Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 14

Эванс сердито осматривается вокруг.

Xарнесс (повышая голос). Всякий, кто умеет отличить черное от белого, знает, что в профсоюзах сидят не воры и не предатели. Я все сказал. Смотрите сами, друзья. Если понадоблюсь, то знаете, где меня найти.

Харнесс спрыгивает на землю, рабочие расступаются, и он уходит. Один из лодочников насмешливо тычет трубкой ему вслед. Рабочие снова собираются в группы, многие посматривают на Робертса — тот в одиночестве стоит у стены.

Эванс. Он хочет, чтобы вы стали штрейкбрехерами. Он хочет настроить вас против нагревальщиков, это уж точно! Да я лучше голодать буду, чем стану предателем.

Балджин. Кто говорит о предателях? Ты чего болтаешь? Смотри поосторожнее.

Кузнец (рыжеволосый парень с тяжелыми руками). А что с женщинами будет?

Эванс. Раз мы можем выдержать, значит, и они тоже.

Кузнец. У тебя нет жены?

Эванс. Обхожусь.

Томас (повышая голос). Нет, ребята, нам самим надо договориться с Лондоном.

Дэвис (медлительный, угрюмый черноволосый рабочий). Выйди и скажи, если есть что, понял?

В толпе кричат: «Томаса!» Его подталкивают к трибуне. Он с трудом карабкается наверх, снимает шапку и ждет, пока толпа поутихнет. Выкрики «Тише! Тише!».

Рыжий парень (неожиданно в наступившей тишине). Добрый старый Томас!

В толпе гогочут. Лодочники переговариваются между собой. Наконец шум стихает, Томас начинает говорить.

Томас. Друзья, нас загнали в угол! Судьба загнала нас в угол.

Генри Раус. Это Лондон загнал нас в угол!

Эванс. Нет, профсоюз!

Томас. Нет, ни Лондон и ни профсоюз — Судьба! И это не позор для смертного — покориться Судьбе. Ибо Судьба — это очень большое. Гораздо больше, чем человек. Я тут самый старый и по себе знаю, как дурно идти против Судьбы. Дурно заставлять человека страдать, когда все равно ничего не добиться.

В толпе смех. Томас сердито продолжает.

Чего тут смешного! Дурно, я вам говорю. Мы боремся из-за принципа. Никто не скажет, что я не верю в принцип. Но если Судьба говорит «Хватит!», значит, хватит, и нечего лезть на рожон.

Возгласы одобрения и язвительный смешок Робертса.

Против Судьбы не пойдешь. Мы должны быть чистые сердцем, честные, справедливые и милосердные — таковы заветы господни. (Робертсу, сердито.) Да-да, Дэвид Робертc, господь учит нас, что можно выполнять его заветы и не идти против Судьбы.

Яго. А как насчет профсоюза?

Томас. Не доверяю я профсоюзу. Мы для них что грязь под ногами. Они говорят: «Поступайте, как мы велим». Я двадцать лет старшим у нагревальщиков, и я скажу профсоюзникам (взволнованно): «Кто лучше знает, вы или я, сколько по справедливости должен получать нагревальщик?» (Возмущенно.) Двадцать пять лет я платил деньги в профсоюз, а чего ради? Мошенничество, чистое мошенничество, хоть тут и говорил всякие вещи этот мистер!

Ропот.

Эванс. Слушайте, слушайте!

Генри Раус. А ну кончай!

Томас. Если мне не доверяют, неужели я буду доверять им?

Яго. Правильно.

Томас. Пусть эти мошенники сами по себе, а мы сами по себе.

Кузнец. Мы и так сами по себе.

Шум в толпе.

Томас (распаляясь). Я и сам за себя постоять могу. Если у меня нет денег купить что-нибудь, я обойдусь. А с чужими деньгами что угодно сделать можно. Мы бились что надо — и проиграли. Не наша это вина. Теперь надо самим договариваться с Лондоном. А не получится, встретим поражение, как мужчины. Все лучше, чем дохнуть, как собакам, или искать у кого-то зашиты.

Эванс (бормочет). Никто и не ищет!

Томас (вытягивая шею). Что, не слышу? Я так считаю: если меня сшибли, я не буду кричать «Помогите!». Я постараюсь сам встать на ноги. А если меня опять сшибут, значит, так тому и быть. Верно я говорю?

Смех.

Яго. Долой профсоюз!

Генри Раус. Да здравствует профсоюз!

Остальные подхватывают.

Эванс. Предатели.

Балджин и Кузнец грозят ему кулаками.

Томас (утихомиривая рабочих). Эй вы, я старый человек…

Толпа стихает, потом снова выкрики.

Льюис. Старый дуралей, нельзя нам без профсоюза!

Балджин. Я этим нагревальщикам морды поразбиваю!

Грин. Если бы меня с самого начала послушали…

Томас (вытирая лоб). Я вот что хотел сказать…

Дэвис (бормочет). Давно пора!

Томас (торжественно). Библия говорит: хватит воевать! Надо кончать забастовку!

Яго. Это ложь! Библия говорит, чтобы до конца стоять!

Томас (презрительно). Скажешь тоже! Что у меня, ушей нет?

Рыжеволосый парень. Есть, и длинные!

Смех.

Яго. Туговат, значит, на ухо стал. Томас (возбужденно). А я говорю, что я прав! Не может же быть, чтобы и ты и я — оба правы были.

Рыжий парень. Так в библии: и нашим и вашим.

Юнец смеется. В толпе шум.

Томас (устремив горящий взгляд на юнца). Уготованы тебе вечные муки, не иначе. Так вот я и говорю: если против библии пойдете, на меня не рассчитывайте. И ни один богобоязненный человек не поддержит вас.

Он спускается с трибуны. Его место собирается занять Яго. В толпе крики: «Не давайте ему говорить!»