Дженни. Ближе к дому

Дженни долго сидела, уставившись на пылающие угли и озабоченно мигая.

— Иной раз мне бывает стыдно за свою расу, — немного спустя сказала она, стискивая руки на животе и приподнимая их кверху. — Это уж верней верного. Белые люди могут быть всех подлей.

— Ну, Дженни, — сказал судья, наклонившись к ней и похлопывая ее по руке, — не изводитесь так и не волнуйтесь из-за этого. Не в первый раз такое случилось в Сэллисоу, да и не в последний. Как бы сильно вас это ни волновало, существуют вещи, которые нельзя изменить по желанию. Не так легко искоренить предрассудки в умах таких людей, как Дэйд Уомек.

— Я имею такое же право думать и чувствовать по-своему, как и он.

— Вы можете иметь это право, Дженни, но у вас нет той власти претворить ваши мысли и чувства в жизнь, какая есть у него.

— Майло, не говорите так, как будто вы на его стороне.

— Нет, я не на его стороне. Я избираю тот путь, который мне продиктован разумом, и вам советую то же. Расовая терпимость, о которой вы говорите, должна прийти когда-нибудь, но завтра ее еще не будет. А тем временем…

— Немедленно, а не в какое-нибудь другое время — вот о чем я думаю, — решительным тоном заявила Дженни. — И вам меня не разубедить.

— Что вы этим хотите сказать, Дженни?

— Я твердо решила, что меня не заставят выгнать эту девушку на улицу только потому, что так велит Дэйд Уомек. И я думаю то, что говорю. Сперва они заставляли меня выгнать из дому Визи Гудвилли, потом Бетти Вудраф, а теперь Лоуэну Нели. Я буду стоять за ее права, так же как стояла за права Бетти и Визи. Лоуэна может уехать из моего дома, если хочет, но я ее выгонять не собираюсь.

— Послушайте меня, Дженни. Это совершенно другое дело и более серьезное, чем вы думаете. Оно не имеет никакого отношения к подлости. Наши люди научились быть терпимыми в некоторых отношениях, но…

— Это мой собственный дом, и я имею право…

Телефон на столе резко зазвонил. Судья Рэйни вздрогнул и выпрямился. Несколько времени он смотрел на телефон, не дотрагиваясь до трубки, и его подбородок дрожал от волнения. Телефон зазвонил во второй раз, как только судья коснулся трубки.

— Майло Рэйни у телефона.

— Здравствуйте, Майло! Это говорит Дэйд Уомек.

Судья Рэйни взглянул на Дженни, потом быстро отвел глаза в сторону.

— А, здравствуйте, Дэйд, — приветливо ответил он. — Рад вас слышать. Как вы поживаете? Все ваши семейные здоровы? Как поживает миссис Уомек?

— Отлично, отлично, Майло, благодарю вас. Лучше и быть не может. А вы?

— Живу пока что, Дэйд.

— Отлично, отлично, Майло. Кстати, вот почему я вам звоню: мне тут пришло в голову, не хотите ли вы поохотиться со мной на перепелок как-нибудь на той неделе? Говорят, сейчас в округе Пальметто можно очень хорошо поохотиться, а мне просто противно думать, что все эти жирные перепелки сидят там на своих жирных задах — я этого не могу так оставить. Мы возьмем с собой Берджа Коббера и Гарри Драммонда, чтобы не пустовала машина. А чтобы от них была хоть какая-нибудь польза, мы заставим их захватить для нас несколько бутылок виски. Как это вам нравится, Майло?

— Очень нравится, Дэйд. Замечательно! Мне давно хочется уехать подальше от конторы и подышать свежим деревенским воздухом. Дайте мне знать, в какой день вы собираетесь поехать. Я раздобуду патронов для своего дробовика.

— Отлично, отлично, Майло. Я позвоню вам в начале той недели и скажу, в какой день мы поедем.

— Буду ждать вашего звонка. Всего хорошего, Дэйд.

Улыбаясь, судья Рэйни наклонился к столу, чтобы положить трубку на место.

— Кстати, Майло, я хотел спросить вас еще кое о чем, прежде чем повешу трубку.

Судья Рэйни опустился в кресло, и улыбка бесследно исчезла с его лица.

— Что такое, Дэйд?

— Я интересуюсь, удалось ли вам поговорить с мисс Ройстер. Вы знаете — насчет этой негритянки, о которой я вам говорил. Пожалуй, сегодня уже слишком поздно выселить ее из дома Дженни Ройстер, сейчас уже около полуночи. Но завтра будет как раз вовремя — так, чтобы она выехала оттуда и поселилась по ту сторону Пичтри-стрит к заходу солнца. Хорошенько поговорите с Дженни Ройстер, Майло, внушите ей, какое это серьезное дело. Она достаточно долго прожила здесь и должна теперь знать, что думают и как поступают белые люди в Сэллисоу, когда происходит что-нибудь подобное. Я знаю, Дженни Ройстер ваша клиентка, и мне не хочется, чтобы вышли неприятности там, где это касается вас лично. Действуйте, как знаете, Майло, но только, чтобы Дженни Ройстер поняла, что никто из негров не может поселиться и жить где-либо на нашей стороне Пичтри-стрит. Согласны, Майло?

— Согласен, Дэйд.

— Отлично, отлично, Майло. Позвоните мне завтра, когда все будет улажено. Всего хорошего, Майло, всего хорошего!

— Всего хорошего, Дэйд.

— Что он сказал? — тревожно спросила Дженни, после того как он положил трубку на место.

Судья Рэйни наклонился вперед и поколотил кочергой уголья на решетке. Он казался усталым и постаревшим в свете пламени, падавшем на его изрезанное морщинами лицо.

— Майло, что он сказал? — настаивала Дженни.

— Дженни, — начал он медленно, — Дженни, я знаю, почему вы не хотите выгонять эту девушку из своего дома, и я восхищаюсь вашей стойкостью. Наша страна была бы лучше, если б в ней было больше таких людей, как вы. Но вот что я хочу сказать вам сейчас: я думаю, самое разумное было бы удалить ее из вашего дома завтра же — и задолго до захода солнца. В сущности я на этом настаиваю. Я уже прошел через все это и теперь, в моем возрасте, не намерен идти против течения.

Он повернулся и строго взглянул на нее.

— Дженни, отделайтесь от нее — удалите ее из своего дома завтра же, до захода солнца! Слышите, Дженни?

Она молчала. Ее губы были крепко сжаты.

— Дженни! Вы меня слышали?

— Да, я вас слышала.

— И что же, вы это сделаете?

— Нет.

Сэм Моксли вошел в библиотеку и смел с решетки золу. После этого, гремя совком и шаркая ногами, он подбросил угля в огонь. Выпрямившись и охая от усталости, он долго разглядывал часы на каминной доске, вертя головой и молча высчитывая, который час. Бормоча что-то неразборчивое, но про себя, а не вслух, он направился к дверям. Проходя мимо кресла Дженни, он повернул голову и посмотрел на нее, как на незнакомую, словно никогда прежде ее не видел.

10

Был уже первый час ночи, когда Дженни, выйдя из большого белого дома судьи Рэйни в начале Морнингсайд-стрит, медленно шла домой в тишине ночи. Сырая вечерняя мгла рассеялась, и теперь только клочья тумана бродили по лужайкам и мостовой.

Дженни жила всего в двух кварталах от дома судьи, и, когда он предложил проводить ее и убедиться, что она дошла до дому благополучно, она ему не позволила, сказав, что хочет идти одна. Он возражал, говоря, что ей не следует ходить одной по улице в такой поздний час, но Дженни настояла на своем, и он дошел с ней только до калитки.

Почти во всех домах по обеим сторонам Морнингсайд-стрит к этому времени погасли огни, но уличные фонари на углах горели ярко и Дженни нисколько не боялась идти по улице в такой поздний час. Кроме того, она все еще была так расстроена и встревожена угрозами Дэйда Уомека и наставлениями судьи как можно скорее удалить из дома Лоуэну Нели, что даже и не думала бояться.

Миновав мрачную церковь Тяжкого Креста, отчасти скрытую густой листвой черных дубов, Дженни дошла до своего дома и уже всходила на веранду. Но еще не дойдя до верхней ступеньки, она услышала быстрое шарканье ног по полу веранды и резкий скрип стула. Вздрогнув от этих звуков и испугавшись впервые после ухода из дома судьи, она остановилась на месте. Сердце у нее колотилось от волнения, пока она соображала, скоро ли прибегут соседи, если она позовет их на помощь.