Дженга: разжигая пожары
Шрифт:
– Вы что-то хотели?
Услышав звонок колокольчика на двери, в зал вышла пышная, как сдобная выпечка, женщина лет сорока. Щеки раскраснелись от жара печей, волосы, аккуратно убранные в пучок и почти целиком спрятанные под белую шапочку, покрылись тонким налетом муки, губы лоснились от розовой помады, больше похожей на клубничную глазурь. Она была воплощением своей профессии, и это притягивало.
– Я слышала, вам требуется помощник, – как можно более открыто улыбнулась Леони, еще больше сутулясь, чтобы не выглядеть слишком высокой по сравнению с хозяйкой.
– Все верно, – от глаз побежали морщинки. – У вас… есть опыт?
На секунду повисло
– А, все равно! – и засмеялась. – Тут у меня не космодром. Только нужна справка от врача. У вас она есть?
– Н-нет, – стушевалась Леони. – Но я сделаю.
«Осталось найти деньги».
– Хорошо. Тогда приходи, когда будет готово. – Хозяйка пекарни помолчала, разглядывая посетительницу. – Меня зовут Элен.
– Я Леони.
– Леони. У тебя очень необычная внешность, Леони.
Девушка пожала плечами, будто не понимала, о чем идет речь, и привычным движением поправила прядь волос за ухом. Она не стеснялась ни лопоухости, ни веснушек, ни глаз разного цвета, ни слишком длинного тощего сутулого тела. В сиротском приюте было немного таких необычных детей, а потому их редко брали в приемные семьи – то ли боялись осуждения, то ли просто считали пришельцами с другой планеты.
– Ладно. Я пойду тогда. До свидания.
– Погоди! – спохватилась Элен.
Зашуршал бумажный пакет, в аккуратную картонную коробочку с эмблемой и названием пекарни уместился эклер с фисташковым кремом и три толстеньких пирожных шу.
– Спасибо.
Леони взяла пакет, словно это бесценное сокровище, и выбежала за дверь – боялась, что Элен передумает и заберет его. Внутри плескалась немая радость: у нее скоро будет работа! А пока – впереди летний день без единого облачка.
У реки пахло илом, цветами и влажной землей. В высокой траве лениво копошились насекомые, жирный шмель пытался пристроиться на цветок, но тот прогибался под его весом и опрокидывал непрошенного гостя вверх ногами. Леони сидела в одном нижнем белье, мокрая после купания, едва заметно вздрагивала под порывами ветра, слушала стрекот кузнечиков и щебетание птиц, растягивала удовольствие, откусывая маленькие кусочки воздушного эклера, и мурлыкала себе под нос.
– Пам-пам-па-па-пам.
Закинув в рот последний кусочек, девушка завалилась в траву и закрыла глаза. Так хорошо! Почти так же хорошо, как в сегодняшнем сне.
***
Домой она вернется только под вечер. Не то чтобы Леони была занята, просто Этьен должен был уйти пораньше, а значит делать там особо нечего. Хотя и в его компании вряд ли можно было надеяться на интересную беседу.
Катя велосипед рядом с собой – не хотелось взбираться на жесткую сидушку разгоряченным солнцем телом – Леони пыталась поймать хотя бы одну зазевавшуюся мысль, но ничего не получалось. Пожалуй, впервые в жизни не хотелось в тысячный раз перемалывать скелеты прошлого или заглядывать далеко в будущее. Хотелось остановиться в этом дне, задержать мгновение блаженного предвкушения, напитанного, словно губка, совсем детским любопытством.
Все это растаяло, стоило только Леони вывернуть на пустынную улицу и заметить отблески пламени.
«Пожар!» – кровь прилила к лицу, щеки горели.
До нее не сразу дошло, что горит мастерская, где на втором этаже остались все ее вещи. Ее только что приобретенный дом!
– Мамочки, мамочки, мамочки! – затараторила девушка онемевшими от страха губами.
Пытаясь побороть всколыхнувшуюся панику, она бросила велосипед прямо
на дороге и, замедляя шаг по мере приближения к огню, обернулась по сторонам, силясь понять, что делать дальше, нащупала телефон в кармане платья, судорожно набрала три знакомые цифры и выпалила в динамик адрес.– Мамочки, мамочки, мамочки!
И только потом заметила старый пикап Этьена на подъездной дорожке.
«Он же должен был уехать…»
Сердце сжалось.
– Нет, нет, нет.
Криков не слышно. Может, вызвал такси? Собрался выпить вина за ужином, или…
«Дура, кого ты обманываешь?!»
Огонь пожирал темно-серые стены, бил стекла. Черный дым поднимался высоко в небо и растворялся в затянувших к вечеру горизонт облаках, пачкал их, превращая в грозовые тучи.
Страх сковал Леони, лишил возможности думать. Каждая секунда растягивалась в бесконечность и сосредотачивалась на одном: почему не слышно звуков сирены? Ощущая кожей тепло разбушевавшегося пламени, она вдруг вспомнила сегодняшний сон – жаркое живое солнце дышало, манило, тонкая нить опаляла невесомые прозрачные пальцы. И так приятно было ощущать это жжение…
Это не имело ничего общего с реальностью: стоит кому-то зайти внутрь – и он либо сгорит, либо задохнется от едкого дыма. Безрассудно, нелепо, бессмысленно – умереть обоим вместо того, чтобы ей одной остаться жить. Но в сторону условности – полчище мыслей обрушилось разом, лишая воли и разума.
Леони выронила мокрый от вспотевших ладоней телефон и побежала к крыльцу. Сердце колотилось так быстро, что она даже не чувствовала пульсацию, а просто вибрировала на одной частоте с вырывающимися языками пламени. Она никогда не была так близко к огню, тем более – неуправляемому, безжалостному, голодному. Она чувствовала жар, вдыхала горячий воздух, обжигающий легкие, но остановиться уже не могла, даже если бы захотела.
Дверь поддалась легко. Сюда огонь еще не добрался, а значит можно попытаться…
– Этьен! Этьен!!! – голос писклявый, механический, словно верещит заржавевшая говорящая кукла.
К черту «мсье» и скромность. К черту привычку аккуратно заглядывать внутрь и прислушиваться, каждый раз ожидая, что прогонят прочь.
– Этьен!
Горло разрывало от крика, но ответа не было. Обернувшись назад лишь на мгновение, Леони вдохнула застывший воздух, ступила на деревянные доски, выстилающие пол, и бросилась вдоль коридора.
«Скорее, скорее!» – пульсировало в голове.
Уже из прихожей было видно, что горела мастерская. Нелепо надеяться, что Этьен – если он действительно там – еще жив. Был бы жив – смог бы выбраться, путь отступления свободен!
Но раздумывать времени не было. Через секунду оказавшись в дверном проеме, Леони сразу отпрянула – языки пламени лизнули веснушчатую щеку, пахнущую илом, дотронулись до мокрых волос, зашипели от возмущения и чуть отпрянули назад, как расступаются подданные перед повелителем, давая пройти.
Этьен лежал в углу под придавившими его стеллажами, заваленный стеклянными фигурками. Голова разбита, на волосах запеклась почти черная кровь. Огонь уже подбирался к нему, ласкал неприкрытую кожу, раздевал, оставляя от одежды только черный пепел.
– Этьен! – заверещала снова Леони и бросилась к нему.
Жуткое зрелище и еще более жуткий запах горящей плоти охладили ее пыл, но не могли остановить. Протянув руку к охваченному пламенем стеллажу, девушка с удивлением уставилась на то, как гаснет, отступает, задыхается огонь от ее прикосновений, не решаясь притронуться еще раз.