Джеронимо! Книга первая. Война

— Кое-что о его взглядах нам известно уже сейчас, Коба, — вновь вступил в разговор Вече. — Вот, что он сказал год назад, после нападения фашистов на нас: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя мне не хочется ни при каких обстоятельствах видеть Гитлера в победителях. Никто из них не думает выполнять свои обещания».

— Есть мнение, что необходимо уточнить истинность этих сведений, а самое главное, возможность прихода этих людей к власти. Понятно, товарищ Берия?

— Все ясно, товарищ Сталин. Выполним.

— Хорошо, товарищ Берия. Выполняйте. И ты, Вячеслав, по своей линии тоже, — закончил разговор хозяин кабинета. Попрощался с уходящими. Не обращая внимания на темноту за окнами, устроился за столом, продолжать работу с бумагами.

Еще больше, чем совещание, происходившее в другом полушарии, Толика мог заинтересовать разговор, происходивший намного ближе, всего примерно в восьмистах сорока милях от полигона, над которым кружились рукотворные птицы с парашютистами. В мрачноватом, классического стиля здании федерального суда, расположенном на Центральной Сороковой улице Нью-Йорка, арендованном одним очень серьезным федеральным учреждением, встретились два джи-мена [7] , занимавшиеся расследованием взаимосвязанных дел. После учтивых приветствий (надо признать, что собеседники друг друга недолюбливали) и предварительной словесной разминки речь пошла о том, что интересовало их обоих.

7

G-man — англ., прозвище агентов ФБР, сокращение от government man — букв. человек правительства

— Есть что-то конкретное по этому делу, Эд? — спецагент Кошен первым перешел к делу.

— Конкретное? Шутишь, Лемми? После того, как там порезвилась толпа пожарных, корреспондентов и дебилов-полицейских? Залили все следы водой, затоптали, все что можно. Местная полиция появилась самой последней, и даже пыталась заявить, что пожар произошел из-за неосторожных действий обитателей дома. Теперь определить, что случилось на самом деле, способен только сам Господь.

— Не кощунствуй, Эд, — поморщился Кошен. — То, что пули выпущены из того же пистолета, что применялся в убийстве Грязного Гарри они все же смогли определить.

— И что это меняет? Было бы все просто, если бы этой экспертизы не было, — экспансивно начал Малдер, но тут сбавил тон и оглянулся. — Двое убитых холодным оружием и один — голыми руками. Почерк скорее немецких диверсантов, чем бандитов. Тогда ирландцы вроде бы не при чем… А теперь гадай…, — он обреченно махнул рукой.

Оба спецагента замолчали, дружно осмотрелись и, не произнеся ни слова, пошли по коридору к выходу из здания.

Естественно, сержант Том Томпсон, за глаза уже прозванный Томмиган [8] , ничего про эти беседы не знал и не мог узнать. К тому же в данный момент его больше волновали совершенно другие заботы. Он отошел на обочину, пропуская мимо идущих по-походному подчиненных. Дождавшись, пока с ним поравняется мрачно вышагивающий молчаливый Уэйн, он пристроился рядом. Несколько шагов они прошли молча, потом Джон не выдержал.

8

Tommy gun — пистолет-пулемет, автомат; от пистолета-пулемета Томпсона, созданного в 1918 г

— Ну что? — негромко спросил он, продолжая смотреть прямо в спину идущего впереди солдата.

— Ничего, — спокойно ответил Том. — Отчего мрачный? Съел что-то не то?

— Я? — попытался изобразить удивление Уэйн и тут же сдался. — Черт побери, Том, ты словно наш капеллан, в душу без мыла лезешь. Э-э-э, понимаешь… — задумчиво протянул он, — я никогда не считал себя хуже киноактера. Даже взбесившегося бычка как-то усмирил. И не дрогнул… Но покидать нормально летящий исправный самолет… не по себе мне…

— Ну, ты придумал тоже. Думаешь мне, или Джоди такое нравится? — усмехнулся Том.

— Тебе? Тебе как раз нравится, — заметил Джон. — Не притворяйся, ты словно вернулся на любимую работу, по тебе видно.

— Э…хм, — честно говоря, замечание Уэйна поразило Толика до такой степени, что он чуть не поперхнулся. — Может внешне и так, — наконец нашелся он, — но внутри я… переживаю ничуть не меньше остальных. К тому же, нам за риск неплохо доплачивают, — добавил он.

— Вот из-за этих лишних баксов я здесь и оказался, — неожиданно признался Джон.

— Семья?

— Точно. И кроме деда, ни одного работника, чтобы их поддержать. Каждый доллар на счету, — снова помрачнел Уэйн.

— Ладно, не переживай. Жизнь она такая… полосками. Когда-нибудь эта черная полоса кончится, — неуклюже попытался подбодрить друга Том.

— Я и не волнуюсь. Только полоска очень длинная, — мрачно пошутил Джон. И они замолчали, думая каждый о своем. Но Толик сделал для себя соответствующие выводы.

Когда на следующий день командир второго отделения сержант Ципи Ливни после неудачного приземления попал в госпиталь как минимум на полгода, Том Томпсон первым ходатайствовал о назначении на освободившуюся должность рядового Уэйна. Так во втором отделении, получившем прозвище «Ковбои», у Толика появились преданные друзья.

Назначение Джона они отметили в первое же увольнение с таким размахом, что об этом вспоминал весь батальон по крайней мере в течение месяца. Тогда же от одного из военных полицейских они первый раз услышали новое прозвище их дивизии. Вместо «All American» (Вся американская нация), раздраженный капрал обозвал их «All Alcoholics» (Все алкоголики). Похоже, этого капрала слышали не только они, но и вся американская нация, потому что позднее это прозвище встречалось нашим друзьям постоянно. К удивлению Толика, в остальном это происшествие обошлось практически без последствий. Ни его, ни остальных участников даже не оштрафовали, не говоря уже о дисциплинарных взысканиях. Кажется, начальству было просто не до них, офицеры каждый день собирались на совещания, один из планерных полков (которых все парашютисты звали «прямоногими» за то, что там служила обычная пехота) куда-то отправили. Вслед за ними начали понемногу паковаться и остальные части. Прыжки практически прекратились, зато все чаще взвод гоняли на тактические занятия с непременным рытьем окопов и стрельбами. А так как наступила зима, пусть и не такая морозная и снежная, как в Выксе, то рыть в подмерзшей земле окопы стало занятием не столь простым, как раньше. Все, включая и Тома, ворчали, считая, что в такой ситуации им могли бы дать поблажку. Тем более, что основные события войны, если верить газетам, происходили в Африке и на Тихом Океане, где зиму ожидать можно было только с большого бодуна.

Газеты Толик читал все чаще, надеясь понять, что же происходит в там, в заснеженных полях Поволжья. Писали много, но как-то бестолково и было непонятно, то ли у журналистов нет фактов, то ли они просто получили указание запутывать как своих, так и чужих. Но в статьях все время мелькало название города, которое знал любой школьник в Советском Союзе. Бои шли в Сталинграде, и Том с нетерпением ждал сообщения о начале русского наступления, которое должно было изменить ход войны. Но пока газеты сообщали о мелких боях за неведомые атоллы и наступлении в Африке, где союзники один за другим захватывали города во французских колониях и громили немецко-итальянские силы в грандиозной (если верить журналистам) битве под Эль-Аламейном. И на фоне этих сообщений почти никто не обратил внимания на сообщение о начале русского наступления под тем же Сталинградом. Никто, кроме Толика. Но и он старался не выдать своего особого интереса к этому событию, хотя и отметил начало наступления в том же баре, напившись и даже спев знаменитую в его время песню английских летчиков.

— Был озабочен очень воздушный наш народ К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет. Радисты скребли в эфире, волну ловя едва, И вот без пяти четыре услышали слова: «Мы летим, ковыляя во мгле, Мы ползем на последнем крыле, Бак пробит, хвост горит, но машина летит На честном слове и на одном крыле. Ну, дела! Ночь была! Их объекты разбомбили мы дотла! Бак пробит, хвост горит, но машина летит На честном слове и на одном крыле.

На фоне всеобщего ликования от побед союзников, он нисколько не выделялся, поэтому веселился без опаски. Не зная, что очередной раз отнимает хлеб у будущего автора слов [9] . Находившийся в баре журналист сумел записать слова и песня, обработанная композитором Джимми Макхью со временем стала популярной по обеим сторонам Атлантики, особенно среди летчиков.

Единственное, что очень тревожило Толика — слухи, что их дивизию пошлют на Тихий океан. Он помнил, что американцы воевали там с большими потерями и без особых успехов до сорок пятого. Как-то не очень хотелось погибнуть, освобождая никому не нужный в конечном итоге, заброшенный неведомо в каких водах атолл.

9

Она была написана в 1943 году композитором Джимми Макхью на слова Гарольда Адамсона.