Единорог

– - Ваша вера в значительность моих страданий заставляла меня продолжать. Ах, как вы все были мне нужны! Я питалась вами, как тайный вампир, кормилась даже Максом Леджуром.
– - Она вздохнула.
– - Мне нужна была моя публика. Я жила в ваших глазах как ложный Aог. Но наказание ложного божества -- стать нереальным. И я стала нереальной. Вы сделали меня такой, потому что слишком много думали обо мне. Вы превратили меня в объект созерцания, как этот пейзаж. Я же сделала нереальным его, постоянно его созерцая, вместо того чтобы в него войти.
– - Она встала и подошла к окну.

Мэриан оглядела ее силуэт на фоне серого дождя. Джералд вошел в пейзаж и сделал его реальным. Но что произойдет с ним дальше? Что было там, в этом странном заброшенном пейзаже? Мэриан тоже поднялась. Она произнесла довольно резко:

– - Но вы сказали...

Ханна повернулась, и ее лицо, чуть освещенное отдаленной лампой, казалось, мерцало и подрагивало на фоне темного окна.

– - Вы приписывали мне свои собственные чувства. Однако у меня не было чувств, я была пуста. Я жила вашей верой в мои страдания. Но не испытывала их. Страдания только начинаются... сейчас.

, -- подумала Мэриан. Словно под влиянием какого-то странного наркотика она начинала видеть новые узоры и новые цвета. Мысль о том, что Ханна сошла с ума, метеором промелькнула в ее мозгу и исчезла. Она должна овладеть собой. Испытывая отчаяние, но внешне спокойно она сказала:

– - Ханна, вы самая великая эгоистка из всех, кого я когда- либо встречала.

– - Разве не именно это я хочу тебе сказать?
– - Голос очень похож был на голос Дэниса. Умышленно спародировав провинциальный акцент, Ханна коротко рассмеялась, и Мэриан засмеялась тоже.

Она подошла и встала рядом с Ханной у окна, они вместе смотрели на легендарный пейзаж. Дождь, падающий на запущенный сад, покрытый невзрачной травой склон, блестящие черные утесы, по которым, поблескивая, катились потоки воды, и зловещее, серое, как сталь, море -- от вида всего этого ее охватило отчаяние и мелькнула мысль о смерти, как будто смерть, еще не готовая забрать ее, пролетела прямо перед ее лицом, коснувшись своим холодным дыханием ее губ. Дождь падал на темные рыбные пруды в скачущем резком ритме. Должна ли она остаться здесь с Ханной? Может -- навсегда? Настоящие страдания начинались только теперь.

Мэриан смотрела вниз, от потоков дождя рябило в глазах, так что сначала она не могла разобрать, действительно ли что-то происходит внизу, или это только обман серого колеблющегося sveta. Там было какое-то движение, мелькали темные тени. Затем она увидела, как две фигуры в черных дождевиках появились на террасе и встали радом, глядя вперед и словно что-то поджидая. По тому, как они стояли, как бы составляя, подобно скульптурной группе, одно целое, она узнала в них Джералда и Джеймси. Ханна, глядя на них, тоже одеревенела. Обе женщины смотрели вниз в полном молчании.

Минуту-две спустя, материализовавшись из массы дождя, появился кто-то третий, медленно приближаясь. Ханна издала какой- то звук -- вздох или тихий вскрик. Мэриан пристально смотрела на незнакомую фигуру, тоже закутанную в плащ с капюшоном. Затем, вздрогнув, с ужасом и удивлением она повернулась к Ханне. Мэриан узнала его. Это был Пип Леджур, и он держал ружье.

ГЛАВА 28

Дэнис прислонился к двери:

– - Мне его впустить? Вы примете его?

Ханна все еще стояла у окна. Она не двинулась с места, когда Пип вошел в дом. Продолжая смотреть на дождь, бросила через плечо:

– - Значит, Джералд не возражал?

– - Мистер Леджур проявил большую решительность.

– - Он сейчас за дверью? Впусти его. Нет, подожди минуту.

Она отвернулась от окна, запахнулась поплотнее в халат и завязала пояс. Подошла к одному из зеркал и посмотрела на себя, не прикоснувшись ни к лицу, ни к волосам.

– - Впусти его.

Мэриан направилась к двери.

– - Подожди, Мэриан, я хочу, чтобы вы с Дэнисом остались здесь, пока я буду говорить... с ним.

Мэриан взглянула на Дэниса, но его лицо было застывшим и мрачным, как лицо горца. Он не смотрел на нее. Почти физически ощущая надвигающуюся опасность, Мэриан опять отступила к окну, стараясь держаться как можно дальше. Ханна села на стул с прямой спинкой, развернув его немного к двери. Дэнис открыл дверь.

Пип снял свой плащ, но все еще держал ружье. Его ботинки были покрыты толстым слоем грязи, и запах дождя, земли и моря, zapakh влажного твида проник в комнату вместе с ним. Несмотря на свою грубую деревенскую одежду, он выглядел стройным, элегантным, по-кошачьи грациозным. Точнее, со своей маленькой гладкой головкой и длинной шеей походил на красивую змею. Он сделал шаг, другой и по-солдатски остановился перед Ханной. Дэнис бесшумно закрыл дверь, сел на пол, прислонившись к косяку.

Пип и Ханна долго в молчании смотрели друг на друга -- он задумчиво, серьезно, как будто находился перед прекрасной картиной, она мрачно, почти угрюмо, время от времени бросая взгляд вокруг, затем возвращаясь к нему.

– - Ты не возражаешь против моего прихода?
– - вопрос прозвучал хладнокровно, как будто они виделись вчера.

– - Конечно, возражаю. Чего ты хочешь?

– - Забрать тебя отсюда.

– - Зачем ты говоришь это сейчас? Ты мог прийти и сказать это в любое время за минувшие годы. Ты бывал здесь достаточно часто и наблюдал за мной. Мэриан, пожалуйста, мои сигареты.
– - Ее тон был слегка раздраженным, но почти спокойным. Когда же Ханна стала зажигать сигарету, рука ее так дрожала, что сделать это было почти невозможно.

– - Сейчас все по-другому. Теперь тебе не обязательно здесь оставаться.

– - Ты жесток.

– - Нет. Я не собираюсь быть свидетелем того, что произойдет в будущем. Сейчас все изменилось. Если я уйду отсюда сейчас, я уже никогда не вернусь. Но я хочу забрать тебя с собой, -- он говорил мягко и спокойно, тоном священника.

– - Что-то, возможно, и изменилось, но мои намерения остались прежними, -- она отвечала ему в его же тональности, откинувшись на спинку стула, спрятав одну руку за спину и выдвинув ногу. Их неподвижные фигуры были связаны какими-то силовыми линиями, они казались заключенными в оболочку, в которой клубилось неистовство.

– - Ты не сможешь сделать этого снова. Теперь все испорчено. Не обманывай себя, Ханна. Ты устала.

Она закрыла глаза, правда его слов, казалось, на минуту обессилила ее.

– - Ты говоришь, все испорчено теперь. А чем все это было прежде?

Минуту он молчал, затем повернулся и прислонил ружье к pis'mennomu столу. Скрестил руки, глядя вниз на нее, и, казалось, впервые задумался над ее вопросом.

– - Разве это имеет значение? Ты взялась за что-то ока завшееся слишком трудным.