Единственная для темного эльфа

Во время всего, что он говорил, я не могла оторвать от него глаз. Мне кажется, я дышать стала в такт ему, почувствовав, как вздымается его грудь, под моими ладонями. Его руки на моей талии давно уже притянули меня к нему, и слова, что сейчас доходили до моего сознания, он шептал уже куда-то в шею.

— В каком смысле ты употребляешь эти слова? — спросила я уже тогда, когда меня опрокинули на мягкое одеяло и нависли сверху. — Твоя, мой… Я боюсь, что неправильно тебя понимаю.

— Ты все верно понимаешь, — уверенный взгляд эльфа заставил мои глазки позорно увильнуть в сторону. — И о моих чувствах к тебе догадываешься. И то, что теперь я твой хранитель, только делает нашу связь крепче. Ты нужна мне, Ая. И я никому тебя не отдам, будь то наемники-убийцы или самоуверенный волк. Ты вся моя, без остатка. С тех пор, как очутилась в этом мире, когда мы только встретились, когда узнал тебя настоящую, не смог уйти. Потому что рядом с тобой мое место, пусть я и не сразу это осознал.

— Фаль, — позвала я эльфа, тронувшего мое сердце.

Не ожидала от него такой речи. Дроу, не дожидаясь того, что я отвечу, нежно прильнул к моим губам. Его мягкие губы дарили мне то тепло, что копилось в нем очень долго. Несмело поддаваясь захватчику, я не могла выбросить из головы его слова и свои собственные сомнения, а так бывает? Его шелковые волосы соскользнули с его спины, опав на мою грудь и по обе стороны от меня. Руки сами непроизвольно потянулись, чтобы пальцами ощутить их гладкость.

Однако я отстранила его, прервав поцелуй, который уже желала и сама.

— Не знаю, чем заслужила тебя и твои чувства, — отвела я глаза в сторону, силясь выговорить то, что гложило мою душу. — Но, Фаль, боюсь, я не смогу дать тебе то, что ты хочешь.

Мужчина едва заметно нахмурился, но перебивать меня не стал, чему я была очень благодарна. Слова давались мне с усилием, так как признаться в причине не могла и сама себе. Мне нужно было сформировать мысль.

Я боюсь? Наверное. Я всю жизнь избегала подобных чувств, словно избитая хозяином собака, которая доверяла ему больше, чем кому-либо во всем мире. Боюсь, что переменчивость судьбы сломает меня, стойкую оловянную балерину, не поддающуюся огню страсти окружающих ухажеров. Боюсь, что если рискну поддаться и впущу в свое сердце кого-то, история, что уже имела место в моей жизни, повторится. Однажды меня и маму уже предал наш самый любимый и самый лучший мужчина, защитник, отец. Смогу ли я быть такой же стойкой, как мама? Ведь мне казалось, что она робот, отключивший свои чувства.

Может эта ассоциация детства и стала моей путеводной звездой к кампании, в которой я сейчас работаю. Она осталась непомерно далеко в прошлом, в настоящем которой нет. Я своими руками писала коды под программное обеспечение существ, не обладающих ни граммом чувств. Машины не обманывали, как нельзя было обмануть и их. Обнаруженные баги вычислялись и сразу же устранялись, доводя механизм до совершенства.

Я была еще так неопытна, когда усердной командной работой стремилась создать исключительные проекты. И трудилась так, будто высекала из камня собственную совершенную модель, какой хотела бы видеть и себя. Идеальной и бесчувственной, которую невозможно было бы ранить. Очередное жизненное предательство, которую, даже бы не привлекло внимание.

Это был мой способ избежать ненужных проблем. Это был мой стойкий щит, выдерживающий любой напор. Свою любовь я дарила только технике, точнее, тем механизмам, которые должны были научить меня создавать совершенство. И нет, я не трудоголик и не карьеристка, просто я по-настоящему любила свою работу и искала в ней спасение.

У меня уже была семья — команда разработчиков, с которыми я вместе трудилась. Некоторых я никогда не видела в лицо, но результат наших трудов был нашим общим детищем. Я была винтиком в слаженной системе в мире, где даже ребенок может написать простенькую игру с помощью несложного языка программирования. Никакой магии.

Я понимаю, что мыслю неправильно, и что это глупое мировоззрение необходимо искоренять. Так ведь я делаю плохо лишь себе. Но ни разу во мне не возникло желания что-то менять. Мою самооценку всегда было чем подпитать, но на этом я закруглялась. Пусть хроническое недоверие прочно вцепило в меня свои когти, но разве должна я ради этого избегать создания семьи, боясь, что и она рухнет в какой-то момент?

Семья, значит, доверие. Полное взаимопонимание, хотя бы тяга к человеку. Семья, значит, твое продолжение… А как подпустить к себе того, чьи прикосновения будут чужды? Это раньше работало правило «стерпится — слюбится», но сейчас не то время, когда женщина обязана вступать в брак, растить детей и быть хранительницей очага. Но, может, хотя бы попробовать кого-то подпустить поближе к своему сердцу? Забыть о возможной боли и вероятности, что ничего не получится.

Нет никакой любви. Есть гормоны, внутренняя химия, симпатия и куча всяких таких плюх, которые создают притяжение между мужчиной и женщиной. Потом это все равно проходит. Почему только перед этим эльфом я хочу поверить в сказку? Словно безголовая, хочу наступить на разбитое стекло, чтобы вместо боли в раненной ступне ощутить щекотку. Любовь для меня всегда была той же магией, я и не подозревала, что есть иные миры, в которых магия существует. А, значит, и любовь?..

Разве не все мужчины, чтобы получить желаемое, не наплетут с три короба?.. Нет, мне трудно поверить, что Фалькониэль может быть таким. Чего ему желать от бестолковой в этом мире барышни, которая ничего даже не умеет? Я потерпела полное фиаско, так как то, чем я жила в моем мире, здесь было абсолютной выдумкой.

Эльф сначала рассмотрел во мне друга. Только за это я, похоже, хочу рискнуть. Наконец, я поняла, что же я могу дать взамен на то, что все время отдавал мне он. И пусть потом будет больно, а сейчас страшно.

— Я совсем, — закивала я головой. — Совсем не знаю, как…

Я даже выговорить не могла слово «любить». Такое ранее пустозвучное слово, а столько усилий, чтобы оно вырвалось из моих уст.

— Не надо, — наконец прервал мои мучения эльф. Я испуганно подняла глаза на него, ужаснувшись, что он может неправильно понять меня. — Я не буду давить на тебя.

Паузы, которые он делал между фразами, тянулись для меня бесконечно. С замиранием сердца я прислушивалась, чтобы внять чему-нибудь в духе «я к тебе с открытой душой, а ты мне в нее плюнула».

— Но я дождусь, девочка, — с теплотой в голосе добавил он. — Когда ты будешь тянуться ко мне так же, как и я к тебе сейчас, я окружу тебя тем, от чего ты сейчас отчаянно бежишь. Думала, я не заметил?

Не знаю, на что было похоже мое нынешнее лицо, но эльф улыбнулся.

— Не знаю, кто изранил твое сердце, но я вылечу его для себя. Даже если никакой надежды на чудесное лекарство не останется, а стану зализывать твои шрамы, словно дикий зверь. Не отступлюсь, девочка. Чтобы так искусно не замечать мои чувства, нужно быть либо очень глупенькой, либо нарочно игнорировать.

Назад пути нет, я приняла решение. Подняв затравленный взгляд, понимая, что меня каким-то образом раскусили, я испытала облегчение. Он каким-то непостижимым способом понимает меня, старается войти в мое положение, мирится с моими заскоками.

— Не стану тебя торопить, — эльф нагнулся, чтобы выдохнуть мне в ушко то, от чего мне стало жарко. — Я добьюсь тебя постепенно.

— Угу, — спустя паузу одобрила я, подтянув эльфа за шею к себе для объятий. — Спасибо тебе, Фалькониэль.

Дроу осторожно погладил меня по волосам, от чего я прильнула к нему поближе. Этот большой, сильный, внушающий страх в окружающих мужчина, мой. И искренности в нем больше, чем во всех тех, кто добивался моего внимания ранее.

Он больше не стремился сорвать поцелуй с моих губ, и я не знала, уважать его за это или огорчаться. Он все так же сжимал меня в объятиях, и тепло его тела согревало мое. То, что он называет меня своей, звучит так естественно, что мне даже не хочется оспаривать. Это даже еще более истинно, чем их местный «закон Ньютона», который гласит, что дроу обязательно очень негативный субъект.

— Ради тебя я научусь, — заглянула я в его глаза, в которых уже привыкла видеть нежность. — Я согласна быть твоей.