Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
«Кое-какие неприятности!» Она опять села и еще раз прочла с начала до конца «эту гадость». Кажется, они знают решительно все, кроме правды. И ведь ни она, ни Тони даже не подозревали, что за ними следят. Например, этот человек в роговых очках, как видно, ее знает, но она-то его никогда раньше не видела.
Клер пошла в ванную и умылась холодной водой. Мельник с реки Ди… Ну, теперь эта роль стала очень трудной.
«Он, наверно, ничего не ел», — подумала она.
Она накрыла стол в нижней комнате, подала все, что у нее нашлось, сварила кофе, села, закурила и стала ждать. Перед ней возник Кондафорд и лица родных,
Она все еще сидела, размышляя, у электрической печки, когда у подъезда остановилась машина и зазвонил колокольчик.
Крум был бледен и, казалось, продрог. Он остановился на пороге, словно не уверенный, как его примут. Клер схватила его за обе руки.
— Тони, как хорошо, что вы приехали!
— Милая!
— Вы совсем замерзли! Выпейте бренди. Пока он пил, она сказала:
— Не стоит говорить о том, что мы должны были делать, а только о том, что мы можем сделать.
Он застонал.
— Они, наверно, считают нас ужасными дураками! Я никогда и не воображал…
— И я тоже. Но почему нам нельзя было делать то, что мы делали? Против невиновности законов нет.
Он сел и закрыл лицо руками.
— Бог свидетель, я только того и хочу, чтобы вы освободились от мужа; но зачем я подверг вас риску? Другое дело, если бы ваше чувство ко мне было таким же, как мое к вам.
Клер посмотрела на него с легкой улыбкой.
— Послушайте, Тони, будьте взрослым! Говорить о наших чувствах нет смысла. И, пожалуйста, без глупостей насчет того, что виноваты вы. Вся суть в том; что мы оба невиновны. Как же нам теперь быть?
— Я, конечно, сделаю все, что вы захотите.
— Мне кажется, — задумчиво начала Клер, — что придется поступить так, как потребуют мои родители.
— Боже! — воскликнул Крум, вскакивая. — Ведь если мы будем защищаться и выиграем, вы останетесь связанной с ним.
— А если мы не будем защищаться и выиграем, — пробормотала Клер, — вы останетесь без гроша.
— К черту все это! На худой конец останусь нищим.
— А ваше место?
— Я не понимаю… Какое отношение?..
— Я встретила на днях Джека Маскема. Он на меня произвел впечатление человека, который не захочет держать у себя на службе соответчика, не поставившего истца в известность о своих намерениях. Как видите, я уже усвоила этот жаргон.
— Если бы мы действительно были любовниками, я бы, конечно, своих намерений не скрывал.
— Правда?
— Разумеется.
— Даже если бы я сказала «не надо»?
— Вы бы не сказали.
— Не знаю.
— Ну, сейчас вопрос не в этом.
— Да, но если мы не будем защищаться, вы почувствуете себя негодяем!
— Боже, как все это сложно!
— Сядем и поедим. Есть только ветчина, но когда человек падает духом, нет ничего лучше ветчины.
Они сели и взялись за вилки.
— Ваши родные еще не знают, Клер?
— Я сама узнала всего час назад. Они и вам прислали эту приятную бумажку?
— Да.
— Еще ломтик?
Они молча ели минуты две. Затем Крум встал.
— Право, я больше
не в состоянии»— Хорошо. Теперь покурим.
Она взяла у него сигарету и сказала:
— Слушайте! Завтра утром я поеду в Кондафорд, и, по-моему, вам тоже стоит приехать. Они должны с вами повидаться — все, что мы сделаем, нужно делать с открытыми глазами. Есть у вас адвокат?
— Нет.
— У меня тоже нет. Вероятно, нам придется его найти.
— Поручите это мне. Если бы только у меня были деньги!
Клер вздрогнула.
— Простите меня за то, что мой супруг оказался способным требовать возмещения убытков,
Крум схватил ее за руку.
— Милая, я имел в виду только адвокатов!
— Помните, я сказала вам на пароходе: «Гораздо хуже, что некоторые вещи начинаются».
— С этим я никогда не соглашусь.
— Я ведь имела в виду свой брак, а не вас.
— Клер, а не лучше ли не защищаться, и будь что будет? Ведь тогда вы освободитесь, а потом, если захотите, я останусь здесь, не захотите исчезну.
— Спасибо, Тони, но я должна сказать родным, И потом… и потом — все это не так просто.
Он зашагал по комнате.
— И вы думаете, они нам поверят, если мы будем защищаться? Я не надеюсь.
— Мы им скажем истинную правду.
— Люди никогда не верят истинной правде. С каким поездом вы завтра едете?
— В десять пятьдесят.
— Поехать с вами или лучше приехать одному позднее, прямо из Беблок-Хайта?
— Лучше позднее. Я пока успею им все рассказать.
— Они очень огорчатся?
— Да, им не понравится.
— А ваша сестра там?
— Да.
— Это уже лучше.
— У моих родителей не слишком старомодные взгляды, Тони, но и не современные. Люди редко способны смотреть на вещи с современной точки зрения, если дело касается лично их, а уж судьи и юристы тем более. Теперь, пожалуй, уезжайте и обещайте мне не мчаться, как сумасшедший.
— Можно мне вас поцеловать?
— Это значит — придется сказать еще одну правду, а их уже три. Можете поцеловать руку, это не считается.
Он поцеловал ей руку и пробормотал:
— Благослови вас бог! Затем схватил шляпу и исчез.
Клер пододвинула стул к бестрепетному пламени электрического камина и погрузилась в размышления. Сухой жар жег глаза, и ей наконец показалось, будто он сжег ей веки и высушил последнюю каплю влаги; медленно и неуклонно рос в ней гнев. Все чувства, которые она пережила в то утро на Цейлоне, когда решила уйти от мужа, вспыхнули с удвоенной силой. Как смел он обращаться с ней, словно она распутная женщина?! Даже хуже, потому что подобная женщина никогда бы не позволила так с собой обращаться. Как смел он прикоснуться к ней хлыстом?! И как смел он теперь выслеживать ее и подать на нее в суд?! Нет, этого она не потерпит.
Клер начала методически мыть посуду и убирать со стола. Она распахнула дверь навстречу ветру. Неуютная ночь; ветер вихрями носится по узкому переулку.
«И во мне творится то же самое», — подумала она. Захлопнув дверь, Клер вынула карманное зеркальце. Ее лицо показалось ей таким искренним и беззащитным, что она была потрясена. Она напудрилась и слегка подкрасила губы. Потом глубоко вздохнула, пожала плечами, закурила папиросу и поднялась наверх. Теперь она примет горячую ванну.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ