Джульетта

Джульетта намекает, что может найти другую площадку для показа спектакля, пусть Никита и сказал бы, что это невозможно и что нет в городе других подходящих площадок. Для Давыдова было «невозможно» многое из того, что она в итоге проворачивала. Директора театра это вроде задевает. Он ещё раз рассказывает, что для показа фестивального спектакля в понедельник ему придётся вызывать на работу все службы: заведующего постановочной частью, техников сцены, уборщиц, гардеробщиц… Он сам, в конце концов, должен будет быть на месте, мало ли что! «Но это не будет стоить как ваш аншлаговый спектакль!» – восклицает Джульетта. В итоге сходятся на понижении стоимости на двадцать процентов. Джульетта довольна.

Совещание назначено на 14:00, она влетает в офис в 14:15, и большинства тунеядцев, получающих от неё зарплату, нет на месте. «МИША! – орёт она. – Где, блять, все?» Испуганным, раздражающе тихим голосом Михалина лепечет, что все есть, но вышли: может, кофе пьют, может, курят.

– Да мне какое дело, Миша? Я пришла позже на 15 минут, все должны уже сидеть здесь! Миша, ты хреновый помощник, – разгоняется Джульетта, – ты как офис-менеджер должна знать, где кто!

– Как, как мне их контролировать, Джульетта Алексеевна?! Я всем сообщила, что совещание в 14:00, все об этом знают! – пытается держать оборону Михалина.

– Значит, плохо сообщила. Значит, плевать они хотели. Миша, Миша, ты опять не справляешься, Миша, что мне с тобой сделать… – Джульетта демонстративно вздыхает.

Заходят Аня с Венерой, у обеих в руках по бумажному стакану с кофе.

– Ну как там с «Дайле», удалось сбить цену? – спрашивает Аня, опередив крик об опоздании.

– Да, – сразу смягчается Джульетта, – я директора напугала, пригрозила, что мы можем найти другую площадку, он сразу пошёл на попятную. В итоге минус двадцать процентов.

– Отлично, – улыбается Аня. Мимо проходит Михалина.

– Миша, где, блять, Давид? Он был, он есть?

– Я с ним только что разговаривала, Джульетта Алексеевна, он едет, через пять минут будет.

– Какие пять минут, уже полчаса как совещание началось, ох и отгребёт он уменя.

Миша составляет стулья в самой большой комнате. Зовёт Фаину Петровну, Павла Афанасьевича, вызывает из соседней комнаты Петра Дубовского.

– А где Растенко? – резко спрашивает директор.

– Её сегодня нет. Она говорила, что отпрашивалась, – снова ловит на себя негатив Михалина.

– У кого? У меня она не отпрашивалась. Она вообще здесь работает? Как речь о зарплате, так первая крик поднимает, а на работе её вообще не видно, – громко негодует Джульетта.

Входит улыбающийся Давид.

– Где тебя носит, Давид? Совещание на 14:00 назначено, четырнадцать ноль-ноль! Сейчас уже половина третьего, где ты был? – продолжает взрываться директор.

– Я ездил в Золотой театр, договаривался по поводу билетов, там по своей билетной книжке продавать хотят.

– Ну и пусть продают, только проследи, чтобы я им ещё и должна не оказалась, как в прошлый раз. Все в сборе? Садимся. Итак, – Джульетта наконец-то занимает своё место за столом и окидывает подчинённых тяжёлым взглядом.

И течёт совещание, и опять, как и на всех предыдущих и будущих планёрках, одно и то же обсуждается по несколько раз разными словами.

– Почему не продаются билеты на наши спектакли, на очередной показ «Ртути» 29 августа? Что с социальными сетями, почему они не работают?

– Людям жалко тратить 15 евро на спектакль, о котором они в первый раз слышат, – объясняет Давид. – И ещё сейчас лето, кто как, а я выходные с удовольствием проведу за городом! То есть я всегда найду, чем себя занять в городе, но на природе – это другое. Нет людей здесь на выходных, а если кто остался, то не пойдут они в театр, а будут на травке пиво пить или пойдут на бесплатный концерт на открытом воздухе.

– Да, точно, я бы лучше пиво пила на травке, ага, – подтверждает Аня.

– Да хуйня всё это! К нам не идут, а к Четвертовой идут! Почему мы не можем заманить публику Четвертовой?! Тоже никому не известная пьеса, тоже показывают в музее, но билеты все проданы! – восклицает Джульетта.

– Так там сорок билетов, – слышно голос Давида, – а у нас двести!

– Ну так ты бы хоть сорок продал! А, нет? Не продаёшь? Вот какого хрена?! Аня, что с Никитой? Все площадки согласованы? – директор переключается на Анну Горелочкину.

– Да, латыши наконец подтвердили Золотой театр, – спокойно докладывает Аня.

– Аня, какой, блять, Золотой? И так я им кучу денег должна. Я Никите сразу сказала: не предлагай театральные площадки, предлагай дома культуры!

– Он говорит, что спектакль туда никак не становится, – пытается сохранить холод и спокойствие в голосе Анна.

– Да мне похуй, Аня! Что значит «не становится»? Нафига вообще делать фестиваль, если я всем в итоге должна?! Я Никите сто раз говорила: директор Золотого такую стоимость заламывает, что на этой сцене не должно быть больше одного спектакля, и то на открытие форума, чтобы «Империал» побухал красиво на фуршете! Аня, я Никите это всё объясняла, почему он опять предлагает всем подряд Золотой театр?!

– Джульетта Алексеевна, я записала. Давайте он придёт в офис, и вы с ним это обсудите? Я не Никита, я не читаю его мысли, я не могу за него отвечать! – тоже разгоняется Аня.

– Но это ТВОЯ работа, Аня!

– Моя работа – отвечать за Никиту? – девушка почти в точности отражает интонации начальницы.

– Контролировать, чтобы он не предлагал Золотой театр. Я сто раз всем вам говорила, что на этой сцене никто не выступит, кроме португальцев, – спокойно произносит Джульетта.

– Хорошо, обсудим это вместе, когда Никита придёт, – спокойно говорит Анна.

– Когда он придёт?

– Завтра после обеда.

– Меня завтра после обеда не будет, идём с Павлом на встречу в посольство Кореи.

– Окей, я сейчас позвоню, попробую перенести на утро. Вы будете утром?

– Да, до двенадцати буду.

Аня пользуется возможностью и выходит из кабинета, набирая номер Никиты Давыдова.

Джульетта не довольна совещанием, но, по крайней мере, теперь легче отслеживать, кто что сделал. Хотя многие просто пиздят, и она их насквозь видит. Главное – нагнать побольше страха, пусть напрягаются, пусть боятся, что в следующий раз пиздюли достанутся именно им.

Завтра днём встреча с корейцами, надо их убедить, чтобы дали денег на отдельный проект по корейскому искусству в рамках «Экспозиции». Павел же утверждает, что нельзя открыто давить на корейцев: не та культура.

– Паша, да мне похуй, какая культура. Надо прижать их к стенке! – уверенно и громко заявляет Джульетта.

– Как ты их прижмёшь, мать? – Павел Афанасьевич моментально повышает голос и переходит в почти верещание. – Они нам НИ-ЧЕ-ГО не должны! Спасибо, что хоть что-то дают! Чё ты бредишь, мать?