Джейн Спитфайр. Шпионка и чувственная женщина

Затем он перешел к политическим новостям:

– Вчера вечером состоялось заседание кабинета министров в полном составе. Обильный стол немало способствовал успеху заседания. У министров имелись перьевые ручки лучших североамериканских марок, которыми они записывали речь Вице-Мессии. Глава государства твердым и хорошо поставленным голосом зачел заранее подготовленный доклад.

– Этой ночью министр труда принял профсоюзных лидеров. Учитывая скромный достаток большинства участников встречи, ношение смокинга было признано необязательным. Это решение министра встретило самое горячее одобрение у народа.

И так далее.

Но внезапно Джейн поняла, что она-то сама теперь тоже не получает правдивой информации. Ее неоткуда было извлечь – ни из газет, ни из телепередач. Поэтому она вызвала одного из двух советников по особым поручениям, всегда стоявших за дверью.

Советники вошли и сообщили свои новости. Новые волнения. Студенты захватывают университеты, образуют комитеты сопротивления, действуют совместно с рабочими, ведут с ними борьбу за самоуправление на предприятиях и в учебных заведениях. Есть планы совместной борьбы с крестьянами.

Передышки не предвиделось: стоило решить одну проблему, как возникала новая. Лозунг дня, похоже, звучал так: СТУДЕНТЫ – ГЛАВНАЯ ОПАСНОСТЬ! Черт возьми, если ты студент, так учись, как говорил мой покойный папа! Откуда эта опасность? Джейн взорвалась:

– Ах так, студенты? В мои времена люди зарывались в книги и учились! Теперь, значит, новая мода? Хорошо же! Посмотрим!

Студенты соединяли теорию с практикой: поджигали автомобили, строили баррикады, создавали помехи транспорту, требовали примерного наказания для убийц невинных людей, чьи трупы были найдены почерневшими! Кажется, они переходили в наступление. С точки зрения Джейн, этому не было прощения.

– Я отыскиваю Магическую формулу и ради них тоже! – кричала, орала, негодовала Джейн. Лицо ее перекосилось от ненависти, напоминая лицо мертвого Дориана Грея.

– Черная рука смерти коснется университетов, школ, детских садов, яслей! Эта страна повенчается со смертью! Ежедневная, привычная, рутинная смерть! Убийства! Несчастные случаи! Пожары! Взрывы! Эта страна повенчается со смертью! Смерть в поездах, на кораблях, на самолетах, в машинах, от огня, от удушения, от холодного оружия, на земле, в небе и на море! Великая Смерть! Смерть за пределами смерти! Любовь к смерти!

Принесли чай с тостами.

На этот раз к потолку взлетел не поднос, а старый официант, – старший официант посольства. Он упал далеко внизу, на лестнице. Голова его отлетела, и таким образом этот несчастный подтвердил справедливость пророчества Джейн Спитфайр, никогда не бросавшей слов на ветер.

Глава 14 Джейн Спитфайр встречается с ректором-палеонтологом

Джейн выбралась из машины. Трое друзей ожидали приказа. Она подошла к огромным воротам ректорской усадьбы и позвонила. Открыл главный привратник, человек малосимпатичный.

– Надеюсь, я не опоздала…

– Нет-нет, что вы! Но эти трое не могут вас сопровождать. Вы должны быть одна!

– Мои неразлучные друзья также хотят лично познакомиться с ректором…

– Сеньорита, или, черт возьми, кто вы там, послушайте! Вот уже 35 лет я здесь работаю и ни разу не увидел ни министра, ни ректора, ни как его там, черт возьми, вообще никого! Понятно вам?! Не знаю даже, существуют они или нет! Вы войдете одна и будьте довольны этим!

И снова неразлучные друзья вынуждены были разлучиться. Ничего страшного: они займутся ловлей бабочек – ведь перед ними целое поле цветов. Есть где развлечься.

Джейн вошла. За воротами ее ждал экипаж с задернутыми черными занавесками, запряженный черными лошадьми. Ключница пригласила ее сесть в карету. Внутри – полный мрак и духота.

– Можете поднять шторы, – распорядилась ключница, хорошо сохранившаяся в свои 85 лет. – Мы закрываем все, только если мимо проезжает досточтимый господин министр, он же ректор… – она отодвинула шторы. – Время от времени он навещает могилу какого-нибудь старого друга… но не переносит нашего сада…

Лошади пустились галопом. Запах цветов был опьяняющим, цвета – ярче любой, самой лучшей, краски. Через пять минут показались деревья, растущие только в Швеции – прикрытые футляром, под которым работала охладительная система. За ними ухаживали трое садовников.

Любопытная Джейн поинтересовалась, зачем эти деревья. Старуха ответила:

– Наш досточтимый ректор решил дать молодежи возможность снимать шведские фильмы. Без этих деревьев национальное кино пропало бы. Не снять ни одного шведского фильма – как Бергман, например. Знаете, почему фильмы Бергмана шведские? Потому что он живет в Швеции. Это – большое преимущество для всех, кто желает посвятить себя седьмому искусству. Мы – слаборазвитая пока страна, и ректор решил помочь нашему кино, ввезя эти деревья… Но они плохо приживаются в тропиках… Зачем существуют тропики, скажите мне? Мы обречены производить наши фильмы вместо шведских… А наши фильмы, как вам известно, никто не смотрит…

Ключница была старой, болтливой и образованной. Она вовсе не казалась никчемной развалиной. Наконец, экипаж остановился. Джейн оказалась в холле. Там ее ждал врач, быстро обследовавший гостью и нашедший ее в прекрасном физическом состоянии. Во время осмотра ключница объяснила, что ректор страдает бесчисленным количеством болезней, известных и неизвестных науке. Отсюда такие строгости. Среди прочих недугов был и такой, который вызывал медленное самобальзамирование тела. Так что ректор наполовину был уже мумией: у него действовали одна рука, одна нога, один глаз, одно полушарие мозга.

Ректорский кабинет. Сам ректор и его супруга сидели, попивая чай, при неверном пламени свечи. Ключница предупредила, что Джейн может сесть за стол, есть и пить, но не должна говорить ни слова, пока к ней не обратятся.

Ректорская чета за пятичасовым чаем обычно вспоминала прошлое. Оба настолько погружались в пережитое, что посторонних просто не замечали. Однажды террористы взорвали в кабинете бомбу, снесшую часть крыши. Но те двое ничего не заметили и продолжали беседовать. Кровельщики отремонтировали крышу, художники заново расписали потолок. А они, улыбаясь, все вспоминали прошедшее, умершее, но не похороненное: сокровища памяти.

– Я совсем как Пруст, – любил повторять министр-ректор. – Для меня воспоминания важнее жизни. Я живу только ими, а не поступками. Мы с Прустом – две родственные души…

– Да-да… так много общего… – согласилась жена ректора. – Ты тоже страдаешь от астмы. Оба такие чувствительные… Два астматика…

– Да, но у меня нет… ммм… отклонений, моя дорогая. В этом мы расходимся…

– Мелкие различия, мелкие… – согласилась супруга.

Именно поэтому в экипаже были черные шторы: астматический ректор не терпел даже вида цветов. Они вызывали у него жестокий приступ болезни. В последнее время он падал в обморок, даже если видел цветы на фото. И жил, окруженный цветами… совсем как Пруст. Астма со временем обострялась, и ректор теперь не переносил также и деревьев, даже на фото. И то же самое – с людьми. Только жену, ключницу и редко – посетителей. Полуслепо, он благословлял свою полуслепоту, избавлявшую его от множества страданий. Он мечтал о полном мраке.