Джоби
Шрифт:
– Ну, ясное дело! – вспылила мать. – Как болит голова с похмелья или же лень одолела, так мы запросто отпрашиваемся с работы, а как жену везти в больницу, это значит баламутить людей. Сказано тебе, это твое прямое дело, и заодно узнаешь все, что полагается: в какие часы разрешают посещать и прочее.
– Просто-напросто не вижу смысла швырять на ветер деньги за полдня работы, вот и все. Мы вроде бы не миллионеры.
– Правильно, зато меня теперь недели две содержать не надо – значит, на этом выгадаешь. Скажи лучше, неохота отвозить, и точка. Потому и норовишь переложить
Отец насупился.
– Не люблю я больницы. Мне от них не по себе.
– Эх ты, нюня! Жаль, не тебе ложиться под нож. Тогда бы точно была причина киснуть.
Джоби резким движением вскинул голову.
– Почему нож, мама? Разве тебя собираются резать?
– Мне надо делать операцию, Джоби, но это не страшно. Их делают людям каждый день. Я очень скоро вернусь домой, цела и невредима.
Она выпрямилась, стоя спиной к окну, и тень скрыла от него выражение ее лица, только поднятая рука отчетливо выделялась на ярком солнце. На матери было ее лучшее платье, и пахло от нее как по воскресеньям.
Джоби вдруг стало страшно. Мир этих взрослых недоступен пониманию, в нем невозможно разобраться. Ему говорят – несколько дней, друг другу – две недели. А сейчас он в первый раз услышал, что его мать собираются резать. Он не подозревал, что дело так серьезно. Впервые к нему закралась мысль, что она может вообще не вернуться. Кусок сосиски застрял у него в горле, точно корка черствого хлеба.
– Не уезжай, я не хочу, – выговорил Джоби.
Слезы хлынули у него из глаз. Взрослые всегда держатся так уверенно, словно все знают и ничего не боятся. А потом приходит минута, когда ты видишь, что они тоже беззащитны, и земля уходит у тебя из-под ног.
– Не уезжай, мама, не надо!
Она уже стояла рядом, и он уткнулся лицом ей в бок, обтянутый мягкой тканью, чувствуя, как ее ладонь поглаживает его по макушке.
– Ну тихо, тихо. Ну будет, Джоби. Ты ведь у меня молодец, настоящий мужчина. Как же, сынок, мне не ехать – не поеду, кто меня вылечит? И чем я скорее лягу в больницу, тем раньше вернусь домой. Не бойся, ничего страшного нет. Ты не успеешь опомниться, а я уже буду тут как тут, живая и здоровая.
Она протянула ему батистовый платочек.
– На-ка, вытри глаза, пока не пришла тетя Дэзи. Зачем ей видеть, что ты плакал, верно?
Всхлипывая, шмыгая носом, Джоби вытер слезы.
– А теперь быстренько доедай, похоже, это уже она.
В заднюю дверь постучали.
Тетя Дэзи вслед за этим открыла бы дверь и вошла в дом, но стук повторился. Мать вышла в судомойню. Оттуда послышались невнятные голоса, и она вновь заглянула в комнату.
– Это тебя спрашивают. Сидни Прендергаст. Принесла нелегкая, и так дел невпроворот…
– Снап? – Джоби вскочил с места. – Мне нужно с ним повидаться.
Он выбежал на заднее крыльцо и припустился по двору на улицу. В отдалении, сунув руки в карманы, брел с опущенной головой Снап.
– Эй, Снап!
Снап поднял голову и оглянулся. Когда он двигался развинченной походкой на своих длинных ногах, долговязый и тощий как жердь, нескладный, выворачивая внутрь колени, точно новорожденный жеребенок, и болтая руками, чудилось, будто он
вот-вот распадется на части. На носу, густо усеянном веснушками, сидели очки в стальной оправе, губастый рот широко улыбался, открывая неровные крупные зубы. Но примечательнее всего в его внешности была шапка жестких пламенно-рыжих волос. Раз увидев Снапа, его уже невозможно было спутать ни с кем, его узнавали за четверть мили.Снап прошел несколько шагов обратно и остановился, ковыряя носком башмака грязь на краю мостовой.
– Я с утра не могу идти гулять, – сказал Джоби.
– Ага, твоя мама мне сказала.
– Ей сегодня ехать в больницу.
– Знаю, ты говорил.
– А я буду жить у тети Дэзи.
– И это говорил.
Они помолчали.
– Я, может, сам за тобой зайду после обеда, если пустят.
– Меня не будет. Мы едем с мамой в Лидс, за покупками.
– А-а…
– Чай пить пойдем в кафе.
– Понятно… Тогда лучше вечером зайду.
– Я только не знаю, в котором мы часу вернемся. Хочешь, заходи на всякий случай.
– Ладно…
Снап подошел ближе, волоча ногу по краю тротуара.
– Ты ревел, что ли?
– Нет, – сказал Джоби. – С чего это ты взял?
– Подумал так, вот и все.
– В глаз что-то попало.
– Бывает…
За Снаповой спиной из-за винной лавки на углу показались тетя Дэзи и ее дочка Мона и свернули в их сторону.
– Вон, я вижу, тетя идет, мне пора.
– Ну давай, – сказал Снап.
– Значит, увидимся, да?
– Ага, увидимся.
– Не застану вечером, завтра утром зайду за тобой.
– Договорились.
Джоби переступил с ноги на ногу.
– Тогда счастливо, Снап.
Снап поднял руку.
– Счастливо, Джоби.
Он двинулся вразвалку навстречу двум женщинам. Джоби побежал домой.
– Это надо же – Снап! – усмехнулась его мать. – И где только он сподобился подцепить такую кличку!
– Так он ведь Сидни Норман Артур Прендергаст. Сокращенно – С-Н-А-П. Ясно?
– Сидни, Норман, Артур… Фу ты, с ходу и не выговоришь. Хоть с королевской фамилией тягайся. Ишь сколько имен навьючили на шею парню, немудрено, что малость очумелый.
– Никакой он не очумелый! Голова работает – будь здоров!
– Чего-то не больно заметно.
– Он много думает, а потом пишет про это книжки.
– Да ну?
– Говорит, когда вырастет, отдаст их напечатать. Можно бы, говорит, и сейчас, только не поверят, что это он сам написал, если откроется, что ему всего одиннадцать лет, вот он и ждет, пока будет шестнадцать, а тогда пошлет издателям.
– Интересные у него мысли.
– У него их полным-полно, интересных мыслей. Ни у кого их столько нет, как у Снапа.
– Ничего, вот пойдешь в классическую школу, познакомишься с другими ребятами, и, возможно, тебя будет меньше к нему тянуть.
Джоби, не вполне улавливая ход ее рассуждений, промолчал.
– А теперь лучше бы отложил автомобильчики, какие брать с собой. Тете Дэзи давно пора быть здесь.
– Они с Моной уже идут по улице, – сообщил ей Джоби.
Отец, все еще сидя за столом, сдвинул в сторону посуду и развернул газету.