Джинн в плену Эхнатона

— Гляди-ка, — тихонько сказал он.

В коробке лежал труп собаки.

— Может, позвать Нимрода? — предложила Филиппа.

— Нимрода? — заволновался Бакшиш. — Нет, ему сюда нельзя. Нимрод в большой опасности. Скажите ему, чтобы уходил.

— Но кто ему угрожает? — спросил Джон. — Ифритцы?

— Пусть уходит, пока не поздно, — повторил Бакшиш и потерял сознание.

— Пойдем, — позвала Филиппа брата. — Пойдем отсюда скорее.

Они спустились по лестнице, пересекли двор и снова очутились в магазине, где все еще беседовали Нимрод с Хусейном.

— Не то чтобы я не хотел тебе помочь, — говорил Хуссаут. — Я хочу, очень хочу. Ты думаешь, я вступил в сделку с ифритцами? Да они мне — тьфу! — Он сердито сплюнул. — Но, друг мой, посмотрим правде в глаза. В наше время продается всё и все. Я же деловой человек. И не имею твоих сверхъестественных талантов. Твоих безграничных возможностей. Мне надо зарабатывать на жизнь. — Он широко улыбнулся. — Ты же понимаешь, верно, Нимрод? Тут нет личных предпочтений. Это бизнес.

— Сколько? — прервал его Нимрод.

— Дело не в деньгах. Да и какие счеты между старыми друзьями? Уж никак не денежные. Деньги я могу получить с кого угодно. От тебя мне нужно другое.

— Что же?

— Ты ведь джинн. Три желания, чего ж еще?

— Это тебе и ифритцы обеспечат.

— Но можно ли доверять их слову? Вдруг они сначала пообещают выполнить три желания, а потом, получив от меня все, что требуется, вернутся и превратят меня в блоху какую-нибудь… Просто так, из вредности. Такая уж у них натура. А о тебе говорят только хорошее. Ты всегда держишь слово, и я тебе доверяю. А ифритцы… даже если они сдержат слово, настоящей благодарности от них не дождешься.

Нимрод задумался:

— Значит, три желания? Только и всего?

— Три желания.

— «Багдадские законы» читал? Сначала изложи весь список желаний.

— Изложу, если ты согласен.

— Пока не знаю.

Хусейн Хуссаут повертел четки на волосатом запястье и усмехнулся.

— Да ладно тебе, Нимрод. Сам ведь знаешь, что согласишься. Тебе же это ничего не стоит. Подумаешь, жизнь укоротится на пару-тройку дней… — Хусейн пожал плечами. — У тебя и так жизнь не коротенькая, так что можешь себе позволить.

Нимрод бросил встревоженный взгляд на близнецов. Покусал ногти.

— Ну и каковы твои желания? — спросил он.

— Все честь по чести, в соответствии с «Багдадскими законами». Никаких преступлений на твоей совести не будет. Обычные дела: куча денег, любовь женщин, да и здоровье поправить не мешает. — Хусейн нарочито закашлялся — Кашель вот мерзкий привязался. Курю, наверно, многовато. Честно сказать, пара новых легких мне бы очень не помешала. Так как? Что скажешь? По рукам?

— Договорились, — сказал Нимрод.

— Отлично. Ты не пожалеешь, обещаю.

— Но три желания — только когда дело сделаем.

— Тогда, чем быстрее мы туда отправимся, тем лучше. Может, сегодня вечером?

— По рукам. Как доберемся?

— Возвращайся сюда часам к шести. Поедем на твоем красивом «кадиллаке». Дорога займет примерно час. Но приезжай один.

Нимрод встал.

— Договорились, — сказал он. — До вечера.

Мужчины пожали друг другу руки, и Нимрод с племянниками покинули антикварный магазин Хусейна Хуссаута.

Как только они вышли на улицу, близнецы стали наперебой рассказывать о больном Бакшише и мертвой собаке, но Нимрод велел им замолчать и подождать, пока они сядут в машину, где нет лишних ушей.

— На этих старых улочках никогда не знаешь, кто может тебя подслушать. Как говорится, и стены имеют уши. Особенно если в эту стену превратился кто-то из ифритцев.

— А это возможно? — спросила Филиппа, пытаясь не отстать от шедшего широким шагом Нимрода. — Неужели джинн может превратиться в обыкновенную стену?

— Разумеется. Впрочем, чаще практикуется дерево, но стена или камень тоже возможны. Хотя не очень удобны. Тут нужна особая сноровка и колоссальный опыт, иначе сразу начинается приступ клаустрофобии.

Наконец они добрались до «кадиллака».

— Ну вот, теперь рассказывайте, — сказал Нимрод, когда Масли захлопнул тяжелую дверь. — Что там с Бакшишем?

Близнецы описали, что им довелось увидеть в комнатке над магазином Дядюшка терпеливо, не прерывая, выслушал их, а когда рассказ был окончен, вздохнул и покачал головой.

— Интересно, почему он сказал, что мальчик в школе? — задумчиво проговорил он. — На него совсем не похоже. И все эти разговоры про бизнес.

Мне прямо не верилось, что это Хусейн. Говорите, у Бакшиша жар?

— Да, — ответила Филиппа. — Ему очень плохо.

— Хуссаут любит этого мальчика больше жизни — продолжал размышлять Нимрод. — Он и волоску не даст упасть с его головы…

— А может, он уже продался ифритцам? — предположил Джон.

Нимрод нахмурился:

— А что ты об этом знаешь?

— Мы слышали каждое ваше слово. — Джон пожал плечами. — Стоило только сосредоточиться как следует.

— Ага! — обрадовался Нимрод. — Я как раз на это надеялся. Так вы слышали, что он говорил об ифритцах? Как они сначала обещают, а потом нарушают слово? Он знает, что они по натуре предатели.

— Что ты собираешься делать?

— Когда мы вечером увидимся, спрошу его про Бакшиша.

— Неужели ты правда поедешь? — ужаснулась Филиппа. — А вдруг это ловушка?

— Возможно. Но у меня нет выбора. Дело слишком важное. Нельзя упустить шанс найти гробницу Эхнатона.

— А кто такой Эхнатон? — спросил Джон.

Нимрод наклонился вперед, к водителю, и попросил Масли не останавливаться в Городе садов, а ехать дальше, к северной оконечности Майдан-Тахрира и к Египетскому музею.

— Я вас познакомлю, — произнес он. — Пора вам увидеть самого страшного и ненавистного для джинн человека за всю историю и джинн, и человечества.

Глава 15 Эхнатон

В Каире больше дюжины музеев, но самый популярный, розовый и большой — Музей Древностей, потому только его и называют просто Египетским музеем. Толпы народу заполняют это душное, жаркое, вонючее помещение с разбитыми окнами, вечно текущей крышей и дурным освещением, с нелепыми, бестолковыми пояснениями на стенах и с витринами почти столь же старыми, как сами бесценные экспонаты. И все-таки это один из величайших музеев мира. Войдя через парадные двери, миновав многочисленных охранников и оказавшись наконец в центральном зале, Нимрод остановился и сказал племянникам, что прежде, чем они попадут к Эхнатону, он должен сделать важное признание.