Джульетта поневоле

– Прекрасная, - томно выдохнул кавалер, глядя на меня обожающим взглядом, - моё прикосновение осквернило вашу нежную ручку.

Достопочтенный синьор, если ваше прикосновение столь скверно, что ж вы тогда ручки-то свои к невинной девушке тянете?

– Позвольте поцелую смыть всю скверну с ваших рук.

Мужчина потянулся губами к моей руке, но я ловко выдернула свои пальчики из его ладони. Нет уж, сюжет сей пиесы мне хорошо известен, и меня он категорически не устраивает, а потому, мой милый, вам ничего не светит. Могу предложить всего лишь дружбу, да и ту по переписке. Причём я свои послания буду отправлять самым ненадёжным способом, чтобы из десяти писем доходило одно, да и то в максимально нечитабельном виде. Скажете, я злая? Ну что вы, просто жить очень сильно хочется.

– Вы слишком суровы к своим рукам, синьор, - я растянула губы в улыбке, с одной стороны вполне вежливой, но с другой как нельзя лучше подсказывающей, куда именно следует идти кавалеру. И с какой скоростью.

Увы, Ромео (а кто ещё, кроме него это может быть?) оказался весьма настырен и тонких намёков понимать не захотел. Эх, как же некстати синьора Капулетти увела Ярополка, уж он-то бы точно смог убедить представителя славного рода Монтекки, что ему надлежит искать другую ду… душечку. Нет, я, конечно, тоже не букет ромашек и могу отшить кавалера разными способами, даже весьма грубыми, но здесь же так не принято! Начни я огрызаться, без разницы, по какой причине, даже отстаивая свою честь, и меня моментально обвинят во всех смертных грехах, осудят, а потом и накажут, причём не слушая ни единого слова в моё оправдание. А теперь, внимание, вопрос: оно мне надо, такое счастье? Правильно, нет. Поэтому продолжаем мурыжить Ромео ласково и нежно, как и пристало благовоспитанной особе.

– Божественная, - Ромео подался вперёд, намереваясь поцеловать, но я поспешно отступила на шаг, - позвольте усталому путнику смыть свои грехи прикосновением к вашим невинным губам.

Милый мой, у меня не общественная баня и не прачечная, в которой принимают бельё любой степени загаженности. Я отошла ещё на шаг, непреклонно покачала головой, для верности ещё и руки за спину убрала:

– Вы ошибаетесь, я не богиня и мой поцелуй ничьи грехи не смоет.

Пухлые губы Ромео дрогнули и капризно надулись, на лице проступило выражение самой настоящей мальчишеской досады, точно у пацана, которому в магазине отказались продавать алкоголь.

– Во время танца вы были не столь непреклонны, - выпалил юноша, буравя меня полным досады взглядом. – Что на вас сейчас нашло?

О, синьор, как я погляжу, вы ещё не знакомы со зверем чудным и опасным, живущим в голове каждой женщины. И имя этому зверю – настроение. Я беззаботно пожала плечиками, наслаждаясь сменой образа невинной курочки на циничную хищницу, вполне способную потребовать жизнь за ночь любви:

– Синьор, на каком основании вы требуете у меня отчёта в моих поступках? Разве вы мой отец, брат или же жених?

Ромео широко распахнул глаза и часто-часто заморгал. Вид у него стал настолько несчастным, что мне, честное слово, даже стыдно стало. Всё-таки, какие бы тучи не проносились над головой, не стоит превращаться в злюку и бяку.

– Прошу простить меня, если мои слова ранили вас, - я мягко улыбнулась и в знак примирения слегка коснулась кончиками пальцев руки Ромео. – Клянусь, я не хотела причинить вам боль.

– Боль, причинённая вами, блаженство для меня, - пылко воскликнул Ромео, стискивая мне руку так, что ногти даже синеть начали. – Богиня, я готов страдать во имя вас бесконечно!

Горячие, неприятно мокрые поцелую обильно покрыли мне кисть, а потом поползли выше. Я отчаянно пыталась выдрать руку, но с тем же успехом могла высвобождать её из стальной хватки капкана.

– Божественная, осчастливьте своего верного паладина одним-единственным поцелуем, - страстно выдохнул Ромео, притягивая меня к себе.

Вот тот самый случай, когда протянешь палец, а он отхватит всю руку до плеча! Нет, правильно говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Пожалела обиженного мальчика, на свою голову, теперь не знаю, как от него отвязаться! Я попыталась деликатно отстраниться, но Ромео вцепился в меня, словно репейник, отодрать практически невозможно.

– Отпустите меня, - пропыхтела я, уворачиваясь от жадных губ, тянущихся ко мне с поцелуем. – Отпус…

Мой рот запечатали жадным поцелуем, оборвав все возражения. Я протестующее дёрнулась, а потом произошло что-то странное. Я словно погрузилась в сон, хотя глаза были открыты, и я ясно видела всё происходящее вокруг. Видела, но не понимала, принимая как должно то, что Ромео шепчет мне нежные глупости, от которых моё сердечко сладко замирает и щемит. И я не вникаю в страстный шёпот, лишь киваю, соглашаясь на всё, что мне говорят. Да, да, да, и так снова и снова, пока Ромео, оглянувшись по сторонам, не исчезает, оставив меня в холодящем душу одиночестве. Я судорожно вздыхаю, зябко обхватываю себя руками за плечи и растерянно осматриваюсь вокруг, пытаясь понять, что на меня нашло и, самое главное, на что я успела согласиться. И хоть я девушка прагматичная и в любовную магию, всякие привороты-повороты не верю, но чем ещё можно объяснить такое вот одурманивание?! Гадливо передёрнувшись и потирая обслюнявленные поцелуями руки, я тихонько позвала кормилицу, суетящуюся подле стола с вином и фруктами.

– Кормилица, милая моя.

– Что, голубка? – охотно откликнулась Мария, судя по разрумянившемуся лицу, успевшая на славу угоститься вином. – Что случилось, душечка?

Пожалуй, стоит проверить свою догадку, а то вдруг, это и не Ромео вовсе любовной магией балуется, а, скажем, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог, Меркуцио?

– Кто этот синьор?

Формулировочка, конечно, была более, чем размыта, потому ничего удивительного, что кормилица вопрос поняла неправильно.

– Граф Парис, - Мария восхищённо закатила глаза, - молодой, пригожий, кавалер любезный, богатый опять же, что тоже весьма приятственно. А уж как вас любит…

Интересно, моя дорогая нянюшка старательно исполняет приказ синьоры Капулетти или действительно в полном восторге от молодого графа? Сейчас проверим.

– Да нет, я не о нём спрашивала, а вот о том кавалере, видишь? В синем костюме и с маской льва.

Кормилица растерянно посмотрела на направляющегося к выходу мужчину, пожала плечами, явно раздосадованная тем, что что-то осталось для неё неведомым:

– Не знаю, синьора, этот гость мне не знаком.

Та-а-ак, мои опасения начинают подтверждаться.

– Так сходи и узнай, - приказала я, благоразумно не покидая своего наблюдательного пункта. Во-первых, если Ярополк вернётся, он без труда сможет меня здесь отыскать, а во-вторых, меняя место дислокации, я опять могу нарваться на Ромео, а оно мне надо? Правильно, ни в коем случае. Так что, стоим и ждём возвращения кормилицы. Я вспомнила где-то прочитанное утверждение, что жующую даму приглашать на танец неприлично и поспешно подхватила со стола кисть винограда. Вот так, теперь меня точно никто не побеспокоит, тем более, что и гости стали прощаться, благодаря синьора Капулетти за чудный вечер. Радушный хозяин каждого гостя благодарил за визит, кому-то пожимал руки, а графа Париса и вовсе по-родственному за плечо похлопал, выразительно покосившись в мою сторону.

– Узнала, синьора, - запыхавшаяся Мария выскочила откуда-то сбоку, вытирая пот с покрасневшего лица, - всё узнала. Синьор, на которого вы изволили обратить внимание – это сын нашего врага, Ромео Монтекки.

Ну вот, что и требовалось доказать. Вопреки всем нашим предосторожностям встреча на балу всё-таки произошла, более того, я успела чего-то наобещать Ромео (вспомнить бы теперь, чего именно!) Я сдавленно застонала, прислонившись к стене. Чувствовала я себя на редкость паршиво, словно гриппом в самой тяжёлой форме болела: тело потряхивало от озноба, колени ныли и норовили подломиться, глаза резало, а настроение было такое, что хотелось завернуться в мягкий и пушистый плед, налить себе чашечку лимонного чая и забаррикадироваться внутри гроба, вывесив снаружи табличку: «Не беспокоить». Хорошо хоть насморка не было и горло не болело, пока, по крайней мере. Видимо, вид у меня был не особенно хороший, потому что кормилица засуетилась, запричитала, усугубляя моё скрытое раздражение: