмного хлеба, обжарил их в масле, допил охлаждённую перцовку и с аппетитом поел. Только тогда его отпустило и он смог рассуждать спокойно и логически.