Джереми Полдарк

— Тетушка Агата нас не слышит, она глухая, — объяснила Элизабет и повела разговор об обычных делах округи. Дуайт расцвел, как всегда с ним происходило в обществе прелестных дам, лишь изредка его тревожили воспоминания о той ночи. Они всплывали в голове, как призраки не вполне реальных событий. Немигающие свечи, бесплотное и печальное лицо Фрэнсиса, его горькие признания в том, что он почти совершил, и во всем этом сквозил образ Элизабет, любимой, но не любящей. Галатеи, которую он так и не пробудил.

Возможно, какая-то тень пробежала по лицу Дуайта, потому что Элизабет неожиданно прервала фразу.

— Доктор Энис, могу я задать вам вопрос? Из некоторых слов мужа я сделала вывод, что Фрэнсис пытался покончить с собой, когда был в Бодмине. Вы не знаете, правда ли это?

Это был трудный вопрос. Дуайт смущенно перевел взгляд на старую даму, которая по-прежнему наблюдала за ним, словно слышала каждое слово.

— Мы с вашим мужем делили в Бодмине комнату, как вам известно. Атмосфера в городе царила возбужденная, и мистер Полдарк последовал всеобщему безрассудству и тяге к выпивке. Мы долго разговаривали, почти всю ночь, и я думаю, что беседа помогла ему в тот сложный период. Полагаю, не стоит беспокоиться на этот счет.

— От лишая, как я припоминаю, — произнесла тетушка Агата, — он дал мне кошачью кровь, смешанную с коровьим молоком, чтобы прикладывать к больному месту по утрам и вечерам. А на ночь мазать патокой. Внешне такой хлюпик, на девицу похож, но юркий, как пчелка.

— Вы не ответили на мой вопрос, доктор Энис, — сказала Элизабет.

— Это единственный ответ, который я могу вам дать... В нашей округе постоянно распускают дикие сплетни, и я рекомендую вам их не слушать.

Глаза Элизабет сверкнули, когда она отвернулась. — Может быть, вы не осознаете, как мы отрезаны от остального общества, доктор Энис.

— Да... я этого не осознавал.

— Наши кузены из Нампары больше не приходят, мы больше не можем себе позволить светские развлечения, и Фрэнсис редко в настроении, чтобы наносить визиты. Так что, вероятно, это объяснит вам, почему я вынуждена выпрашивать сведения у незнакомца.

— Весьма сожалею, если вы считаете меня таковым, — ответил Дуайт. — Я был бы счастлив помочь вам и надеюсь, что вы прибегнете к моей помощи любым подходящим вам способом.

— В те дни, — сказала тетушка Агата, пожевав десны, — ни один джентльмен не выходил из дома без сабли. Просто не осмеливался. Видела я как-то разбойника, повешенного в Баргусе. Такой красавец — в малиновом камзоле и шляпе с золотым галуном. И помер тоже достойно, такой уверенный до последнего вздоха. Тогда вы бы не осмелились добираться из Труро одетым вот так, молодой человек, будто собираетесь на похороны.

— Я живу между Нампарой и Мингузом, — сказал Дуайт, повысив голос.

— Да, теперь всё стало гораздо проще. Говорят, здесь, в Труро, так же безопасно, как под собственным одеялом. Безрассудство покинуло этот бренный мир.

— Фрэнсис рассказал вам о нашем разладе с кузенами? — спросила Элизабет.

— Да, я знаю об этом.

— Думаете, Росс сможет жить спокойно после всех неприятностей, что с ним произошли?

— Я всегда полагал, что Росс подобен вулкану: он может навсегда остаться спящим или завтра же извергнуться, — сказал Дуайт.

В ее глазах он заметил нечто похожее на согласие и продолжил:— Демельзу я теперь вижу реже.И это была правда — иногда Дуайту казалось, что Демельза пытается его избегать, хотя он и не находил для этого причин.

— А где Джеффри Чарльз? — поинтересовалась тетушка Агата. — Где мальчик?

— Как вы думаете, — спросила Элизабет, — они счастливы вместе?

— ...Вот ведь шалун, — продолжала старушка. — Еще и семи нет, а уже знает все хитрые трюки. Я бы задала ему хорошую трепку. Из ребенка ничего не выйдет, если его время от времени хорошенько не пороть.

— Я бы ответил вам, если бы знал ответ, — сказал Дуайт.

— Она была так добра к нам в прошлом году, — произнесла Элизабет. — Без нее мы бы просто погибли. Вы не могли бы передать ей от меня кое-что? Скажите, что однажды мы вместе провели в Тренвите Рождество и хотели бы пригласить их и в нынешнем году. Прошу вас, убедите ее, что мы и впрямь этого хотим, что они нам нужны. Вы сделаете это для меня?

— Разумеется.

— Вы и сами могли бы к нам присоединиться. Нам особенно нечего вам предложить, но...

Он поблагодарил, сказал, что польщен, и распрощался. На обратном пути Энис увидел приближающегося Фрэнсиса — тот шел по подъездной дорожке к главным воротам. Они шли разными путями, но Фрэнсис иронично отсалютовал одним пальцем. Он был плохо одет, сапоги заляпаны грязью, но выглядел лучше, чем в предыдущий раз, когда его видел Дуайт.

Короткий день подходил к концу: еще до того, как Дуайт доберется до Грамблера, опустятся сумерки. Угрюмое море, проглядывающее между утесами, уже затянуло дымкой. Сырая пелена облаков наплывала с берега все более густыми слоями, как предвестник долгой ночи.

Добравшись до главной дороги чуть выше Грамблера, Дуайт заметил шагающую впереди сгорбленную кривоногую фигуру. Это был Джуд Пэйнтер, который куда-то торопился. Услышав топот копыт, он беспокойно оглянулся, но его унылая физиономия просветлела, когда он увидел, кто это.

— Добрый вечер, Пэйнтер, — сказал Дуайт, настигнув его, а Джуд поднял руку.

— Хороша погодка, а, мистер Энис? Как раз подходящая для этого времени года. Быстро прогонит зиму.

Дуайт что-то бросил в ответ и отпустил поводья, чтобы тронуться дальше.

— Мистер Энис.

— Да?

— Хорошо б вы ехали рядом, пока мы не доберемся до Грамблера.

— Если только для этого есть веская причина. До Грамблера всего полмили.

— Полмили могут оказаться долгими. А причина-то есть, как пить дать. За мной по пятам тащится парочка громил, а у меня что-то нет желания с ними встречаться. Нетушки. Только не с Джудом Пэйнтером. Не хочу, чтоб меня на алтарь положили. Вы их видали?

— Ты о чем?

— О чем я сказал, вот о чем. Я как раз был в Сент-Агнесс и занимался там своим обычным, подобающим, разумным, уважаемым и справедливым делом, когда увидал, как эти двое на меня глазеют, будто я гусь какой рождественский, да еще зеленый. Ух ты ж, сказал я. Пора отчаливать. Я уж лучше пойду домой, пока мне глотку не перерезали втихаря. Просто сущий стыд, — продолжал Джуд, — что такое у нас происходит. Мы что, уже не можем из дому и носа высунуть, чтоб эти ищейки не стерегли? Это неправильно. Неподобающе. Несправедливо.

— Они считают, что у тебя есть деньги?

— У меня-то? — поразился Джуд. — Да у меня отродясь денег не бывало, окромя пары медяков на добрую чарку рома.

— Так с какой стати кому-то тебя грабить, Джуд? Почему не меня? Одна моя лошадь станет более серьезной добычей.

Джуд пожал плечами.— Вот вечно так. Так уж бывает. Может, боятся, что вас просто так в канаву не свалишь. Дурной народ, он ведь вечно к вдовам и сироткам цепляется.

— И ты один из них? — поинтересовался Дуайт.