Джвари

— Отлично, это то, что надо, — посмеивался отец Михаил, — вы выглядите в нем безобразно. Что бы еще с вами сделать? Вот очки придают слишком интеллигентный вид… Неплохо было бы одно стекло выбить, другое замазать белилами. А башмаки не подклеивайте, перевяжите веревкой.

Мне было уже почти все равно: халат так халат, веревка так веревка.

Вечерню из-за летнего наплыва туристов перенесли на девять часов. Я успела поужинать и вымыть посуду.

А перед началом службы отец Михаил в рясе и камилавке подошел ко мне в храме и молча протянул черную косынку.

И в это мгновение, когда он остановился передо мной с застывшей улыбкой и протянутой рукой, меня вдруг будто ударило горячей волной. Всем своим существом — кожей, нервами, сердцем — я ощутила смысл происходящего. Этой черной косынкой с тусклыми цветами, грубым халатом, так же как иронией своей и усмешкой, игумен от меня защищался.

Мы вышли после вечерни. Теплая густая тьма обволакивала нас сладковатыми, дурманящими запахами трав и леса. Над черной землей, над контурами деревьев и гор сияло звездное небо. Светящийся Дракон, изогнув в половину небесного свода гигантский хвост, повис над нами треугольником головы.

Низко упала звезда, мерцая, как зажженная и брошенная сверху бенгальская свеча.

Арчил зажег в трапезной лампу, и все потянулись на огонек.

Зашел и реставратор Гурам — он в первый раз отстоял вечерню, крестился, когда все крестились, и теперь продолжал начатый разговор с игуменом.

— Но как, как хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа? Этого я не могу понять, а потому и принять…

Из-за решетки окна и в проем раскрытой двери вливалась тьма, и в комнате было полутемно. Венедикт, Арчил и Митя сидели на затененном конце стола, я на топчане в углу. Гурам стоял, прислонившись к дверному косяку. Только отец Михаил сидел в круге света от керосиновой лампы, тяжело положив на стол руки и опустив глаза. Свет падал слева и сверху, и в глазницах его залегли тени. Мотыльки бились в стекло лампы, их летучие тени метались, кружились по потолку.

— Да потому это и таинство, что умом не постижимо… — выговорил игумен, как будто с усилием преодолевая молчание. Гурам ждал, и остальные молчали. Тогда игумен продолжил: — Помните, в Евангелии от Луки, Дева Мария тоже спрашивает Архангела: «Как будет это?» — то есть как родит Она Сына Божиего? А он отвечает: «Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя». Вот и все, что можно сказать. Дух Святой нисходит, чтобы создать плоть Христа во чреве Марии, и Он же во время литургии прелагает хлеб и вино в Чаше — в Тело и Кровь Христовы. А как и тут, и там тайна…

Я слушала его глуховатый спокойный голос и ощущала тайну, разлитую вокруг нас в этой ночи с ее мраком и светом и в нас самих, в нашей способности видеть, мыслить, дышать, страдать, тосковать по любви и не утоляться на земле никаким обладанием. Тайна в сотворении мира, в рождении первого и любого другого по счету человека, в прорастании макового семени и созревании колоса ржи. Поверхностному сознанию мир кажется объяснимым, потому что оно способно проследить действие тайны, назвать ее словами, набросить на нее сеть определений. Так ловят в сеть птицу, но сеть остается сетью, птица — птицей, они никогда не станут тождественными, а в остатке и есть живая жизнь.

Человечество, как Пилат, прокуратор Иудеи, вечно задает вопрос:

что есть истина? И, как Пилат, пожав плечами, отворачивается от Истины Живой, стоящей перед ним, им осужденной на распятие. На этот вопрос Христос и ответил на Тайной Вечери своим ученикам, как никто никогда до Него не был вправе ответить: «Я есть Путь и Истина и Жизнь». И это сердцевина тайны, из которой и соткан мир.

Поверить в Бога, принять эту Истину, говорил отец Михаил, можно только всем существом без остатка: сердцем, волей, разумом, образом жизни. Что может один разум? Только пройти через зону неведения и устранить препятствия к вере, потому что малое самодовольное знание уводит от веры, большое — к ней возвращает.

Я раньше не видела такого лица у игумена, разве что когда он выходил из-за царских врат. Он поднял глаза, в них почудилось мне тихое полыхание духа, сосредоточенного и углубленного.

Мы спрашиваем: как? что? Но всякое рассудочное знание, даже богословское — только мертвая формула Живой Истины, Только средство. А цель, начало и конец, альфа и омега — Сам Бог, созерцание Его, общение с Ним, уподобление Ему, приобщение к божественной вечной жизни.

Человек не самобытная жизнь, он только существо, причастное жизни. Бог есть Жизнь Вечная, Источник Жизни, питающий человека, Древо Жизни, растущее посреди рая. Мы — ветки на этом Древе, и если ветвь отсекается, она засыхает.

Все мы без Бога были отсеченными ветвями, как Адам, переставший есть плоды от Древа Жизни. Мы медленно умирали и долго еще могли умирать. Привиться опять к стволу, чтобы пошли через нас живые соки, можно не разумом, а так же целостно — телом, душой, духом. Так и бывает в таинствах: в простых и зримых формах они подают нам незримую благодать. «Я — лоза, вы же — ветви…» — и это не символ, для того мы и молимся и причащаемся, чтобы получить эту реальную силу. Только в Церкви, в богослужении богословское сознание становится благодатным и животворным. Без Церкви и таинств нет христианства.

А если Дух Святой найдет на тебя и сила Всевышнего осенит тебя, тогда ты сам узнаешь как. И это будет опытом твоей жизни в Боге, а не чужими словами о Нем…

Потом у себя в келье, когда Митя уснул, я сидела за столом со свечой и Евангелием, перечитывала ту главу от Иоанна, где Христос говорит о Себе как Вечном Хлебе Жизни.

Он только что накормил пять тысяч пятью хлебами. И народ ищет Его, чтобы нечаянно взять и сделать царем. «Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий…» Но они требуют новых знамений, вспоминая манну, выпавшую с неба в пустыне во времена Моисея, ждут хлеба и чуда. «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес. Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру. На это сказали ему: Господи! подавай нам всегда такой хлеб. Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни; приходящий ко мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда».

И дальше говорит Он слова, которых они не могут вместить: «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец и Я живу Отцем, так и ядущий Меня будет жить Мною. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес». И многие из учеников Его говорили: «Какие странные слова! кто может это слушать?» — и отошли от Него. «Тогда Иисус сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти? Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго». Сколько раз я читала эти слова, но принимала их отвлеченно. И вот теперь они завершились для моего сознания — исполнились в Тайной Вечери. «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Новаго Завета, за многих изливаемая во оставление грехов».

И эти же слова произносит священник на литургии во время Евхаристического канона после благодарения Бога и тайных молитв:

«Приимите, ядите, Сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов. Пиите от нея вси, Сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов».

Диакон, крестообразно сложив руки, возносит над престолом Святые Дары как жертву любви и благодарности Богу. Священник в тайных молитвах просит ниспослать на них Духа Святого.